Дятел и кукушка

         
                Эссе
               
                Конец ноября. Лес и я вместе с ним оглохли от тишины. Он безмолвствовал и казался отрешенным, а, может, был в полной растерянности, чувствуя свою наготу и уязвимость, с которыми особенно в последние дождливые дни окончательно смирился. Вдруг тишину рассекла, как острое лезвие топора, полено, высокая нота, точнее ноты, почти сливающиеся в аккорд - череда ударов, которая также  внезапно оборвалась, как и возникла. Это дятел облюбовал ствол уже умирающего дерева.

          Он делал свою работу на свой лад, без какой - либо закономерности: частые очереди сменялись отдельными ударами или совсем короткой серией - из трех – пяти  ударов. Потом появлялась пауза, и я думал, что дятел перелетел на другое дерево, но подняв голову вверх, видел «стахановца», который, очевидно, раздумывал: применить ли ему для поимки очередного жучка нано - технологию или долбить по старинке: долго и нудно, но наверняка. И он долбил и долбил. А я, прохаживаясь по тропинке взад вперед, не теряя из виду дерева с дятлом, все слушал и думал.  Да, он лечит дерево, но не понимает этого, но эффективность его лечения невелика, ведь дерево совсем сухое. Так нередко старается  реаниматолог: делает все возможное, но все бесполезно, но он верит, что спасти жизнь можно. А может дятел просто старается набить утробу и перелететь  на следующее, как и человек, которому, как и дятлу все мало и мало? С такими мыслями я и пошел домой, вспоминая прошедшее лето и, казалось бы, совсем не связанную с настоящей встречей с дятлом,  но почему – то запавшую в памяти летнюю встречу с кукушкой.
               
             Тогда  рыбалка на утренней зорьке не удалась 
и я, просидев с шести утра до полудня на реке, медленно шел по редкому хвойному лесу, где свободно дышалось, и было прохладно несмотря на уже наступивший июльский зной. Присев на поваленную сосну, коих было множество от пронесшегося несколько лет назад урагана, который обломил как спички сосны, оставив  остовы стволов высотой чуть больше метра и которые я не смог обхватить пальцами обеих рук. Путь волны урагана четко прослеживался по просеке шириной метров в двести.
         
           Я закурил и пытался разобраться: отчего не было клева, ведь и погода хорошая и наживка  и снасть …  Жаль не было яиц муравьиных, не нашел, видно, дятел полакомился любимым блюдом. Я вспомнил, как в детстве на пруду ловил карасей на крупные желтые яйца муравьев величиной и цветом напоминающих распаренную желтую рисинку. После каждой рыбалки я приносил бидончик карасей величиной  больше ладошки. Бабуля, после жарки третьей сковородки, словно совершая ритуал, медленно поворачивалась ко мне, вытирая фартуком руки и обхватив левым указательным пальцем нос  –  была у нее такая привычка - говорила: «Остальных на веревку, а мне корову доить надо».
       
          В лесу для летней поры было  довольно тихо, наверное, у его обитателей началась сиеста. Я снова переключился с рыбалки на стройные сосны. Видно недаром Петр 1 начал строить корабли именно в этих местах. Да, такими стройными могут быть только ноги хорошенькой  и обязательно высокой девушки. В прочем, здешние сосны могут дать последним фору.

        Сначала я даже и не расслышал органично встроенные в редкие, едва различимы звуки леса, позывы кукушки. Я сосредоточился.  Да, теперь я отчетливо слышал ее спокойный и монотонный голос. Я мысленно спросил себя: «И зачем люди загадывают и считают ее  клики: ку – ку… ку - ку, надеясь каждый на долгожитие? А может кукушка исповедуется, может она изливает душу и  раскаивается в своих поступках, неоднократно бросая свое будущее потомство? Может она даже надеется, что люди слушают ее так долго, сочувствуя ей? Ведь она не ведает, что во время ее исповеди люди думают только о себе, может также как и тот дятел: лишь бы набить брюхо. А скорбь ее может быть и долгой  и короткой. А может она, как и человек, сделав подлость, раскаивается, идет в церковь, ставит свечи, а выйдя из храма, совершает еще более подлые поступки? Я подумал о дятле: «Загадывали бы себе люди количество прожитых лет соразмерно количеству выстрелов и очередей дятла. А там, как очередь, так десяток лет еще и пожить можно, если, конечно, ты в согласии с этим удивительным миром природы, от наблюдения которого становишься чище, а на душе спокойнее».
       
        Сами собой пришли мысли: «Хорошо, что я послушал молотобойца – дятла, благодаря которому вспомнил исповедь кукушки. Получается, что природе востребован  со всеми  достоинствами и недостатками и дятел, и кукушка, да и я, такой, какой есть, наверное, для того, чтобы быть свидетелем земной красоты.
                Виктор Попов