Почти забытые поэты. Василий Филиппов
Из-за тяжелой болезни б;льшую часть жизни провел в психиатрической больнице, последние годы жил в психоневрологическом интернате в городе Пушкине.
В середине 1980-х Филиппов был активным участником ленинградского сообщества неподцензурной литературы, интенсивно общался с Виктором Кривулиным, Еленой Шварц, Сергеем Стратановским. Личные и культурные впечатления от этих встреч легли в основу поэзии Филиппова, которую Михаил Шейнкер назвал «коллективным бессознательным "второй культуры"».
В 1998, 2000, 2002 и 2011 годах были изданы книги избранных стихотворений Василия Филиппова. В 2001 году он стал лауреатом Премии Андрея Белого.
стихи 1965 года
море
Я к берегу моря иду
И песню про море пою
Про море, лазурное море
Лежащее около скал
Про хмурое гулкое море
Про шторм и девятый вал
Я долго у моря стоял на ветру
Я пел и смеялся.
И с морем прощался.
* * *
Девушка на ладони
Ты вся поместилась на ладони
Вместе с туфельками и уздечкой коня.
Ты шла по ладони.
Между опухших нецелованных губ
Сияло серебро зубов, мелочь.
Ты перепархивала мотыльком через лужи и линии судьбы,
Ты.
Ты взобралась на разбросанную поленницу волос,
Достигла монастыря-лба.
А потом ты стала спускаться
Пузырьком воздуха по моей вене.
Было больно так, что я был готов
Упасть перед тобой на колени,
Если бы ты проснулась.
Ты в фонари окунулась,
Выполоскала в них зубочистку-пальто.
Ты схватила меня за руку
И тряхнула так,
Что фаланги пальцев встали деревьями.
Ты обернулась ланью, а я обернулся павлином,
А потом мы стали людьми.
Но глаз лани остался в памяти,
В памяти осталась метаморфоза оленьей кожи.
Ты наступала туфельками на ножи
Моей руки,
Которая текла параллельно Неве.
Ты обернулась во сне,
Где фонарей ангельские рожи,
И соскользнул с ладони на траву твой башмачок,
Чтобы от мармелада дрожал язычок.
Ноги твои целовали меня в суставы пальцев,
В ветви ночных деревьев,
Которые шумят: «Поверь ее шагам, поверь им».
Ты удержалась на моей ладони чудом бабочки,
Которая собирает пыльцу с кожи-лепестка.
Твои губы и твоя рука,
Отделенные от меня кожей, —
Все принадлежит тебе.
А не принадлежит тебе
Походка, муравьи, озноб по спине.
И когда ты раскрываешь очи вовне,
Ты смотришь в глаза ночной тьме.
Ищешь на игральной карте моей ладони
Переулок, названье разлуки,
Розу, оброненную в мусорный ящик.
Голос твой настоящий
Настоян на розах учреждения,
В котором ты работаешь днем.
А ночью ты водоем.
Куда мы идем?
К картинам Фра Анджелико в дом.
Куда ты идешь по моей ладони,
Спутав кожу с гравием?
Ты касалась меня —
Так водоросли касаются течения.
И платье шуршало, и губы пели
Слова — полуприкрытые веки.
Ты наступила на Венерино кольцо,
Шарила рукой под моей кожей
В поисках выключателя.
Ты показалась в моих ногах птицей-тенью,
Отделилась от стены, воскресла.
Я пододвинул к огню свое кресло
И стал смотреть сквозь пальцы на твои ноги,
На дороги,
Которыми мы шли.
Ты поселилась в моей грудной клетке,
В горле,
До боли раздираемым чучелом канарейки —
Моим голосом.
Мы прошли облаком над Невой,
А потом ты ушла, чтобы быть одной,
Снять туфельки,
Разбинтовать китайские ножки,
Которые издавали в флейте моих рук
Режущий бритвой вену звук.
Ты ушла. Ты ушла. Ты ушла,
Словно сосна из поля зрения или зеркала.
Но осталась родинка на плече
И губы — сухие листья.
О чем они шептали, прижимаясь к ладони,
Впиваясь в яблоко в агонии?
Я в огне, в вагоне я.
Ты в окне, я на дне.
Держась за руки, мы не тонем.
* * *
Бабочка
Гляжу на небо. Распускаются глаза сами,
Словно два георгина.
Может, виною тому движение тучи,
Что толкает глазное яблоко к переносице,
Где сидит бабочка.
Не спугнуть бы ее, не спугнуть бы небо!
* * *
Запах августовского сена щекочет ноздри-кувшинки.
На окне молока кринки.
Запах продуктов из сельского магазина рассеян по горизонту.
И еловые зонтики
Над грибами-горожанами.
* * *
Мало помнить
Мало помнить
Витражи света и крыши под полуденным солнцем.
Верхний этаж. Раскрыто
Окно. И нет никого.
Только бы где-нибудь встретить искомое существо.
* * *
Идти по проспекту,
Наступая на ноги влюбленным парам,
Наклоняться под ударом
Солнца.
Глоток вина, словно луч солнца.
Руки тянут стакан к лицу.
Зубы кусают стекло алкогольной влаги.
Шипы привкуса оставляют наедине со стаканом.
Какой он круглый, безгранный,
Словно влага, что в нем.
Ладонь обхватила прозрачную сферу влаги,
Которая шипит в горле проглоченной аистом змеи.
За окном мороженицы силуэты ничьи,
И у пьяниц глаза земли.
По залу скачут белые кролики — посетители едят мороженое.
Пьяные вырванными корнями лип смотрят в небо.
Рубли застряли в морщинах лица.
Проступают водяные знаки.
На асфальт падают окурки, глаза, прически.
Почти забытые поэты
Свидетельство о публикации №113112109119