Флейты богов

Океан был великолепен.

Так, во всяком случае, показалось Джеку при беглом взгляде в иллюминатор с высоты восьмидесяти миль.

Офицер Пирри как раз предавался размышлениям после сытного обеда. Времена, когда реактивная тяга использовалась при посадке на планеты, давно уже канули в историю. Иначе не случилось бы ни роскошной трапезы, ни любования красотами, ни неспешных раздумий в комфортном навигаторском кресле. Джек полностью доверял автоматике челнока и, без сомнения, уже давно с пользой употребил бы два часа, которые отводились на процедуру приземления. А именно – вздремнул. Два обстоятельства препятствовали крайне миролюбивым планам. Перво-наперво напрасно, пожалуй, Пирри так пялился в иллюминатор. Океан странным образом завораживал. Взгляд вновь и вновь возвращался к пронзительной синеве внизу, лишь на мгновение отвлекаясь на плавные изгибы материков.

А второе – на борту кроме него присутствовала дюжина курсантов. Со свойственной их возрасту манерой задавать вопросы в самый неподходящий момент.

Только провидение, в лице приказа Штаба, могло свести их вместе. Майора Пирри, так кстати, по мнению начальства, оказавшегося на ближайшей к планетной системе Танаис-3 базе, и навигационный бот, набитый под завязку кадетами, проходившими первую космическую практику.

Поручение, на первый взгляд, не стоило и выеденного яйца. Тем более не стоило, и это уже по мнению Пирри, того, чтобы прерывать отпуск заслуженного боевого офицера. Джек оглянулся на курсантов. Редкая удача – начать осваивать тему «практическое десантирование» с планеты земного типа. Где не трещат кости от перегрузок, не протекают огненные реки, впадающие в пылающие озера, и не клубятся облака из кислот, так и норовящие пополнить своё количество лично за ваш счет.

«Просто прогулка в парке».

Такой фразой сопровождал подобные миссии его приятель, вьетнамец Тинг. Последний раз он не успел произнести её до конца, потому что снайпер проклятых повстанцев У-Туина, затаившийся на Цветочной горе, определенно, знал свое дело. Майор осторожно погладил титановую пластину, надежно прикрывающую под кожей левую половину черепа, и вернулся к изучению матчасти.

Десантные войска – обычно тот авангард, которому принадлежит честь первым вступить на поверхность небесного тела. Честь, зачастую, сомнительная. Но на планете, отмеченной поразившим офицера океаном, пальма первенства досталась ученым. Исследования автоматических зондов не выявили биологической активности, и яйцеголовым милостиво позволили поиграть в пионеров. В общем, отсутствие жизни на планете, располагающей в изобилии и кислородом и водой, никого не удивило. Космос – суровое место. Нисколько не напоминающее оранжерею, наполненную благоухающими бутонами. И, даже в благоприятнейших с точки зрения человеческого рода условиях, жизнь вовсе не обязательно торжествует. Поэтому новость о том, что археологами на планете найдены следы разумной деятельности, стала настоящей сенсацией.

Нестыковку в военном ведомстве заметили далеко не сразу. Под форменной фуражкой вращаются те же шестеренки, что и у гражданского обывателя. Но то ли расстояние между ними иное… То ли часовщик слыл большим оригиналом… Но только результат сцепления зубчатых деталей друг с другом порой удивляет не только стороннего наблюдателя, но и кукушку, прочно обосновавшуюся внутри механизма.

Джек не обладал развитым воображением. Да и служба отнюдь не располагала к строительству воздушных замков. Но сегодня, после прочтения инструкций с грифом «секретно», ему доставляло особое удовольствие представить сцену, разыгравшуюся в Штабе. Вот контр-адмирал стремительным шагом пересекает зал Славы. Проходит прямо посередине, через инкрустированную звезду, на которую имеют право наступать лишь старшие офицеры и национальные герои. Резко останавливается у шеренги вытянувшихся во фрунт подчиненных.

– В системе Танаис-3 ныне признаки какой-либо биологической активности отсутствуют?

– Отсутствуют, сэр!

– А несколькими тысячелетиями ранее планета была обитаема?

– Так точно, сэр!

– Так куда же девалась вся фауна и… не к ночи будь помянута, так сказать… флора этой планеты?

– Не могу знать, сэр!

– И что же из этого следует, стадо тупоголовых баранов?

– Что, сэр?

– Да то, индюки вы перекормленные, что любой школьник скажет, что там, где присутствует полная стерилизация, потрудилась не мать ваша природа, а цивилизация! И коль она так славно потрудилась над родной планетой, можно смело предположить, что в руках её был весьма интересный инструмент!

– Оружие, сэр?

– Аллилуйя!

– Сэр… осмелюсь напомнить, сэр…

 – Ну что вы там мямлите… И за какие такие заслуги вам звезд столько понавешали… Смотреть больно!

– Да, сэр!

– Дасэром ты меня, прохвост, не проймешь! Чтоб срочно… Срочно – значит сию секунду, слонозадые, были организованы мероприятия по… скажем так... срочной эвакуации гражданского персонала с BNH 7589-12. И направлению к месту обнаружения интересующего нас объекта военной экспедиции.

– Да, но…

 – Но? Но?! Но!!!

