Лабиринт. Стих-биография

Эпиграф:
Я помню всё, от расставанья в мае и до самого начала...
И музыка, что в детстве я услышал, всегда во мне звучала…
Не зря мне Люба Богучарская, в предсмертной СМС-ке написала:
- Спасибо, дорогой, за память! - и, увы, в 55 лет, навеки замолчала…
22.01.14.

В памяти моей есть «лабиринт»  огромный.
Он назван детством. Я часто  по нему брожу
(То юношей, а то мальчишкой скромным) –
За хронологией событий в нём, особо, не слежу…

Иду порой и вдруг, как будто бы, на стенку натыкаюсь:
А это, что такое? Картинка эта – разве для меня?
Скорей она нужна другому, того я  не касаюсь.
Вернусь из тупика и вижу: взволновался зря...

Всё завязалось там, запуталось в один тугой клубок
И выделить одно своё, признаюсь, не хватило б сил:
Там – дни с друзьями и моменты - в кои был я одинок,
(Не есть, тогда, не спать, я б сутки все с друзьями проводил…)

Не каждому дано сказать: «Друзья – моя семья,
А улица – мой дом!» - так были для меня они важны.
И школьный класс был - расчудесный у меня!
Любовь к тем дням оправдывать особой нет нужды…

Любовь к своим родителям, сестре – особая статья.
Её острее чувствуют, когда за сорок возраст твой перевалил,
Когда уже твои детишки вниманием не балуют тебя,
Тогда-то вспоминаешь, как ты маму с папой изводил…

Не выдержав, однажды, моя мама сильно сорвалась:
- Домой не приходи! На улице, сегодня, будешь ночевать!..
Обиделся тогда… Казалось - в сердце нить оборвалась
К любимой маме… за то, что не смогла меня понять…

Всю ночь провёл - под крышей дома, но… на чердаке.
"Карахтер", вишь, противный, не позволил маме уступить…
А утром (на работу проходя) сказал отец спокойно мне,
Чтоб шёл домой я  - завтракать, да и вообще - кончал дурить…

Как ошибались (нетерпимы были к вольностям моим) мать и отец…
Вполне возможно, что чутьё моё (тогда уже) подсказывало мне,
Чтоб дорожил я – каждым мигом жизни той!- ведь скоро ей конец
Наступит. Вот и вертелся я, как пойманная вошь на гребешке…

Не знаю я, где правда тут, где ложь. Мы "задним-то умом" сильны…
Мне оставалось жить тогда (на улице родной) всего два года
И в Армии Советской службы годы - были уж почти видны…
И ровно столько же осталось времени служить отцу - до перевода…

Весной меня забрили, а, следом, часть отца в другое место перегнали.
Свой переезд (по долгу службы) он не так, в душе своей, переживал.
Семья, естественно, за ним. Жильё каким-то людям передали.
О том, что дома больше нет, я только в августе тогда узнал…

Не интернирован, не выслан, словно диссидент какой
(Никто ни с кем не воевал, а к партии я был ещё лоялен),
Но ощущение сложилось, что я в стране своей - изгой.
Я улыбался внешне, а, внутренне, был обожжён - печалью…

Душа моя протестовала, выла и кричала: «Мама, мия!
Зачем я восемнадцать лет на малой своей родине прожил,
Срастаясь с ней душой?! Не даст, нигде, покоя ностальгия,
В каком бы месте, на Земле, я небо над собою дальше не коптил!»

С тех самых пор, по «лабиринту», и  блуждаю.
Мне дорог памяти пусть даже крохотный фрагмент:
Смотрю его, грущу или смеюсь над чем-то, вспоминая…
Без этого всего и радости от жизни словно нет.

И, с каждым годом прожитым, всё больше умиленья -
В пустяшных сценках вдруг такую радость нахожу,
Что самого, бывает, распирает чувство удивленья:
А что там, собственно, такого?! Но, брожу, брожу, брожу…

Вот школа старая…(носила номер пятьдесят.)
В ней до восьмого класса нас учили.
У школы этой был большой тенистый сад
(На переменках, осенью, мы часто в нём курили.)

