Надрываются плачем аккорды...

Хор спасенных...
Кладбищенских сосен покров...
Комом в горле звучит гимн минорный...
Разлучается церковь с любимой сестрой.
Надрываются плачем аккорды...

Плоть не может все это вместить и понять:
Двадцать два - разве прожито много?!
Добрый Бог разве может ребенка отнять?
О, как трудно понять волю Бога!

Был с рождения промысел Божий к душе:
необычно спокойный ребенок;
ее кротость известна была всей семье,
и скажу: даже с самых пеленок.

Все порывы святые ее - лишь к Христу.
Юность Люда Ему посвятила.
В окружении знали ее простоту.
Божьим светом она им светила.

В землю эту она не успела пустить
ни единого корня худого,
и спешила Иисусу плоды приносить.
...Но избрал Он ее для другого.

Восемнадцать... Пора бы любить и мечтать
о замужестве. Чем же ты хуже?!
Но напрасно не хочет она дни терять,
и никто ей, казалось, не нужен.

А бессонною ночью в молитве своей
она сердце Христу доверяла.
И стремилось оно лишь к Царю всех Царей
и Его лишь любило, вмещало.

Тут нежданная слабость. Диагноз врачей
жизнь всю вспять повернул. Не роптала.
И долиною жутких и страшных скорбей,
не робея, к Иисусу шагала.

Он был тихим Свидетелем стонов немых,
(чтоб любимая мать не проснулась);
Вдохновителем слов ее добрых, простых.
Как былиночка в Небо тянулась.

С каждым днем все прозрачнее профиль лица,
и... почти нестерпимые муки.
И морщинки легли на лице у отца...
Но всегда рядом - сильные руки.

В изумлении мир - им того не понять,
что лишь вера, надежда живая
не дает им упасть, не дает возроптать,
вера в то, что Господь воскрешает.

И, когда прозвучит звук трубы над землей -
и Жених возвратится к Невесте, -
там и дочь свою, Люду, увидят живой,
и навеки с тех пор будут вместе.

Над кладбищенским лесом плывут облака...
Моросит хмурый дождик осенний...
Поспеши повстречаться с Иисусом, пока
Бог тебе предлагает спасенье!