– Сэр, в квадранте нет наших кораблей. Только вельбот с курсантами. Из действующих офицеров… лишь Джек Пирри, сэр…

 – Это какой такой Пирри? Тот самый, наш лучший спец? Тот, что вылезает из одной кучи дерьма исключительно для того, чтобы угодить в еще более мерзкую и зловонную? Такой парень нам подойдет!

Джек усмехнулся. Конечно, в действительности диалоги звучали несколько иначе. Но сути дела это не меняло. Эпическая картина «Майор Дж. Пирри дает под зад умникам» перекочует сегодня в галерею его послужного списка и займет свое законное место наряду с другими шедеврами.

Челнок приземлился мягко, штатно сбросив на каменистое побережье три магнитных якоря. Несколько секунд, пока поле не стабилизировалось, дискообразный корпус совершал колебательные движения. Чтобы избежать приступа морской болезни, Джек предусмотрительно прикрыл глаза. А через пару минут уже блаженствовал, вдыхая свежий ветер.

Океан был не просто красив. Он был восхитителен в своей безупречности.

Бирюзовая гладь пошла мелкой рябью, на глазах утрачивая прозрачность. Приливная волна, украшенная роскошной шапкой белоснежной пены, почти достигла ног майора. Порыв ветра, ударив в лицо, всколыхнул воспоминанья. Они всплывали сейчас, освобожденные от гнета, экзотическими медузами к свету. И непременно бы показались на поверхности, если бы не…

 – Майор, лагерь ученых вон в той лагуне, в трех милях отсюда! - бодро доложил кадет Остин.

Офицер обернулся. Веснушчатое лицо юноши, с энтузиазмом тыкавшего пальцем в экран навигационного планшета, выражало просто щенячий восторг.

«Сборище молокососов», – подумал Джек, с трудом сдерживая презрительную гримасу. По камням привычно лязгнули гусеницы вездехода. «Старый добрый ГД-3, «годзилла», -- невольно улыбнулся Джек. Единственный член команды, с кем приятно иметь дело. Офицер проверил голосовой интерфейс, опробовал пульт, дождался, пока машина прогреет двигатель и распахнет гостеприимно дверцы. Ботинки курсантов застучали по металлическому полу отсека, защелкали замки пристяжных ремней.

Джек ухмыльнулся.

– Достали свои пухлые попки из уютных кресел и пулей на выход! Построение у борта через десять секунд.

Юноши выскочили из транспорта как ошпаренные. Причем капрал Остин успел прихватить из оружейной пирамиды винтовку и подвесить на пояс десантный нож. Остальные поглядывали на командира, ожидая инструкций.

«Инициативный сопляк. Далеко пойдет», – отметил про себя Пирри.

А вслух гаркнул:

– Отставить вооружение! – проследив, как юнец с кислой миной вернул винтовку на место, продолжил. – Слушай мою команду! Впереди разломы грунта, выдвигаемся пешим порядком. Сегодня вы сбережете технику, а завтра техника сбережет вас! Понятно, олухи?

– Так точно, сэр.

Пока Джек услаждал слух четким ответом подопечных, он заметил, что капрал так и не избавился от тесака.

«Пускай. Будет чем консервы открыть», – снисходительно похлопав ближайшего юнца по плечу, решил Джек.

– За мной в колонну по одному!

«Пожалуй, я правильно поступил, облачившись в парадную форму… Уважения при ней – больше, как ни крути», – с изрядной долей самолюбования подумал Джек. Кроме того, где-то в глубине сознания червячком, все никак не желавшим превращаться в бабочку, затаилась и еще одна мысль. О том, что совершать большие глупости всегда легче при регалиях. Под скрип глянцевой портупеи, в сиянии орденских планок и лихо сдвинутом набок фиолетовом берете.

Лагерь ученых Джек заметил издалека.

Три алых каплевидных модуля на склоне холма смотрелись как выступившие капли крови. Майор представил себе уходящие в толщу грунта сваи, подобно иглам вошедшие в плоть планеты. Эх, сколько недель ему довелось провести в таких вот модулях. Правда раньше ему и в голову не приходили поэтические метафоры.

«Да и не мудрено, – подумал Джек. – Армейские жилища камуфлируют, прячут в складках местности так, что с воздуха и не различишь, да и с земли еще постараться надо. Какие там капли крови. Так, ляпки тины. Или коровьи кляксы».

Навстречу группе военных уже спешил человек. Одетый в яркую, под цвет куполов, куртку, он напоминал издалека божью коровку, упрямо ползущую вверх по склону. Один из курсантов, секунд через пятнадцать заметив встречающего, схватил майора за рукав. Джек скользнул взглядом влево и обнаружил вторую ладонь кадета там, где и ожидал. На лакированной поясной кобуре комбинезона.

Офицер брезгливо дернул локтем, освобождая руку.

«Вцепился, как в мамку. Все же хорошо, что оружие им запретил брать. Еще отстрелят себе чего с перепугу».

Запыхавшийся долговязый старик, едва оказавшись рядом, принялся тараторить, проглатывая слоги вместе с прохладным разреженным воздухом.

– …чем вы при...тели? Зачем? Я …дупреждал, зде… небезо…но.

Джек решительно прервал его:

– Спокойней, профессор. Отдышитесь… Где остальные ученые?

