Стефан Цейг. Жгучая тайна. Рассказ в сумерках

Стефан Цейг. Жгучая тайна. Рассказ в сумерках.
(Рассказ о мальчике, которого внезапно настигла любовь, его собственная и чужая).
Это происходит в горах Шотландии, в графском замке. Мальчик, Боб, гостит летом у своей замужней сестры, он там не единственный гость. По доброму обычаю английских дворянских семейств в гостях собирается целый круг товарищей по охоте, их жены, несколько молодых девушек. Целый день взад и вперед скачут лошади, своры собак; на реке мелькают две-три лодки. А вечером мужчины и дамы до полуночи веселятся, а и затем расходятся по своим комнатам. Мальчик вечером совершенно один. К мужчинам он не смеет идти, разве только на одну минуту, а перед дамами он испытывает робость. И вообще, он не любит их общества, они обращаются с ним, как с ребенком, снисходительно его слушают, пользуются им для тысячи мелких поручений и благодарят как воспитанного мальчика. Он решает спуститься в сад. Кругом тишина. Вдруг, когда он глубже погружается в темноту, позади его раздается скрип щебня. Испуганно обернувшись, он видит мерцание высокой белой фигуры, идущий к нему, с ужасом чувствует себя в крепких объятиях женщины. Нерешительно, неуверенно, как бы вопрошая, его руки схватывают это чужое тело, и быстро пьянея, он прижимает его к себе и отдается безрассудно яростной страсти. Он не думает о том, как эта женщина пришла к нему, как её имя, - он  только чувствует, что все загорелось диким желанием в этой сладостной борьбе, завертелось. Закружилось в чудном вихре.  Кто была эта женщина, настигшая его в темноте своей любовью? И тут он вдруг вспоминает, что женщина совсем не говорила, ни разу даже не назвала его по имени,  что он знает лишь аромат её разметавшихся волос,  горячее прикосновение  груди, гладкую эмаль кожи, что ему принадлежало её тело, её дыхание, весь её судорожный порыв.  Он решает, что завтра взглядом ли, блеском глаз, пожатием руки - чем-нибудь незнакомка себя выдаст. Утром, во время завтрака, за столом не было даже намека,  который бы послужил бы к разгадке страстной незнакомки. Вечером он ожидает, пока она придет. Вдруг он видит тень, промелькнувшую в саду. И вот он снова сжимает в своих объятиях, страстно как когтями, это неистовое, разгоряченное быстрым бегом тело. Эта женщина из мрака берет его, не выдавая себя. Как бы в порыве дикой страсти он прижимает её руку с медальоном к себе, пока медальон не впивается в кожу. Как и вчера, женщина внезапно вскакивает и убегает. В комнате на своей коже он рассматривает отпечатанный знак восьмиугольного медальона. Завтра он всё узнает. Утром, за завтраком, мальчик узнает по медальону ту страстную женщину, которая была с ним ночью в саду. Он предполагает, что это Марго, на ней медальон –восьмиугольник  острыми краями. После конной прогулки мальчик пытается прижать к себе руку Марго. Краснея от гнева, Марго дает сильный толчок, от которого он шатается, и быстро проходит мимо его. Мальчика охватывает горечь при мысли, что она им так играет. И все же вечером, как ни дико это кажется ему самому, он снова стоит в саду и молит Бога, что бы она пришла. Легкий треск среди деревьев и он снова чувствует в своих объятиях тело , о котором он мечтал в исступлении. Глухо , из самых глубин души, в пламенном порыве, вырывается у него слово: - Марго!...Марго!  Но словно удар пробегает по её телу. Сразу цепенеет исступленность объятий. Дико и резко она отталкивает его. Рыдание сжимает её горло, она вырывается и убегает. И снова он один, испуганный и потрясенный. Он охвачен любовью. Он знает только одно, что он должен сейчас же увидеть её, и говорить с ней. Когда он робко выходит из чащи деревьев, он видит, что в её окне на первом этаже горит свет. Это тусклый свет, и его желтое мерцание едва окрашивает листья большого клена, ветви которого, словно руки, то протягиваются и постукивают в окно, то откидываются назад от легкого ветерка, а сам клен кажется темным исполинским соглядатаем у маленького светлого окна.   