За оградой сада, кучками лежит металлолом.
В воскресный день на этом месте был его приём:
Весами измерялось то, что мы, с огромнейшим трудом,
Сумели наскрести, разыскивая ржавое железо «днём с огнём»…

Эх, школа. Мала была, конечно, «деревяшка» эта:
Два этажа, но лишь четыре классных комнаты всего -
Три на втором, одна на первом, около буфета…
Но, в ней нам было, по-домашнему, уютно и тепло…

Её расширили, из кирпича два этажа пристроив –
Теперь по коридорам можно было хоть летать!
Был сделан гардероб… И туалет был обустроен
(Тот, в «деревяшке»-то, мне стыдно описать…)

Но в классах было холодно зимой:
У кочегарки мощности, в морозы, не хватало
И паста в тюбиках (в борьбе, чернила заменившая собой)
От той «прохлады» - очень часто застывала…

Вот в классе (у буфета) всё поёт: «Не хмурься, Лада!» -
На перемене, под гармошку, дружный наш отряд…
Да так поёт, что  далеко слыхать, аж за оградой сада!
Кто мимо школы шёл тогда, вам это подтвердят…

Физрук, перед уроком, лыжи всем нам раздаёт,-
А лыжины, в тех парах, одна другой длиннее…
Он видимо «не знал» об этом, потому что ждёт,
Когда бежать мы станем - в мире - всех быстрее…

Вот вспомнилась, к чему-то, глупая одна примета:
Приснится рыба мне (наверно потому, что был рыбак),
Проснусь и знаю точно – схвачу сегодня «пару» по предмету…
Не знал лишь – по какому, но то, что будет она – факт!

Ах, Лидия Алексеевна Катраева, родная…
Спасибо, Вам, огромное, за ваш великий вклад,
Что языка английского я - до сих пор - не знаю:
Пять лет нас, Вы с сестрой, учили, как по-русски говорят…

Не злой я - так шучу… Я б с радостью прошёл по этажам!
Не доведётся только - больше нет той школы…
В ней было всё: и грусть и радость. Я откроюсь вам:
Жалею, что с плохою стороной её мы тоже были хорошо знакомы…

Зачем же «деревянную», впоследствии, снесли?
Заводчика Бугрова дачу – до сей поры ведь сохранили!
А нашу «гордость», для потомков, не уберегли!
Глаза кололо здание, в котором нас учили?!

За садом, за оградой, магазинчик был - «Подвал»…
Ах, вкусный, свежий хлеб в нём продавали!
Пекарня рядышком, напротив, и я, бывало, долго ждал,
Пока машину с хлебом, с той пекарни привезённым, выгружали…

Зато, буханка «чёрного» – духмяного, горячего ещё!
Такого, что аж пальцы обжигает!
С лихвою закрывала временной тот счёт,
Когда откусишь хлебушка такого(!), кто не знает…

За жизнь свою, в местах я многих проживал
И хлебушка попробовал немало!
Но, вот такого же, я больше в жизни - ни едал!
Ещё б, хоть раз, наесться так, чтоб - до отвалу!

Но вот закрыта  та пекарня и магазин закрыт…
И всю сирень, на улице моей, по выкорчевали…
Кто в этом виноват - один ли кризис-паразит?
А может, где-то, в чём-то, просто все мы, с вами…

Детство  золотое… У каждого оно своё.
Я помню у моста перила – чугунные, чудные…
Там, на прутках, висит ещё  чугунное литьё:
Такие «груши», с дырками внутри, передвижные…

Поднимая "грушу", слышишь: "Во-о-от", а её отпустишь -
Она, ударившись, как колокол, промолвит: « Ва-а-мм…»
Идёшь из школы, помню,  и  никакую  мимо  не пропустишь,
Ну, кроме прикипевших: «Во-от, ва-а-мм! Вот, ва-ам; вот, ва-ам...»

