Хронофаг
Её он носит с неких пор.
Ему сто лет заняться нечем,
Ему чужое время сор.
Сто лет отчаянно недужен,
Он вправе волю дать словам,
Поскольку верует, что нужен
Чужим садовым головам.
Он бьется тут из сил последних
Как пеленгатор наших бед.
Не верьте, он не собеседник
Ему до вас печали нет.
Ведь неизменно глух, как кречет,
Он наплетет такую вязь,
Что не унять автоответчик
С одной минутою для вас.
Играет он в одни ворота,
Привычный делая набег.
И ваши личные заботы
Ему неведомы вовек.
Ему они неинтересны,
Вы урна – только и всего.
Так будьте все-таки любезны
Развесить уши для него.
Его дела давно в упадке,
Он ваши праведно крадет.
Всегда радеет о порядке
И нравы постные блюдет.
Его навязчивое благо
Напоминает нудный зуд.
Чужие уши – как бумага,
Что все излитое снесут.
И, с телефона не сползая,
Он всем и вся вещать готов,
Как труден пост и чем он занят,
И сколько пролито потов,
И что вокруг хамелеоны,
И провокаций не избечь.
Шипы, рогатки и препоны
Его пронизывают речь.
Очередной затеяв шухер,
Как сам себе и обещал,
Он всё разведал и пронюхал,
И ни на раз не оплошал.
Всем раздавая наставленья,
Он восседает, как раджа.
Не понимает поколенья,
Не оставляет рубежа.
И вроде прав, и вроде в точку,
И предан миссии своей.
Но так и кажется, что кочку
Кляня, он радуется ей.
Ему любое лыко в строку,
И грань у истины тонка.
Он бдит, он тут, неподалёку,
На расстоянии звонка.
И там, где моль и тараканы,
И в паутине потолок,
Давно расставил нам капканы
Его тягучий монолог.
Не инквизиции наследник,
Но во спасение людей
Он – твердолобый проповедник
Своих незыблемых идей.
Ему уютно в этой нише,
Он метит всё. И потому
Глаголет, как поэму пишет,
Что не заказана ему.
Ему перечить бесполезно,
Внимая, будто на одре,
Про все канавы у подъезда
И все несчастья на дворе,
Про неполадки, про задержки,
Про всю ораву на горбе.
Ему не выжить без поддержки
В его немыслимой борьбе.
Ведь он уже последний воин,
Один как колокол звонит.
И постамента он достоин,
На коем мысленно стоит.
Священный долг его – бороться.
А с чем? Да с этим самым вот:
С тоской убогого сиротства
И скукой комнатных забот.
Ему б немедля к прокурору,
Ему б трибуну выше крыш,
Чтоб показать обратно гору,
Что родила обратно мышь.
Не выворачивая кожу,
Он держит око на трубе.
И всю общественную ношу
Он делегировал себе.
И вроде он опять при деле,
Пусть без портфеля и венца,
Не дни и целые недели,
А до могилы, до конца.
Он все приметит непременно,
Всему устроит перетряс
Затем, чтоб вы уже смиренно
Ему внимали в сотый раз.
Беда такая с вами вышла,
Но разве гибельна она.
Сопротивление излишне,
Поскольку вам уже хана.
И он дает всему оценку,
Как свой монашеский обет.
И вновь горой идет на стенку,
Которой собственно и нет.
Быть может, он анекдотичен,
Неугомонный спутник ваш.
Но мне совсем не симпатичен
Бессмертный этот персонаж.
И я не вижу в нем икону,
Что мир от гибели хранит.
Не подходите к телефону,
Ведь это он опять звонит.
2006
Свидетельство о публикации №113112502938