Свобода и тюрьма

«Жизнь и сны – листы одной книги.
Внимательно читать ее – это жизнь,
Быстро перелистывать – это сон».
                Артур Шопенгауэр

Бывают подлинные сны и сны по Фрейду,
Как правило, нам снятся по нему.
Я ж расскажу о подлинном, к тому
Чтоб ясно было, с предисловия начну.

Есть фильм, где уличные сорванцы
У продавца тележку увезли еды.
За ними гнался он. И вот тележку ту, его дразня,
В подземный переход столкнули беззаботные друзья.

Там человек шёл, на него тележка наскочила
И, к сожалению, его убила.
Был суд и приговор – тюрьма,
И неплохих детей тех искалечила она.

Не знаю как кому, мне кажется жесток
Тюремный метод наказанья и не впрок,
А если общество хотим мы оградить от зла,
То ограждать надо не зло, себя.

Изгнанье из страны, а не тюрьма
И справедливей и гуманнее куда.
Незаселенные есть земли, острова
Кому не нравится закон, могут идти туда.

Имеют право, есть свобода воли,
Жить не по правилам и жить на воле.
А что закон необходим - они поймут
И чтобы  выжить, сами же введут.

Что до детей нарушивших закон -
С родителей должны спросить за то.
Ребенку нужно воспитанье больше наказанья -
А это их родителей призванье.

С изгнанием идея не нова,
Античный мир так поступал когда,
Не смертный нужен приговор, не штраф,
Но полное лишение гражданских прав.

Теперь о сне пришла пора сказать,
Давно он снился мне: летать
Могла сама я по себе -
Привычно это было мне.

Прекрасен был полет: в оранжевом я небе,
Покой вокруг и всё в золотом свете,
Нежнейший воздух, мягкий свет – нега.
Внизу равнина точно море – не видно берега.

Единственный предмет я вижу вдалеке,
Округлую он башню из песка напоминает мне.
Я к ней решаю ближе подлететь,
Чтобы ее получше рассмотреть.

Вот я уже над ней и вижу -
Часы напоминает крыша:
Огромный циферблат, но стрелка лишь одна.
Я силюсь разглядеть, показывает что она…

Вдруг! Тьма кромешная - ни дна, ни крыши,
И нет понятий «выше», «ниже».
Все однородно - плотный мрак и тишина,
И, словно влеплена в него, я неподвижна.

Внезапно женский голос раздаётся, строго:
«Тридцать!» Я понимаю: «суд», и «много».
Негодование во мне: где адвокат, судья?
Отчаянье: за что? В чём виновата я?

И неожиданно мужской я голос слышу,
Но никого по-прежнему не вижу.
Он: - «Двадцать», - мягко произносит.
Мой приговор смягчен, но радость не приносит.

И вот в тюрьме я, в камере моей,
Там нет окна, есть только дверь.
Я вижу, что она не заперта,
Я выхожу в нее и в коридоре я.

Напоминает он больницу и тюрьму,
И медленно я по нему иду,
Мертвенно-белый свет везде горит,
Пол так натерт, что весь блестит.

Вижу сестер в халатах и уборах белых.
Вижу охранников в одеждах черно-серых
У двери, что ведет к свободе через много лет,
Она открыта, оранжевый из неё виден свет.

Охранник, что у двери, беззаботен, -
Другой какой-то предан он работе,
Вниманья на меня не обращает,
И выходить никто не запрещает.

«Я могу выйти», - мне подумалось тогда, -
«А если остановят – не беда.
Но только, думаю, никто и не заметит,
Надеюсь, что и там никто не встретит».

Совсем уж было собралась идти,
Как вдруг подумала: «Не знаю я пути.
Нет дома там, нет прав, нарушу я закон, -
Меня найдут, вернут, и строже станет он».

Решаю я немного подождать,
Чтобы о жизни здешней и о правилах узнать.
Я открываю дверь какой-то камеры-палаты
И вижу, что как гостю, мне там рады.

Напоминает та палата дом, а в нем семья
Живет, не зная то, что знаю я:
Что мы - в тюрьме! Что есть мир и другой -
Свобода и полет, свет золотой!

Я им хотела всё это сказать,
Но осекла себя: «Зачем им это знать?
Они так безмятежны в неведенье своем,
Пусть же и дальше пребывают в нём».

Зашла в другую дверь я -
И там в неведенье семья.
Живут себе, и счастливы вполне,
И невдомёк им, что в тюрьме…

Таков был сон мой много лет назад,
Он об изгнанье с мыслями сегодня в лад, -
Что если во вселенной есть для ссыльных острова?
И может быть, один из них Земля.

Возможно также, что по Фрейду сон -
О наказанье матери с отцом.
И как у Кафки та же дверь во сне,
Уйти в которую не позволяю я себе.

Походит этот сон и на изгнание из рая
За плод запретный, в дальние края.
Могла и просто заблудиться я, летая,
Иль слишком низко опустилась я.

Как бы то ни было, но не мотивы сна важны,
А ощущения в тюрьме и до тюрьмы души.
Они – то подлинное, что присуще ей.
Здесь смысл: дорога свобода, если знал о ней!