У школьного сада

… серый день среди осени, незадолго до первого снега. Первый урок учительница начала со слов: «Сегодня будьте, пожалуйста, вежливы и ласковы с тетей Таней. (Тетя Таня – пожилая техничка. Техперсонал в школе не называли по отчеству, это было учительской привилегией.) У тети Тани снесли ее дом». Тут учительница смолкла и несколько долгих мгновений не могла перейти к следующей фразе. А потом начала, заметно повысив тон: «Ей предоставят новое благоустроенное жилье. А на месте ее сада будет разбит наш новый школьный сад». И наконец – тихо, опустошенно - выдохнула: «Но вы всё равно… пожалуйста».  Дети восьми лет, мы уже представляли, на какое благоустроенное жилье - взамен родового дома с садом яблонь и вишен, с малиной и смородиной, с огородом, где всего полно - может рассчитывать одинокая вдова, бывшая колхозница. И, если не умели ясно высказать словами, то – судя по тяжелому молчанью – все как-то почувствовали, чтО, собственно, произошло.

Молчание длилось меньше минуты. На перемене просьба учительницы была, конечно, забыта. А через год, заходя в школьный сад, уже никто не вспоминал ни о снесенном доме, ни о прежней хозяйке этих яблонь, вскоре после того дня покинувшей школу. В нашем маленьком городке я ее не видел. Может быть, просто не узнавал.


Было дело. Да сорок уж лет пролетело
с хорошеньким гаком...
В промозглом осеннем дыму

стою посреди запустелого града
в тлении брошенных яблок,
позабытых,
не нужных теперь никому.

Одичала антоновка.
Местами забор переломан.
Сад забит лебедою и снытью.
Тропы скрыло сырое быльё.

Просто взять и сказать бы: что не было дома,
тетю Таню – взять и забыть бы.
Да она не сдается,
не хочет, упрямая, в небытиё.

Град, спаленный вулканом.
Занесенный губительным ветром.
Аркаим. Геркуланум.
Под ветками яблонь
в духе тления чудится мне

вой, вакхический вой одичалых
четырех элементов,
рвущих обручи
на застоялом всемирном вине. 

В кисло-коричневом,
в душном сне сплошного распада
я вздыхаю к Дельфийскому богу,
да вернутся ко мне –
мера, смысл и покой,

– и встают предо мной
резное крыльцо, и наличники, и
налитая антоновка тети Танина сада
бронзовым солнцем живых
гудит над моею Окой.