Мальчик решает забраться на ствол дерева и поговорить с Марго. Там, вблизи от нее, он поговорит с ней и не спустится вниз, пока она не простит его. И вот он уже забрался на дерево и висит на самом верху, а под ним странно качается листва. Мальчик видит уже белый поток комнаты и, по середине него, золотой круг лампы. Он дрожит от волнения, зная, что в следующее мгновение увидит её плачущей или тихо рыдающей, быть может, обнажающей желанное тело. Его руки слабеют и тело вдруг начинает скользить, он теряет равновесие и, кружась, падает вниз. Через несколько минут упавший приходит в себя. Вдруг он чувствует внезапную боль в правой ноге. Он сразу понимает, что с ним случилось. Он знает также, что не должен оставаться под окном Марго, не должен просить о помощи, ни звать, ни делать резких движений. Ползком, с невероятными страданиями он пробирается до двери. Дверь поддается, и неожиданно, как брошенный камень, он вваливается в освещенную комнату. Все бросаются ему на помощь. Посылают за доктором. Врач констатирует перелом ноги и успокаивает всех, что нет никакой опасности. Но пострадавший должен долгое время лежать неподвижно, с повязкой. Марго навещает его почти каждый день. Но разве не навещают его и Китти, и Елизавета, маленькая Елизавета, которая смотрит на него всегда так испуганно и кротким озабоченным голосом спрашивает, не лучше ли ему?. Он хотел бы, чтобы никто не приходил к нему, одна лишь Марго, на один только час, даже на несколько минут, а там пусть останется один. Чтобы мечтать о ней без помех, спокойно, радостно, точно уносясь на легких волнах, со взглядом, обращенным внутрь себя, на милые образы своей любви.
Однажды произошло вот что: дверь вдруг робко шевельнулась и кто вошел в комнату, а он закрыл глаза и притворился спящим. Вошедшая, почему -то не ушла, а осторожно приблизилась к нему и присела возле его ложа. Мальчик почувствовал, каким горячим взглядом окинула она его лицо. Его сердце сильно забилось. Неужели это Марго? Какое сладостное, волнующее, тайное наслаждение – не открывать глаз и чувствовать её близость! Щурясь, Боб потихоньку приоткрывает веки и узнает Елизавету, сестру Марго, юную, странную Елизавету. Он смотрит на медальон: может быть Марго подарила ей его сегодня, или вчера, или в тот день. Он спрашивает Елизавету о медальоне и оказывается, что их дядя Роберт, подарил эту монету какой-то американской республики Марго и Елизавете. Только теперь он весь ужас недоразумения. Боб почувствовал, что теперь Марго потеряна навеки, и он любит её ещё сильнее, с безнадежной тоской о недостижимом. Покажись ему тогда Елизавета. Он полюбил бы её. Тогда он был ещё ребенком в своих желаниях, но теперь, в тысячах грез, имя Марго прожгло его душу, и он не в силах удалить его из своей жизни. Он чувствует, что его охватывает жалость к тихой белокурой Елизавете, для которой у него не нашлось ни слова, ни взгляда за все дни, когда его благодарность к ней должна была бы разгораться ярким огнем.
Однажды когда Елизавета сидела около его кровати, Боб обхватил её руки и поцеловал в её влажные губы то она с грустью в голосе сказала: «Ты любишь ведь только Марго». До самого его сердца дошло это самоотречение, это тихое, бессильное отчаяние, которое навевает на него осеннюю грусть о том, что любит он Марго, а его любит Елизавета.
Проходит несколько лет, и он уже больше не мальчик. Но первое переживание слишком живо в нем, чтобы могло когда-либо изгладится. Марго и Елизавета обе вышли замуж, но он не хочет никогда встречаться с ними, так как воспоминания о тех часах временами обступают его с такой непреодолимой силой, что вся последующая жизнь кажется ему только сном и призраком по сравнению с действительностью этого воспоминания. Он стал одним из тех людей, для которых уже закрыты пути к любви и к женщине.