Скорей всего  все слышали, в тех звуках, только - вжик и блям.
И нас, за скрежет с бряканьем, все взрослые всегда тогда ругали,
Пытаясь донести до нас практичность слов: «Вы краску всю содрали
С прутков перил!» А мы, в ответ: «вот, вам; вот, вам; вот, вам…»

Протоку, возле моста, все «болотом» называли и это - удивляло.
В том «лягушатнике» купались мы - теплей, гораздо, в нём была вода…
Но ведь сама вода – из речки затекала и в неё же, ниже по теченью, вытекала!
Текла тихонько, правда… Но ведь и рыба в «лягушатнике» - была…

До посинения в «болоте» том, как головастики, толпой «сидели»,
И возле омута глубокого, на отмели, такую поднимали муть!..
Потом дрожа, с гусиной кожей, на песочек  обжигающий летели –
Старались  жгучими песчинками всё тельце, щупленькое, обернуть…

А вечером, над краем леса, когда собою темень небо заполняла,
Являлось «чудо», задававшее вопрос на сон и достававшее с утра:
Что там, за лесом (далеко), вдруг  красными полосками стреляло?
И звук гораздо позже долетал: тра-а-а, тра-а-а, тра-а-а, тра-а-а…

Болотце высохло, а ЗПУ, на полигоне дальнем, нынче не стреляет…
На склонах насыпи  моста, все кустики былые, до деревьев доросли…
И что купались мы  когда-то здесь, никто уже поди не вспоминает?!
Лишь в памяти моей застряли те, счастливые до слёз, былые дни!

А вот зима. Иду по тропке на «болоте» (путь короче через реку)…
На небе за рекой, над улицей моей, считай, сияние вовсю играет!
Встаю и замираю… Рассматриваю, дивной красоты, картину эту…
Скорей всего, по нынешним-то зимам, его там больше не бывает…

А может это был лишь след трассирующих пуль?
В мороз, любой фонарный столб - прожектором светил!
Но мне хотелось видеть в том - причудливость магнитных бурь...
О красоте сияния нам многое учитель в школе говорил...
 
Как много, связанных с мостом, картинок  вижу я теперь.
Идя из школы мы, с Храпцовым, чуть спускались по тропе
И собирали, на обочине, едва проросший, дикий лук, щавель…
И очень было вкусно, когда ты их соединишь в пучке!

За эту грязную еду, меня застукав, мама каждый раз ругала:
- "Там грязь! Там  сверху всяк идёт, на них плюёт!.."-
Всё так… Но, одного она понять упрямо не желала:
Ведь завидно, когда Серёжка - кривится, но смачно так жуёт!

Под мост «заглянем», с кем-нибудь, чтобы утайкой покурить,
А там, бывало, перед нами, кого-то ненароком «пронесло».
Дымим, «не замечаем». Приходилось под «слепых косить».
Назвали бы нас  нынче извращенцами, ну  право сло…

А мы курили, где придётся! Лишь бы только нас не увидали!
(Ведь сопляки ещё совсем! Не скажешь - повзрослевшие юнцы…)
И  если б «заложил» кто - нас бы дома так ремнями отодрали
(Под одобренье матерей заботливых), без жалости, отцы…

Вот перекрёсток Лядовский, за ним Суворовский - родной.
Что слева, то моё… Домов там - восемь, магазин – девятый.
Все их пройду, в конце упрусь в центральный, этот – мой.
И всё, что было в этой половине улицы, - мне дорого и свято!

Родная моя  улица, всю жизнь мою, я – твой!
Живу вдали, но помню всё, без всяких киносъёмок!
Немного снимочков любительских всегда со мной...
Зачем пишу всё это, понимая, я - писать не ловок…

Но, всё, о чём я помню, верю - Бог зачтёт.
К чему и для чего - не знаю, не скажу.
Кто не изведал ностальгии - не поймёт
Того, чего я в «лабиринте» этом  нахожу...

В нём - вижу тех, кого давно уже на этом свете нет.
Там, для меня, они - все, до единого, живые!
Беды, настигшей их потом, там - и в помине ещё нет!
Там - жизнерадостны  все мы… и  молодые!!!