Старик с любопытством взглянул на военного.

– Как вы догадались, что я профессор?

Курсанты за спиной Джека зашушукались, сбиваясь в кучу. Майор обернулся и одарил юнцов взглядом, после которого шум стих, а ряды кадетов сами собой образовали геометрически безупречный ромб в строгом соответствии с уставом. Мужчина чуть заметно усмехнулся, вернувшись к ученому. Терпеливо, будто ребенку, объяснил:

– Проф, давайте условимся решать вопросы по степени их важности. Сейчас важно, где ваши коллеги.

Старик согласно кивнул. Слазил не торопясь во внутренний карман объемного пуховика. Извлек на свет божий странный, замысловатой формы, предмет. И одним быстрым движением пристроил его на нос.

«Да это же … очки, - изумленно вглядываясь в круглые стекла, заключенные в черепаховую оправу, удивился Джек. – Не зря слухи о чудачествах яйцеголовых ходят, ой не зря!»

Профессор рассматривал майора через окуляры с тщанием, присущим истинному естествоиспытателю. На мгновенье Джек почувствовал себя букашкой под микроскопом. Но, споро отбросив наваждение, дипломатично продолжил:

– Итак…

 – Ах да, коллеги. Эвакуировались. Все, все. Как есть, все эвакуировались.

– Вот как… – протянул вслух Джек, задумчиво поглаживая подбородок. – Оперативно вы.

И, уже про себя, добавил: «Выходит, никого вытуривать с насиженного места не придется. Никаких заломленных за спину рук, выбитых зубов и прочих радостей торжествующей демократии. С одним хилым старпером четверо желторотых, верно уж, деликатно управятся».

Майор еще раз с сомнением окинул взглядом свою команду.

«А может и нет. Ладно, попробуем для начала переговоры. Человек вроде бы адекватный вполне».

– Джек, – мужчина протянул ладонь старику и получил в ответ неожиданно энергичное рукопожатие.

– Михаил, – представился старик, продолжая буравить зрачками Джека.

– Михаил, давайте не будем ходить вокруг да около. Раз ваши сотрудники уже покинули планету, вы наверняка в курсе директивы министра оборо…

 – Не утруждайтесь, молодой человек. Я хоть и сугубо гражданский, прекрасно осведомлен, что такое дисциплина.

Джек облегченно выдохнул. Кажется, дельце-то не столь уж и пакостное.

– Вас интересует…, – ученый замялся, подбирая нужное слово.

– Объект, – подсказал офицер любезно.

– Объект, – не стал спорить с формулировкой старик. – И вы, конечно, хотите, чтобы я вас сопроводил до самого входа в … объект?

– Достаточно будет просто указать нам его координаты на карте, – великодушно пошел на уступки майор.

– Не проблема, – абсолютно по-деловому откликнулся профессор. – У меня к вам встречное предложение.

– Внимательно вас слушаю, – мужчина и вправду, подобрался, ожидая подвоха.

– Во-первых, разрешите вам, и, – кивок в сторону курсантов, – вашим людям предложить мое гостеприимство.

Джек почти прослезился, вспомнив слова мамы: «Учитесь, молодой человек, и вас всегда будут окружать милые, интеллигентные люди!» Ну почему, почему он тогда ее не послушал!

– Через пару часов на планету опустятся сумерки, – продолжил ученый. – Нет, нет, ночей в нашем понимании на Фрейме не бывает. Только лишь сумерки. Но ведь всегда лучше приняться за работу с восходом светила, отдохнувшим и полным сил, не так ли, мой друг?

Джек пропустил мимо ушей пассаж о «друге».

– А что же «во-вторых», док? – военный прищурился, ожидая ответа немного стушевавшегося ученого, – И еще, почему «Фрейм»? Я просмотрел справочник о планете, там, кроме инвентарного номера, для нее имени не нашлось.

– Именно, именно! – с непонятной горячностью откликнулся старик. – Не нашлось! Потому что всем казалось, что мы наткнулись на стерильную глыбу камня, все достоинство которой в наличии пусть и бедноватого кислородом, но вполне пригодного для дыхания воздуха и годной к опреснению воды!

– А на самом деле это не так? – осторожно, боясь спугнуть идущую в силки дичь, осведомился Джек.

– Да, это не так, – категорично отрубил профессор. – Собственно, к этому факту и относится мое «во-вторых». Я готов поделиться с вами теми знаниями, к которым мне и моим коллегам посчастливилось прикоснуться.

Перед тем, как продолжить, ученый снял раритетные очки и, бережно сложив, упрятал на место.

– Ничто не помешает нам беседовать по дороге, – нейтрально заметил Михаил, сделав приглашающий жест в сторону рубиновых куполов лагеря.

Майор властным жестом отправил кадетов вперед, а сам не спеша зашагал вслед, бок о бок со служителем науки. От внимания майора не укрылось ни то, что старик пока что не ответил прямо на вопрос об имени планеты, ни то, что сей предупредительный пожилой джентльмен держит паузу не хуже театральной дивы.

«Чего же ты от меня хочешь?» – военный в раздумье поправил ремень с массивной, старого образца, пряжкой. Семейная реликвия и талисман на удачу. Снова всплыло в памяти детство. На этот раз слова сурового, но справедливого деда: «Если не знаешь, что предложить человеку, предложи ему деньги».