Цвейг, Стефан
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Стефан Цвейг (нем. Stefan Zweig — Штефан Цвайг; 28 ноября 1881 — 22 февраля 1942) — австрийский писатель, критик, автор множества новелл и беллетризованных биографий.
Был дружен с такими известными людьми, как Эмиль Верхарн, Ромен Роллан, Франс Мазерель, Огюст Роден, Томас Манн, 3игмунд Фрейд, Джеймс Джойс, Герман Гессе, Герберт Уэллс, Поль Валери, Максим Горький, Рихард Штраус, Бертольд Брехт.
Новеллы Цвейга — «Амок» (Amok, 1922), «Смятение чувств» (Verwirrung der Gef;hle, 1927), «Мендель-букинист» (1929), «Шахматная новелла» (Schachnovelle, оконч. в 1941), а также цикл исторических новелл «Звёздные часы человечества» (Sternstunden der Menschheit, 1927) — сделали имя автора популярным во всём мире. Новеллы поражают драматизмом, увлекают необычными сюжетами и заставляют размышлять над превратностями человеческих судеб. Цвейг не устает убеждать в том, насколько беззащитно человеческое сердце, на какие подвиги, а порой преступления толкает человека страсть.
Цвейг создал и детально разработал свою собственную модель новеллы, отличную от произведений общепризнанных мастеров короткого жанра. События большинства его историй происходят во время путешествий, то увлекательных, то утомительных, а то и по-настоящему опасных. Всё, что случается с героями, подстерегает их в пути, во время коротких остановок или небольших передышек от дороги. Драмы разыгрываются в считанные часы, но это всегда главные моменты жизни, когда происходит испытание личности, проверяется способность к самопожертвованию. Сердцевиной каждого рассказа Цвейга становится монолог, который герой произносит в состоянии аффекта.
Новеллы Цвейга представляют собой своего рода конспекты романов. Но когда он пытался развернуть отдельное событие в пространственное повествование, то его романы превращались в растянутые многословные новеллы. Поэтому романы из современной жизни Цвейгу в общем не удавались. Он это понимал и к жанру романа обращался редко. Это «Нетерпение сердца» (Ungeduld des Herzens, 1938) и «Угар преображения» (Rausch der Verwandlung) — незаконченный роман, впервые напечатанный по-немецки спустя сорок лет после смерти автора в 1982 г. (в русск. пер. «Кристина Хофленер», 1985).
Цвейг нередко писал на стыке документа и искусства, создавая увлекательные жизнеописания Магеллана, Марии Стюарт, Эразма Роттердамского, Жозефа Фуше, Бальзака (1940).
В исторических романах принято домысливать исторический факт силой творческой фантазии. Где не хватало документов, там начинало работать воображение художника. Цвейг, напротив, всегда виртуозно работал с документами, обнаруживая в любом письме или мемуарах очевидца психологическую подоплёку.
«Мария Стюарт» (1935), «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского» (1934).

Загадочная личность и судьба Марии Стюарт, королевы Франции, Англии и Шотландии, всегда будет волновать воображение потомков. Автор обозначил жанр книги «Мария Стюарт» (Maria Stuart, 1935) как романизированная биография. Шотландская и английская королевы никогда не видели друг друга. Так пожелала Елизавета. Но между ними на протяжении четверти века шла интенсивная переписка, внешне корректная, но полная скрытых уколов и колких оскорблений. Письма и положены в основу книги. Цвейг воспользовался также свидетельствами друзей и недругов обеих королев, чтобы вынести беспристрастный вердикт обеим.
Завершив жизнеописание обезглавленной королевы, Цвейг предается итоговым размышлениям: «У морали и политики свои различные пути. События оцениваются по-разному, смотря по тому, судим мы о них с точки зрения человечности или с точки зрения политических преимуществ». Для писателя в начале 30-х гг. конфликт морали и политики носит уже не умозрительный, а вполне ощутимый характер, касающийся его самого лично.
