Лужи под ногами

И вот тогда он помрачнел слегка,
Быть может, от излишка коньяка
С закусками, воспоминаний вроде.
В глазах его, придя издалека,
Окрепла неподкупная тоска,
И он изрек, что счастья нет в природе.
А ведь  когда – то верил, говоря,
Что жизнь в покое – прожита зазря.
Что  неизменно, даже и старея,
Он будет отвергать мещанства плен.
И вот  поди ж ты – мебель, гобелен
И прочая мура – галантерея.
И загоревшись вдруг, сказал: «Уйдем!
Мы будем мыться в реках, под дождем,
И никогда  - ты слышишь! – в мелкой ванне;
Свободные, как в лучшие года!
А  в этот быт я больше никогда…»
Так и уснул, с улыбкой, на диване.
Пускай, он спит. А я ушел тогда.
Уходит все: стремления, года…
И незачем удерживать натужно
То,  в чем равно: и боль, и благодать,
Которых нам, увы, не разгадать.
А  может, и разгадывать не нужно.
А просто жить, как есть, из года в год,
И верить в цвет, и в птичий перелет,
Что в жизни есть, и было изначально.
Порой, готово все для счастья, но
Оно всегда для нас сопряжено
С тем, что и безысходно, и печально.
Я шел и шел. Неслась по небу дрожь,
Катился гром и начинался дождь.
Перекипало небо в птичьем гаме.
Я шел вперед. До дома – далеко.
И вдруг на сердце сделалось легко.
И ничего, что лужи под ногами.