Денег Джек, предлагать, конечно, не стал. Однако, сделав поправку на стиль общения, все же последовал мудрому наказу предка:

– Возможно, мы с юношами тоже могли бы оказаться вам полезны…

Старик не дал договорить, возмущенно замахав руками. Слишком уж возмущенно.

– Нет, нет! Право, не стоит подвергать риску жизнь и здоровье таких замечательных молодых людей, – глаза у профессора забегали, – не стоит, даже ради Науки!

Наука именно так и прозвучала в его кратком монологе, с большой буквы.

«Ну вот, давно бы так!», – удовлетворенно кивнул майор, обретая почву под ногами. Теперь, после разведки, должна следовать артподготовка, а там – форсирование преграды и штурм.

– В чем затруднение, док?

– Понимаете, – ученый скользнул глазами по знакам отличия, – майор, моя группа успела забрать почти всю аппаратуру из объекта. Но все делалось в такой спешке…

Соглашаясь, Пирри продолжал подражать китайскому болванчику, размышляя: «Еще бы. Министр может нагнать страху!»

– А наш брат, ученый, жуткий собственник. Жуткий, понимаете? Мы, чтобы успеть больше, разбили, в свое время, объект на четыре сектора. В двух работали мои коллеги. В третьем и четвертом – исключительно я. Так вот, вся эта суматоха с эвакуацией. Ну, вы меня понимаете… Одним словом свою аппаратуру они успели вынести из … объекта. А я – нет. Годы уже, понимаете, не те. А для того, чтобы посетить или покинуть объект, нужна практически альпинистская подготовка.

Мужчина отметил, что когда старик волнуется, он начинает повторяться и даже немного заикается.

– Не переживайте так, док. Достанем мы ваши железяки! Только и вы уж нам помогите. Расскажите, что за зверь это самый объект. И почему там небезопасно.

– Расскажу, все расскажу! – минуту ученый собирался с мыслями, вышагивая рядом. Офицер не стал терять времени даром и, вытянув из кармана брелок от «Годзиллы», набрал на нем последовательность команд. Вездеход теперь свяжется с кораблем, определит оптимальный маршрут подхода к исследовательской базе, и, тихим ходом, часов за шесть, прибудет на точку.

Михаил тем временем решился:

– Джек, то, что в ваших документах значится как «объект», – сооружение древней цивилизации. Аолл-лон.

Рассказчик перевел дух, подстроил шаг, чтобы попадать в ногу со спутником, и продолжил:

– Фрейм – они так называли свой дом, свою планету. Знаете, мой друг, внешне они не сильно отличались от нас. Относительно, конечно, – поспешил поправить себя профессор. – Две руки, две ноги, голова. Кожа больше похожая на синеватую, с отблеском, чешую. Форма черепа обтекаемая, стремительная. Изящный жесткий гребень спускается от макушки к затылку. Глаза удлиненные, сложного строения, предназначенные видеть в обеих средах. Ах, простите, не сказал – аборигены были амфибиями.

– И где же они? Где следы их пребывания? Чем-то же они питались? Куда делась основа пищевой цепочки – растения? Откуда вы почерпнули эти знания? – Джек задавал вопросы вполголоса, стараясь скрыть то, как его взволновала лаконичная речь ученого. Кроме того, его подопечным совсем не обязательно слышать их разговор. Урок академии о том, что подчиненный от командира чаще всего отличается лишь доступом к информации, майор усвоил твердо.

– Они ушли, – огорошил его собеседник.

– К..а..ак … ушли? Куда? – даже видавший виды солдат растерялся от такого поворота.

– Трудно объяснить. Я и сам их понимаю не до конца. Их технологии… Они очень сильно отличаются от наших. Хотя, несомненно, являются именно технологиями. Вообще, весь местный окружающий мир был неизмеримо сложнее нашего. Сама его основа, то, что мы называем неживой природой, диктовала свои условия. Океаны и моря планеты состоят из четырех видов воды. Один вид не смешивается с другим и имеет отличные от прочих физико-химические параметры. Обитатели Фрейма научились использовать их комбинации филигранно. Все здания, имевшие в своей основе морское дно, имели механизм поэтапной..., – профессор сделал жест, будто искал что-то в воздухе рядом с Джеком, – самоликвидации. Деталь, крайне характерная для Фрейма. Аборигены не цеплялись за твердые формы. Все, что они создавали, внутри себя несло элемент динамики. Как живой организм – рождалось, развивалось, старело и умирало. Знаете, почему уцелел тот самый, последний Аолл-лон, что мы обнаружили? Фокус в форме лагуны, где он построен. Уникальная причуда кавитации. Вода, смешанная с пузырьками газа, стала уже не таким эффективным растворителем. Конструкция с истончившимися несущими стенками нестабильна, но все еще функциональна!

Темп речи исследователя все ускорялся, глаза разгорелись.

– А в чем состояла функция Алонов?

– Аолл-лона, – автоматически поправил профессор. – Как бы поточнее выразиться… Если ограничиться основным, то два слова из нашего лексикона ближе всего соответствуют назначению сооружения. Храм и библиотека. Впрочем, это надо видеть. Нет, не видеть. Ощущать, пропускать через себя, – старик, замолчал на минуту. – Впрочем, мы уже пришли! Добро пожаловать!