Там - «вышибалы», «прятки», «классики» и «фанты».
Хоккей, в «коробочке», с футболом… Выпивка порой.
Там - «выпендрёж» перед девчонками, дешёвые «понты».
И первая любовь, неразделённая,- ещё со мной…

Там майские жуки - ещё вовсю летают!
И все акации с сиренями, под окнами,- цветут!
Там, всех почти, казалось мне, я - понимаю!
Да и меня, мне верилось, - повсюду ждут!

Ручьи, что до Оки, там - все ещё прозрачные текут!
Да и в Затоне, там я - в чистеньком ещё купаюсь!
И люди там - в Луга поедут и «шобонки» наберут…
(Затона, с жижею зелёной, там я - не стесняюсь!)

Там я - ещё не отодвинут «жёсткою рукою»
В сторонку дальнюю, на жизненный свой век.
Там то, что я любил, - всё рядышком со мною!
Такой я, в жизни, странный человек…

Там я - на вытеке, Ручья в Затон, стою. В воде 
По пояс. Тесто, на дощечке, плавает передо мной.
Водичка тёплая. Бамбуковая удочка в руке
И солнце, тело согревая, за спиной!

А пескари, паршивцы мелкие, ощипывают ноги -
Вся кожа сморщилась, как видимо, в воде.
Сам (в голове) рыбалки подвожу итоги:
Плотвичек десять удалось поймать сегодня мне…

Там - через Арищи (ручей) с ребятами иду на «Омут»,
Который под обрывом был, на Сейме, на реке.
Идём, болтаем, курим, а рыбалка – повод,
Чтоб пообщаться нам, от дома вдалеке…

Из арбалета, самодельного, там я - стреляюсь  желудями:
Сижу в окопе, отбиваюсь от «врагов», вдруг, вот те раз!
(Неважно то, что все мы были, там, соседями-друзьями…)
Вот друг один, в азарте, попал мне, чуть не в глаз!

Я там - тону ещё, в весенней полынье,
По льду не перейдя, по тропочке, у моста…
Толян Белых протягивает, осторожно, клюшку мне…
Поверьте мне, что это - было так, ему, не просто…

А курковые поджиги?! Да, это – эпопея!
Бутылки, банки, вёдра, спичек коробки –
Всё цель…
Но иногда, подзаведясь, и от стрельбы балдея,
Пыжами  в друга целились  дружки…

Да что там пыж, когда  свинцовой пулей
В живот мне саданул, мой друг, Король!
Мы тогда, втроём, стреляли по  сосулям -
Витёк промазал, я заржал, а он: «Позволь!» -

И выхватил, у Мишки Склянина, из рук, его же поджиг…
Совсем не целясь, (ну ещё б, всего-то метров с двух)
Вдруг, по-ковбойски, словно совершая подвиг, 
Пригнулся в сторону и выстрелил в меня, придурок, БУ-У-Х !!

У Мишки, аж глаза повылезли на лоб, от страха:
- Ты, недоумок, там же пуля!…
                Я  лежу…
Встаю… Пальто пробито, и ковбойка и рубаха…
У кожи, пулю эту (пальто спасибо), вместе с ватой нахожу…

На животе пятно кровавое - с копейку,
Но ощущение полнейшее, что в нём - дыра
И из неё, вот-вот кишки по вылезут, поверьте.
Я глянул: Короля  убить, уже давно, пора!

Жаль, перед этим, я свой выстрел по истратил -
Кто знает, был бы жив потом, дружок-Король?
А так… по всем известным «адресам» его отправил
И тут же мы, с ним вместе, двинулись скорей домой.

Мы шли, а Витька, извиняясь, по дороге говорил:
- Я пошутить хотел! Ведь Мишку я заранее предупредил,
Чтоб поджиг он – одним пыжом лишь зарядил!
Наверно, он меня не понял… Поэтому и пулю зарядил…

Шутник неугомонный… После этого, ещё два раза
Пытался над другими, с той стрельбою, пошутить…
Стрелял одним  пыжом уже, но простреливал, зараза,
Фуфайку и рубаху… напротив сердца! Мог ведь и убить…

Там - за кислицей лезу, с пацанами вместе, в сад
(Что был на Лядова, сараев и помойки общей позади…) 
Мы молодняк зелёный рвём, а ветки-то - трещат…
И вдруг: «Атас, хозяин! Разбегайся, уходи!»

