О Константиносе Кавафисе

Он
Он жил в Александрии - этот город
его держал в своих объятьях цепких,
не отпуская, не давая легким
впустить в себя других провинций воздух.
Не отпускал и не любил его.
На греческом его не понимали -
чиновник мелкий, тайный сластолюбец,
он изредка писал свои стихи
и продавал их варварам за фунты.
Потом он умер и была война.
И на войне слова его связали
разрыв во времени, сознании, пространстве.
Все то, чем он дышал в Александрии,
все то, чего не может Артаксеркс
дать эллину, все то, чего Антоний
лишается за сутки до паденья,
все то, что есть Итака, стало ясно
солдатам на войне. Он был услышан.

Я
Вино сегодня не пьянит. Лампады
чадят в углах. Вкус изменили соль,
хлеб и вода. Я кажется отравлен
Кавафисом - далекий отравитель
со мною разделил надрыв души
и сеть тоски на сердце мне набросил.
Усталый ум не может взрезать сеть
и сердце бьется, о чужом тоскуя.
Что мне Гекуба? Что Александрия?
Священный Нил сквозь комнату течет,
у шкафа развернулись пирамиды,
и сфинкс по сердцу топчется, как кошка
с одной загадкой: где теперь любовь,
в каком окне она ломает крылья?
***
Я был отравлен эллинским огнем,
и эллинской водой (она из Леты),
мне что-то пели эллинские трубы
из бронзы или меди. И Кавафис,
расправив крылья, вороном летал
и каркал на руинах Византии.
Но варвары не шли: мир в тупике.
А варвары могли б... Но нет их! Нет!