Спустя четверть часа Пирри уже сидел за столом с кружкой крепкого горячего чая и обсуждал с ученым детали сотрудничества. Чем больше он узнавал об ушедших в неизвестность обитателях планеты, тем более смехотворными казались чаяния Штаба.

«Оружие им подавай. Ага. Два кремниевых ножа, да наконечник копья – страшная сила! А то, что док заливает про какие-то там технологии, конечно, выдумки. На фото весь этот хваленый Аолл-Лон всего лишь полый глиняный конус со срезанной вехушкой. Ни дать ни взять кратер потухшего вулкана торчит из воды посередине лагуны. Правда, проф говорил, что конус постоянно расширяется до самого дна и в основании имеет добрых пять сотен футов. Ну так и что? На Земле и не такое в древности возводили. Чудесили пращуры знатно. А то, что ни травинки не осталось здесь, ни человечка – мало ли причин. Ядовитая комета. Тектоническая катастрофа. Выброс излучения местного светила, разрушивший генетический код. Пусть аналитики копают, им за это деньги платят. Моя задача решена – гражданское население покинуло окрестности объекта. Навигационные маяки «годзилла» установит еще до рассвета. Осталась обзорная экскурсия – и можно составлять реляцию Штабу».

Располагаясь на ночлег, Джек отметил, что Михаил отвел ему лучший кубрик. В левом располагался неприятно вибрирующий кондиционер, а справа проходили вентиляционные трубы. Шипящий звук провоцировал ассоциации со змеями, которых офицер недолюбливал.

Утро порадовало апельсиновым рассветом и низким рокотом вездехода, расположившегося в двух шагах от двери. Годами отработанный режим – скоростной подъем, основательная зарядка, легкий завтрак – окончательно взбодрил Джека. «Годзилла», следуя команде, въехал в воду, втянул колеса и обзавелся винтом. Через полчаса экспедиция уже швартовалась около входа в древнее святилище. Пирри помог старику подняться по веревочной лестнице. Скептически оценил техническое решение яйцеголовых по спуску в кратер, бросив подчиненным:

– Шустро сварить опорную раму. Страхующий механизм по схеме – два ведущих шкива и два резервных, с храповиком! «ГД-3» – якоришься по полной, выкидываешь трос лебедки! Цепляем люльку яйцеголовых к нашему механизму – и катимся как на лифте внутри Эйфелевой башни!

Когда мужчина оглянулся, курсанты смотрели на него, приоткрыв рты. Один «годзилла» с веселым позвякиванием уже выкинул трос с крюком под ноги кадетам и теперь старательно ввинчивал укосины в грунт.

«Идиоты», – резюмировал Джек про себя, добавив громко:

– Годзилла за старшего!

Профессор одобрительно качал головой, выдав на гора пословицу: «Поспешишь – людей насмешишь!» Пирри кивнул, соглашаясь.

– У нас говорят немного по-другому. Либо ты параноик, либо – мертвый!

Спуск до нижнего этажа сооружения прошел без сучка и задоринки. Офицер оставил одного кадета наверху, принимать груз и следить за техникой, а трех остальных с ходу определил на роль грузчиков. Они сноровисто принялись загружать контейнеры с оборудованием в люльку.

«Работка прям для вас! – язвительно думал Джек. – Сейчас упакуем все в вездеход, перевезем на корабль и уберемся на орбиту. Молокососы вернутся к учебе, я – к отдыху, проф – к своим архивам. А уж конфискуют у него материалы или нет – не мне решать».

Внутренности мегалитической постройки древнего народа Фрейма его вовсе не впечатлили. Больше всего они напоминали творение циклопического ребенка, воплотившего свою фантазию в бежевом пластилине. Неизменно плавные линии, переходящие одна в другую, образуя криволинейные несимметричные фактуры, изрядно раздражали Джека. Следуя за профессором по лабиринту помещений, он не переставал удивляться.

«Что здесь изучать? Голые стены, ни скульптуры, ни живописи, ни черепков!»

Они вышли на середину большого зала, по которому в хаотичном порядке были разбросаны ящики, и Михаил обернулся к военному:

– Зал номер четыре.

Джек оглянулся и пожал плечами. Ни-че-го. Такое впечатление, что хозяева и на самом деле ушли из дома. Не забыв при том подчистить все кладовки.

– Признайтесь, вы обескуражены? – ученый хитро улыбался, с вызовом поглядывая на Пирри. – Единственный зал, назначения которого мы не успели понять. Зал осени.

– И как определить на этой планете, когда наступает осень? – откликнулся майор, сдерживая зевоту.

– О, все не так сложно, как вы, возможно, подумали.

Джек поймал себя на мысли, что ему откровенно нравится старик. «Вы», «подумали», – черт возьми, звучит, как комплимент!

– Океан меняет цвет каждый сезон. Его течения выносят на поверхность преимущественно один из четырех видов вод, о которых я вам рассказывал. Можно сказать, что океан здесь – планетарные астрономические часы. Ранее, когда Фрейм был населен, они не только отсчитывали время, но и служили главной пружиной, обеспечивающей все изменения на планете.