Герой книги «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского» (Triumph und Tragik des Erasmus von Rotterdam, 1934) особенно близок Цвейгу. Ему импонировало, что Эразм считал себя гражданином мира. Эразм отказывался от самых престижных должностей на церковном и светском поприщах. Чуждый суетных страстей и тщеславия, он употребил все свои усилия на то, чтобы добиться независимости. Своими книгами он покорил эпоху, ибо сумел сказать проясняющее слово по всем больным проблемам своего времени.
Эразм порицал фанатиков и схоластов, мздоимцев и невежд. Но особенно ненавистны ему были те, кто разжигал рознь между людьми. Однако вследствие чудовищного религиозного раздора Германия, а вслед за ней и вся Европа были обагрены кровью.
По концепции Цвейга, трагедия Эразма в том, что он не сумел предотвратить эти побоища. Цвейг долгое время верил, что первая мировая война — трагическое недоразумение, что она останется последней войной в мире. Он полагал, что вместе с Роменом Ролланом и Анри Барбюсом, вместе с немецкими писателями-антифашистами он сумеет предотвратить новое мировое побоище. Но в те дни, когда он трудился над книгой об Эразме, нацисты произвели у него в доме обыск. Это был первый сигнал тревоги.
Последние годы. «Вчерашний мир»
Дом Стефана Цвейга в Петрополисе
Положение Цвейга в конце 30-х гг. было между серпом и молотом с одной стороны и свастикой — с другой. Вот почему столь элегична его заключительная мемуарная книга «Вчерашний мир»: прежний мир исчез, а в настоящем мире он всюду чувствовал себя чужим. Последние его годы — годы скитаний. Он бежит из Зальцбурга, избирая временным местом жительства Лондон (1935). Но и в Англии он не чувствовал себя защищенным. Он отправился в Латинскую Америку (1940), затем переехал в США (1941), но вскоре решил поселиться в небольшом бразильском городе Петрополис.
22 февраля 1942 г. Цвейг ушёл из жизни вместе с женой, приняв большую дозу снотворного.
Эрих Мария Ремарк так написал об этом трагическом эпизоде в романе «Тени в раю»: «Если бы в тот вечер в Бразилии, когда Стефан Цвейг и его жена покончили жизнь самоубийством, они могли бы излить кому-нибудь душу хотя бы по телефону, несчастья, возможно, не произошло бы. Но Цвейг оказался на чужбине среди чужих людей».
Стефан Цвейг и СССР
Цвейг полюбил русскую литературу ещё в гимназические годы, а затем внимательно читал русских классиков в период учёбы в Венском и Берлинском университетах. Когда в конце 20-х гг. в Советском Союзе стало выходить собрание сочинений Цвейга, он, по его собственному признанию, был счастлив. Предисловие к этому двенадцатитомному изданию произведений Цвейга написал Максим Горький. «Стефан Цвейг, — подчеркнул Горький, — редкое и счастливое соединение таланта глубокого мыслителя с талантом первоклассного художника». Особенно высоко он оценил новеллистическое мастерство Цвейга, его удивительное умение откровенно и вместе с тем максимально тактично рассказать о самых интимных переживаниях человека.
Интерес Цвейга к России имел и другую причину: как многие другие западные писатели, он видел в Советском Союзе единственную реальную силу, способную противостоять фашизму. Цвейг приехал в Советский Союз в 1928 г. на торжества по случаю столетия со дня рождения Льва Толстого — наиболее любимого им русского писателя.
Цвейг весьма скептически оценил бурную бюрократическую деятельность руководящей верхушки советских республик[источник не указан 73 дня]. В общем, его отношение к Стране Советов можно было тогда охарактеризовать как доброжелательно-критическое любопытство[источник не указан 73 дня]. Но с годами доброжелательность убывала, а скептицизм нарастал[источник не указан 73 дня]. Цвейг не мог понять и принять обожествление вождя, а лживость инсценированных политических процессов его не ввела в заблуждение[источник не указан 73 дня]. Он категорически не принимал идею диктатуры пролетариата, которая узаконивала любые акты насилия и террора.