Берегись, забор и жопа! Ноги - в руки и лети!
Забор качается, доска трещит под молодой рукой!
Хозяин с матом (и с хорошим дрыном) позади!
Прыжок... «Добыча» не рассыпалась - со мной?

А после, на скамейке, ржач! Одежду проверяем
И, от волнения, всё яблочки зелёные жуём.
Кто как  дрожал от страха - вспоминаем,
А сами рады, что невредимыми пока живём!

Ах, детство-детство… Детство золотое…
Я – скромный мальчик? Таким себя я называл?
Застенчивость и скромность, что это такое
Я - только в глубине души своей осознавал…

Вот, перед выпуском из школы, вышла пакость:
В футбол играем - тут подножка и в коленке писк.
Не разогнуть и не согнуть мне ногу - вот те накось!
В больнице мне сказали: «Повреждён мениск…»

Как Паниковский, с палочкой, по школе я ходил.
Сидел на первой парте и торчала, из-под парты той, нога.
- Чего ты ногу выставил? – учитель у меня спросил,
А я на Вальку, на Красавцева, смотрел - как на врага!

Ведь это он, в игре, мне ту подножку-то подставил!
Конечно не нарочно, получилось так, но всё ж.
Хромать на выпускном балу меня заставил.
Да и вообще - на поле было больно (невтерпёж!…)

После девятого мы, с ним же, вдруг бурильщиками стали.
Кто на Мичурина живёт, ох, не видать бы вам сейчас домов своих,
Когда б мы, с Валькой вместе, пробы грунта брать не помогали,
Как раз на тех местах, где по настроили, потом, всех их.

Бурильщики! Ах, как же мы обрадовались, было, сразу!
Не где-нибудь работать будем, не хухры-мухры – на буровой!
Начальник, направляя нас, ни словом не обмолвился, зараза,
Что штанги с «ложкой буровой» увидим - вместо вышки той…


Не объяснили нам (пугать нас не желая) что будем мы вертеться,
(Словно два осла) завинчивая «буровую ложку» эту - в землю, вниз…
Когда же поняли мы всё, куда нам, с тем Валяхой, было деться –
Отказ работать, посчитали бы за юношеский наш каприз…

Пришли знакомиться: стоит геодезист, а рядом – лошадь и телега…
- Грузите, - говорит нам, - на телегу этот неказистый инструмент.
И пошевеливайтесь шибче, чтобы мы успели до обеда
На место первого бурения приехать! – вот попался «кент».

Его спросили мы в ответ: «Чего?! Вот эта куча - буровая?!» -
С тоской, в глазах, взглянув на груду длинных железяк.
А он, гад, скалится: «Так точно, угадали вы! Она, родная!
Да я смотрю, вы не обрадовались ей, никак?!

Ничё, ничё! Покрутитесь  чуток, для пользы дела!
Поди-ка, возле дома-то, штаны  уже устали протирать?!
Научитесь бурить! Все в жизни  что-то начинают неумело…
Глядишь, через недельку, мы по 20 метров будем за день прогонять!»

- Чего?! По сколько?! - мы с Валяхой дружно обалдели!
(Земля не сахар и не сыр, чтоб дырки в ней легко было сверлить!)
Ещё тоскливее на кучу ржавого того железа посмотрели –
Ох, угораздило пойти подзаработать… Нам теперь - не жить…

Приехали на место. Осмотрелись. Разгрузились.
Жара стоит... Свинтили штангу с «ложкой буровой»,
Воткнули в землю, на трубки поперечные руками навалились
И поплелись… Вот вам и буровая, чтобы знали! Боже ж мой!

А  через метр бурения, вытаскивали всё обратно!
Геодезист, из «ложки» той, в мешочек, землю отбирал.
Записку вкладывал в него, всё чинно, важно, аккуратно…
Он целый месяц, чемоданчик свой, мешочками такими наполнял!