– На Фрейме тоже четыре времени года? – осведомился Джек довольно равнодушно. Абстрактные исторические изыскания всегда нагоняли на него скуку. Курсанты закончили с ближайшими к подъемнику грузами и по одному подтягивались сюда.

– Да, как ни странно! – живо отозвался ученый. – Зала здесь тоже четыре. Они становятся активными, почти живыми, только в свой сезон. Зал весны посвящен любви.

Михаил нагнулся к уху офицера и, косясь на кадетов, прошептал:

– Неудобно сплетничать, но когда пришел в движение этот зал, там была супружеская пара. В тот день они не вернулись в лагерь. Я потом… случайно, – профессор покраснел, – обнаружил видеозапись. То, чем они там занимались… Я думал, такое вообще невозможно. Был такой, понимаете, трактат в древней Индии…

 – Док, а что значит «почти оживают»? – перебил излияния ученого Джек.

– Мы сейчас находимся в полом конусе. Стенки этого конуса толщиной в ладонь. Но они не сплошные. По всей длине сверху донизу стенки пронизаны трубками, совсем как плоть – сосудами. По сути вокруг нас не здание, а очень непростой механизм. Мы долго не могли разобраться, какова его функция. Выдвигали гипотезы, спорили до хрипоты, кричали и обижались друг на друга. Знаете, к какому выводу пришли? Что храмовому комплексу пристало иметь духовой инструмент. Орган как в католическом соборе. Я даже ему название придумал. Флейта богов!

– И когда же разобрались?

– Когда впервые услышали Отклик. Звук, который предшествует активации Аолл-Лона. Его ни с чем не спутаешь, хотя он и разный для каждого сезона. Он является чем-то вроде предварительного сигнала, первой пробной ноты, которую океан извлекает из флейты. Я радовался как ребенок, когда моя гипотеза начала подтверждаться. Мелодия весны была очень нежной. Она повторялась много раз, чуть видоизменяясь, почти незаметно ускоряя темп. Я закрыл глаза и наслаждался инопланетной гармонией. В начале она напоминала мне запах лаванды над горным лугом, спустя минуту – аромат тюльпанов, распустившихся разом в южной долине, а затем… Затем мы покинули здание, оставив на ночное дежурство в зале двоих. Рассудив, что послушаем великолепный концерт завтра, на свежую голову, в записи. Что произошло потом – я вам уже рассказал. Океан, наполнивший флейту, свел с ума наших коллег, подарив им ночь страсти. Иной раз мне кажется, что их было трое тогда, в те краткие часы. Он, она и океан Фрейма, который, разлившись по сосудам Аолл-лона, обрел все свойства живого, чувствующего, мыслящего существа!

Курсанты уже сделали первую ходку и успели вернуться назад, примериваясь теперь к самому массивному контейнеру. Джек раздумывал, причислять ли профессора сразу к параноикам или задать еще пару вопросов. Сильно уж не хотелось впускать в чисто армейскую братию хотя и милого, но все-таки гражданского прихожанина.

– Майкл, – на американский манер обратился майор к рассказчику, – а следующий зал как вы назвали?

– Зал лета оказался залом мудрости. Его визитной карточкой стала очень четко очерченная, выверенная композиция, меняющая ритм в соответствии с рядом Фибоначчи.

– Что конкретно вы с коллегами увидели в летнем зале?

– Многое, многое, молодой человек! Стены вдруг перестали существовать вокруг, скрывшись в густом разноцветном тумане. А как только дымка доползла до нас – прекратили бытие и мы, неуклюжие земные кроты, бесцеремонно забравшиеся в чужое святилище. Мой разум отделился от тела легко, будто птичка, перед носом которой распахнулась дверца клетки. Ум выпорхнул и понесся с невообразимой скоростью над равнинами и холмами Фрейма. Для него не было границ – воду он пронизывал с той же легкостью, что и воздух, а горы пронзал, как раскаленная спица кусок масла. Но главное было не в этом. Самое поразительное в моем мистическом путешествии было то, что нежданно-негаданно оно наградило меня знанием. Не спрашивайте меня, как такое могло произойти. Я не смогу вам ответить. Я просто получил хрестоматию планеты Фрейм в подарок. Будто бы библиотекарь ласково усадил меня в читальный зал, пододвинул том энциклопедии и сидел со мной рядом, терпеливо поясняя каждый непонятый мной момент, до тех пор, пока я не дошел до последней строчки. И все это уложилось в семь-восемь минут!

– Возможно, док, вы стали жертвой галлюцинации, – осторожно начал Джек.

– Бросьте, бросьте майор! – огрызнулся ученый. – Неужели вы всерьез полагаете, что мне не пришел в голову столь очевидный вариант объяснения сих странных обстоятельств! Я сравнил свой опыт с опытом товарищ…

Басовитый звук неожиданно наполнил пространство.

– Что это, проф?

Михаил побледнел.

– Начинается. Это финал Отклика. Он всегда следует после паузы. Прелюдию, выходит, мы пропустили.

Джек поморщился от терминологии. Но профессор не заметил реакции спутника.

– Тишина. Нам кажется, что сейчас Аолл-лон молчит. Ничего подобного. Он плетет кружево вибраций, недоступных нашему уху. Зато их отлично воспринимает человеческий мозг. Воспринимает информацию напрямую, понимаете?

Джек уже не слушал. Геометрия пространства изменялась стремительно. Покатые глиняные стены исчезли. Свисающие с верхотуры полосы алой ткани образовали гигантский шатер, имеющий овальное основание. Воздух уплотнился многократно, и не просто уплотнился, а стал неоднородным. Кожные ощущения отказывались сводиться к общему знаменателю. Ладони как будто легли на мягкие скользкие сферы, а плечи оказались обжаты шероховатыми сухими валиками. Голова налилась тяжестью, торс спеленало, скрутило прочным эластичным жгутом. Под ногами разгорелось жемчужное пламя.

Джек с трудом повернул голову, огляделся. Округлившиеся то ли в ужасе, то ли в экстазе, глаза профессора. Курсанты, подступающие к ним, странно раскачиваясь, как первобытные люди в ритуальном танце. Остин, потянувший десантный тесак из ножен.

«Да они же сейчас бросятся, паршивцы!»

Картинка на миг задрожала, раздваиваясь. К атакующим добавились еще три фигуры, окруженные голубоватым свечением, сжимавшие в перепончатых ладонях длинные тонкие копья с широкими наконечниками.

Пирри мотнул головой, отгоняя наваждение, вложил себе основанием ладони в лоб, звякнув браслетом часов по титану под кожей.

– Прекратить бардак! – взревел Джек. И пропустил первый выпад. Удар пришелся вскользь по плавающим ребрам, сбив дыхание. И тут же лезвие мелькнуло перед глазами. Щека взорвалась как переспелый помидор, обрызгав пол красным. Тело привычно отозвалось на боль выбросом адреналина. Ремень сам собой обмотал широченную ладонь, определив пряжку на роль кастета. Оттолкнув профессора в сторону, Пирри, как разъяренный медведь, ринулся на парней. Замелькали руки, ноги, послышались глухие удары падающих тел. Через минуту на ногах остался только Джек, да все так же грациозно кружащие вокруг синие призраки. И пока Джек одного за другим вытаскивал своих спутников к подъемнику, дети Фрейма продолжали ритмично изгибаться в такт неслышного ритма, то приближаясь к центру зала, то удаляясь от него.

Наверху профессор первым пришел в себя. Курсант, присматривавший за «годзиллой», суетился с аптечкой возле бесчувственных товарищей, когда ученый со стоном привалился спиной к вездеходу.

– А ловко ты их! – хрипло рассмеялся старик.

Джек ополоснул рану, прошелся вдоль краев стержнем «скоросшивателя» и споро выдавил четверть тюбика геля на подушечку. Мигом распределил скользкую массу по щеке и отбросил тампон-ингибатор в сторону.

– Дурацкое дело не хитрое, – равнодушно бросил мужчина. – Извините, что толкнул. Не пострадали?

Ученый лишь отмахнулся.

– Пустое! Теперь вы верите мне? Верите, что на планете существовала достойная восхищения цивилизация?

– О чем вы, профессор?

– Неужели вы ничего не услышали? Они прощались с нами. И, к слову, я ошибался насчет того, что залы имеют сезонную специализацию. Аолл-лон просто-напросто входит в резонанс с сознанием гостя. Вы – военные, ваш разум ориентирован на схватку и конфронтацию. Я – ученый, мне дороже всего знания и постижение истин. Молодоженам, всецело поглощенным друг другом, храм Фрейма открыл те стороны чувственности, о которых они и не подозревали. Возможно, он принимает образы в нашем мозгу за своеобразный запрос. И выдает информацию сообразно интересу вопрошающего.

– Майкл, очнитесь! Мы едва не погибли, став жертвой первобытного шаманства давно уже почивших аборигенов! Сюда бы хорошего физика или дельного акустика. Он бы мигом разобрался с этой чертовщиной. Конструкция похожа на перевернутый рупор, не будете с этим спорить? Вполне возможно, что при определенных условиях образуется нисходящий поток воздуха, порождающий внутри жерла инфразвук. Ухом его не услышать, а на мозги он давит сильно. Знаете, почему я остался в памяти? Титановая пластина в черепе частично погасила колебания! Вот и все!

– Нет, офицер Пирри, не все. Строители Аолл-лона не были дикарями. Просто вам так проще их воспринимать, и ваш ум цепляется за несостоятельную гипотезу. Они далеко обогнали нас в развитии. Их взгляд на мир сильно отличается от нашего. Мы полагаемся на видимые плотные формы, дети Фрейма в основном рассматривали события как динамическую модель. Наш мир похож на кирпич. Длина, ширина, высота, вес, прочность. Их мир – волна. Импульс, сопротивление среды, и описывающие их взаимоотношения - ритм, цикличность, вибрация. Цивилизация Фрейма стара. И дело не в том, сколько ей веков или тысячелетий. Дело в соотношении прожитого и грядущего. Насельники планеты осознали, что их мир давно перевалил экватор. Поэт сказал бы, что это как в еще солнечный осенний день почувствовать вдруг ледяное дыхание зимы. Они поняли, что близится закат!

– И что же они предприняли?

– Они нашли в себе мужество и силу начать все заново.