Забуриваться - полбеды: давя на бур, по кругу просто мы тащились.
А вот вытаскивать железо это, метров десять вглубь земли уже пройдя!
Послушали б родители тогда, с какой душой, как мы умело матерились,
Пупочки надрывая (выдёргивая эти штанги, чёртовы,) слегка ещё пердя…

Смешно?! Чтоб денег заработать, чем только не займёшься!
Всех нас тогда учили: свои деньги нужно честно добывать!
Да и сейчас ещё, чтобы копейку заработать – надорвёшься!
Легко, видать, лишь миллионы, в государстве нашем, воровать…

По восемьдесят рубчиков, за месяц, нам с Валяхой, заплатили.
Гордились мы: то, как у взрослых мужиков, считай, была зарплата.
Мы, пацаны ещё, те деньги получив, весьма собой довольны были,
Хотя в душе считали, что для бурильщиков - такая сумма маловата…

Не помню я, как Валька деньги тратил, я себе – костюм на них пошил:
Двубортный - два разреза сзади, а брючата, по заказу, лёгкий клёш…
Эх, будет в чём на выпускной теперь пойти! Решил:
Сам заработал на обнову и рублём потраченным - не упрекнёшь…
 
А как мы пили спирт - с Валяхой и ещё с Сурою?!
В час ночи начали, втроём, в сарайке у него…
Бутылку спирта, полную, не разводя водою:
Ай, что мы - слабаки какие, вот ещё чего!

Спирт – дармовой: соседка снизу, Валя, проиграла.
Проспорила, так будет всё-таки, пожалуй, по точней.
Играть и песни петь весь вечер, под гитару, заказала:
 - Сумеешь – расплачусь! (А спиртик был - при ней…)

До ночи пел, играл – руке моей было привычно:
Я, без награды, каждый вечер на скамейке так бренчал.
Ночами спирт хлебать, вот это было - очень необычно!
И спирт, до этого, я тоже никогда ещё, ни с кем, не выпивал!

Огурчики грунтовые, лучок зелёный, хлеб да соль - вот вся закуска…
Но приоделись, как на танцы – план, видишь ли, созрел у нас такой:
(Забыл… там к закуси, ещё вода была, конечно, - всё равно негусто…)
Хотели в Горький съездить, после! Вот спросите – пьяными, на кой?!

А нам  втемяшилось! На улице Заслонова… Заломова – забыли(!),
Две наши одноклассницы, готовясь к поступленью в институт,
Так удивятся, думали (они же там не в курсе обе были),
Когда к ним в гости - одноклассники незваными придут!

А  чтоб заранее одеться по приличней - врал родителям, безбожно!
Что, дескать, завтра будет встреча, в Горьком, участников «Зарницы»…
Что шалопаем выглядеть на ней - мне просто невозможно!
(Смотрел в глаза родителям, как смотрят на икону у божницы…)

Поверили – наивные! Но, денег – рупь лишь (на дорогу) дали.
Допытывались долго: «А в ночь переодеться тебе нужно - почему?!
Поди-ка вас покормят там, на встрече-то?!» – сказали…
Как выкрутиться удалось – до сей поры, никак  я не пойму…

Бутылка спирта – к половине, а Сура - уже домой свалил.
Остались два бойца в сарае… В костюмах, при параде!
Валяха спирт (оставшийся) уже водой, в бутылке, разводил
(Чтоб не упали мы, когда начнётся представление к награде.

К какой, за что – неважно…) В пять утра – мы выползли на свет…
Мы - и корова рядом (из соседнего, Шишкановых, сарая…)
Нас развезло уже - в дугу! Но не пошли домой мы, что вы – нет!
Попёрлись на вокзал! Зачем туда нам надо, вспоминая?

Мы с Валькой по дороге: «Шире грязь – навоз ползёт!» -
Идём, шатаясь, чуть не падая, друг друга обнимая…
Народ навстречу попадается – с ночной домой идёт -
На нас двоих любуется… Прости ты меня, мама, дорогая…

Припёрлись на вокзал. На рубль – билеты на двоих купили.
Нам добираться в электричке предстояло целый час.
Валяха прихлебнул ещё из горлышка (остатки прихватили)
Я отказался – кто-то «трезвым» должен быть из нас?!

В вагоне электрички, на сиденье, мы немного подремали.
Порядком протрезветь , естественно, у нас не получилось…
Но нужный адрес мы удачно, как-то, всё же разыскали
И пара одноклассниц, дверь открыв нам, оч-чень удивилась:

- Откуда вы свалились?! Как квартиру съёмную нашли?!-
А мы в дверях стояли и так глупо, пьяно улыбались…
- Вот черти пьяные! Ложитесь спать – мы на занятия пошли...-
Вот там и протрезвели мы, покудова девчонок дожидались…

Что дальше? В кинотеатр сходили, на «Анжелика и король».
С горы на Волгу, вечером, смотрели – усё було прелестно.
У нас, гостей незваных, пьяных, денег было – ровно… ноль…
Спасибо, Ирке с Олькой, что день тот был закончен так чудесно.

Не зря молва гласит, что дуракам и пьяницам – всегда везёт!
Нас, на вокзале ночью, чуть дотошный мент не повязал -
В дежурке допросил: что, как... нас ошмонал. А после: «Вот,
Как же без билета, вы до дома добираться будете?» - сказал.

- "Мы - «зайцами»!" – признались. – "Как  нам, по-другому, быть?
Не ходят ревизоры по ночам, лишь только, Вы, нас отпустите!"-
Н-да… Ночь в сарае, с пьянкой… Глупую поездку – не забыть!
А вы, девчонки милые, нас дураков, пожалуйста, простите…

А вот палатка. На берегу ручья (не помню я названья.)
Рыбачить мы приехали. Нас пятеро, зато бутылок – шесть.
С ночёвкой мы, но напиваться не было тогда желанья!
А лишнюю бутылку, так, случайно, втихаря, нам удалось унесть…

Её Король, в «Зелёном» магазине, чуть небрежно, прихватил,-
Чтоб продавщица на работе больше, в жизни, не зевала.
- Не смог оставить сироту я на прилавке! – Витька объяснил! -
Нельзя, чтобы сиротка та - без ласки, без вниманья пропадала!

Мы - выпиваем, а оно не лезет, мы ж - не алкаши.
«Плодово-ягодное»… Кольку Коробова, тут же, рвёт.
Но мы - упорные и были к ночи, помню, хороши!
Один Король, над нами всеми, выпивая - только ржёт!

Всем хорошо известно, что смеётся - лишь последний!
Мы-то блевали - все, а Витька - «принял» всё.
А мошкары - июньской ночкой летней!
Нам не спастись всем было от неё!

Почти не спали. Забрезжило – ушли ловить.
Один Король в палатке – кормит комаров…
Не стали мы его, ещё пьянущего, будить –
Лицо прикрыл рубахою, храпит… И будь здоров!

Вот мы с Пилюхой (Саня, я по-детски называю, извини)
У «Военхоза», в перелеске, берёзоньки с изгибом, для клюшек, выбираем:
Из них мы сделаем всю клюшку разом - лишь выстругивай её, пили,
Зажав в тиски на верстаке, который был над погребом в сарае.

А вот идём с ним… крадучись, вдоль огородного забора -
В нём (среди реек разных) попадались из берёзы черенки.
Мы аккуратно отдираем их, по-тихому, как воры.
И снова нам – строгай, пили, долби…

Эх, клюшки-клюшки, что ж так быстро вы ломались?!
По два-то тридцать, их родителям на нас - не напастись!
А играть хотелось ежедневно - вот мы и старались,
Пусть и заборы разбирая – нас, господи, прости…

Я помню, как зерно с баржи мы разгружали -
Сенчук, Шувалов, Красавцев Валька, ну и я…
На элеваторе рабочих не хватало – нас позвали.
И посулили каждому, за смену, по четыре аж рубля!

Без смеха, те посулы показались - очень хороши!
Ведь денег нам, естественно, всё время не хватало.
Да и работа плёвая: трубу в зерно засунул и «пляши»…
Но вот еды с собой, тогда, мы взяли слишком мало!

Сказали нам, что поработаем лишь с двух до десяти -
Мы, без опаски, в перерыве, малость ту перекусили.
Подходит десять вечера и нам домой пора идти,
А нас ещё на смену задержаться попросили!