– Погрузились в корабли и отбыли в неизвестном направлении?

– Нет. Им не нужны были корабли. Они ушли. Ушли, забрав с собой все, что было дорого их сердцу. В главном я всё-таки оказался прав. Аолл-лоны действительно флейты богов. Ну, или их прообразы. Жители планеты научились преобразовывать жизнь в вибрацию. Любую жизнь. Каждую ее форму, понимаете? В дивную незатухающую ноту, гармонично вписывающуюся в переплетение прочих. «Музыка сфер» – для них стала не образом, не метафорой, но самой жизнью!

– Мишель, – искреннее волнение профессора распространилось и на Пирри. Он сам не заметил, как едва не перешел на французский, язык своего детства, хлопнув профессора по плечу. Михаил поморщился, дернулся, как от укола. – Вы хотите сказать, что вся биосфера Фрейма превратилась в … некую мелодию? Они что, до сих пор здесь? В плеске волн, в завывании ветра, в грохоте грозы или в подземном гуле под ногами? Ну, ведь бред, согласитесь, бред?

Ученый как-то сразу сник, стал похожим на растерянного вихрастого подростка, застигнутого врасплох учителем.

– Я не знаю… не знаю, офицер Пирри, – бормотание профессора становилось все тише и тише. Старик нагнулся к самому уху военного и прошептал: – Последний Аолл-лон, мне так кажется… Вы понимаете… Я не уверен… Он объявил меня наследником. Тем существом, которое способно вместить в себя знания ушедших… Без вреда для себя и окружающих. Еще что-то про освобожденных посредников… Но…

Последние слова ученый произнес настолько тихо, что Джеку пришлось напрячь слух, чтоб расслышать. Глаза профессора закатились, и он безвольной куклой сполз на песок. Джек без натуги подхватил сухопарое тело на плечо и аккуратно пристроил в десантном отсеке, из тройки разложенных кресел смастерив довольно удобную кровать. От шприц-тюбика с транквилизатором, зажатого между пальцами, майор избавился по дороге, отправив пластиковую колбочку в фиолетовые волны.

«Наивный, как дитя, – думал Джек об ученом, выгоняя курсанта с водительского места. – «Годзилла» – классный парень. Но он все же машина. В его обязанности входит и запись переговоров команды. Ну, вот зачем, зачем, спрашиваю, док, генералам знать об инопланетных дудках, способных превратить плоть в звук. Неужто думаете, консерваторию на Фрейме откроют? Не лучше ли им довольствоваться отчетом скромного, но исполнительного майора, доблестно эвакуировавшего с планеты слегка поехавшего умом академика? Право, показания кадетов, думаю, подтвердят, что все достижения аборигенов сводились к обрядовым пляскам да охотничьим ритуалам. Подтвердят, никуда не денутся! – Джек скосил глаза на притороченных к сиденьям горе-воинов и притронулся к уже поджившему шраму на щеке. – А там пусть спецы ищут. Изучают записи. Только вот большой вопрос – что найдут». Пирри уже глянул одним глазом видеофайлы с встроенной в амуницию камеры. Синекожие танцоры, как он и предполагал, существовали только у него в голове.

Мотор взревел, вздымая за кормой бурун. И никто не услышал, как звенят, натягиваясь струнами, стальные тросы. Как трескается под песком слой слежавшейся глины, как песчинки шуршат, устремляясь вниз, в разломы, будто подгоняют время в перевернутых, наконец, сильной рукой древних часах. Как оседает с утробным звуком похожий на жерло вулкана последний храм Фрейма. Как стая золотистых бабочек, вырвавшись из заточения, порхает в придонном потоке, устремляясь за вездеходом к берегу. Без труда нагоняет металлическую скорлупку и играючи взлетает по бортам к кабине. Джеку на миг привиделось, что он в осеннем лесу, где-то в Канаде. И клены щедро осыпают его резными, поразительно красивыми листьями.

«А ведь и моя осень не за горами, – неожиданно для себя заключил офицер. – Молодость отшумела, еще чуть, – и виски затянет инеем. И кому будет нужен седовласый ветеран? Уж точно, не армии. А кому? Ни семьи, ни настоящих друзей. Местные, наверное, молодцы. Нашли выход. Неплохо бы вернуться сюда, когда утихнет шумиха. Встретиться на пляже с профессором. Вместе попытаться разобраться в загадках аборигенов. Мудрецами они были или варварами – без разницы. Долгими вечерами сидеть за чашкой ароматного горячего чая. Разговаривать, слушая дождь. Здесь вообще бывает дождь?»

Бабочки мигом растаяли на горячей коже, как первые робкие снежинки. Только не стекли прохладными капельками вниз, а впитались в тело, обретая новый дом. И сразу же принялись обживаться в нем, исследуя, сопоставляя, определяя ограничения и возможности хозяина. Теряя и вновь обретая себя в неожиданных, чужих ритмах, к которым предстоит приспосабливаться день за днем, месяц за месяцем, ни в коем случае не вмешиваясь и не нарушая незнакомой симфонии жизни. Им предстояло многое вспомнить, очнувшись после долгого сна. Многое узнать, прежде чем начать обучение Наследника. А пока они вспомнили, первое, самое важное, правило – подталкивать лодку легче всего по течению.