Всё было бы - ништяк, но вышла незадача:
Работа усложнилась, да посчитай – в разы!
Трюма уже не полные – не та пошла  раздача,
А дальше хуже - показались у трюмов низы…

Трубу - таскай, зерно к ней - подгребай…
И голод, жуткий просто, как ни странно, подкатил…
Кричим, уставшие, друг другу: «Эй, там - не засыпай!»
Нам показалось в это время - нет работать сил…

Зерно не ели - никогда? Такое, чтоб - сырьём?!
Везунчики, однако же - ни дня, видать, не голодали! 
А мы его - в ладонь по наберём, обдуем, после - оботрём…
Засыплем в рот… и, как бычки голодные, жевали!

Средь ночи, я про рыбу вспомнил: густеру с ладошку…
Винтом моторки шаркнуло её, она всплыла, а я – поймал.
То было вечером ещё – прибрал её, подумав, что для кошки.
Ага, сейчас, я - сам, как кот голодный, злющий (ночью) стал…

В своём рассказе, голод описал Джон Колдуэлл:
Шторм пережив, голодным плыл он в океане
И сырую рыбу (не очищенную) - не прожёвывая ел!
О безопасности, брезгливости не думал он в дурмане…

Подумалось и мне тогда: он - ел… а чем трусливей – я?
Пошёл - рыбёшку ободрал, очистив от кишок - промыл…
- С кем поделиться? - громко я спросил, – Друзья?!-
Но широту души моей – никто  из них не оценил…

Сырую рыбу жрать без соли – это… слишком круто!
И не в противности тут вовсе дело… да, пожалуй, нет.
Им - показаться дикарями было стыдно, почему-то?!
Досталось больше мне - рыбёшку съел и всем – привет!

Страданья наши оценив – работница одна нас пожалела:
Достала пару яблочек и хлебушка (порядочный такой кусок…)
Всё поделили - поровну и тут же принялись за дело -
Жаль, что не видели друзья набитых наших щёк!

Ах, как же быстро мы то яство уплетали!
Вкусней ещё не кушали, казалось нам, еды!
А вот зерно сырое – дрянь такая (чтоб вы знали!)
[Не кони, не бычки же, в самом деле, были мы…]

Зато уж дома - отоспавшись да отъевшись!
Да получив, затем, по восемь заработанных рублей!
Позвали мы друзей (от неожиданной халявы обалдевших)
На пикничок, но был он - через несколько лишь дней…

Сначала - бреднем рыбы в речке наловили.
Прикинули, а хватит ли нам водки - четыре пузыря?
Возле реки - в уютном месте – ведро ухи сварили!
И уж потом - наелись, напились (не сильно), песенки галдя…

Ну, как такое детство с юностью забыть?!
А у меня таких картинок – не пересчитать!
Шутя, скажу: да вы свои глаза сломали бы,
Когда бы удалось мне обо всём-то написать…

Рыбалка на Оке, на Сейме, на Затоне, на Старице…
А «дикая прогулка» до Дзержинска на велосипедах?…
А игры ежегодные в чудесную игру «Зарница» -
Так радовался наш отряд, когда одерживал победы…

Да много, очень много, было интересного и озорного!
Не зря картинки «лабиринта» несут душе моей отраду!
Второй раз жизнь прожить – не надо детства мне другого!
Пусть повторится! В нём (абсолютно ничего) менять – не надо!
                03.07. – 18.11.2013.
Горька и тяжела, невыносимо, жизни чаша -
Недавно умерла и Богучарская Любаша...
Давно нет Кольки Коробова и Шувалова Серёги…
Подгорнова, Красавцева – лишь образ их со мной…
Шаталиной и Каревой – так коротки у всех дороги…
И Никонов, И Вася Рыбин… Господь, их души - упокой…
Толян Белых, Рожков Серёга, Сашка Самкин, Толя Цветов…
Ефремова Наташа – многих, очень многих нет…
Едва дожив до сорока (а то и не дожив) при этом…
Кто в этом виноват, с кого спросить ответ?...
28.03.14.