Разговор со Звездами

     Маяковский проходит место, где Полонская прождала его целый час.
     – Вот тут я должен был встретиться с Норой в первый раз. Как быстро все изменилось. Сначала она бегала за мной. Сейчас – я за ней. Скачки. И неизвестно чем кончатся эти скачки. А ну-ка, где эти плевочки-Звездочки, по которым узнают будущее?
      Маяковский смотрит на Небо. Оно затянуто тучами.
       – Ничего из-за туч не видно. Хотя вон в ту черную дыру в тучах я вижу Звезду. Моргает. Будто – удивленная – хочет сказать что-то и не может… Кого-то мне  напоминает эта Звезда. Но вот кого? не могу понять... Ну, что ты вылупилась, дуреха? Мне твоей азбуки Морзе все равно не понять.
      Он опускает взгляд.
      – Безнадежное это дело гадать по Звездам. Пусть, задрав голову,  любуется ими Пастернак. Ему они нравятся в Небе. А мне – в   мартеновских печах! А в Небе сиять какой в этом толк… Земного счастья хочу. Жить как все. Воспитывать детей. А не получается… Ну, не получается – и все! Такая, понимаешь, непёрка, – говорит он и собирается уходить. Но напоследок бросает на Небо взгляд. И к своему удивлению видит: тучи вдруг куда-то исчезли и проясненное Небо открылось перед ним, блестя и горя бесчисленными своими Звездами.
     – Ветер разогнал, – подумалось ему. – Так бывает. На Земле тишь да гладь, а вверху…
     Замерла папироса в его зубах, и, помимо воли, он залюбовался красотой звездного Неба.               
      – Ишь, как рассиялись лучиками! Нет, это не плевочки, эти монетки-Звездочки, – говорит он. –  Это звездная дань, которой  Земля обложила Небо.
      И вспомнились ему его последние стихи:

                – Ты посмотри, какая в мире тишь.
                Ночь обложила Небо звездной данью.
                В такие вот часы встаешь и говоришь
                векам истории и Мирозданию.

     Потом он вспомнил свой сон. Звезды, которые, дурачась, проплывали перед ним во сне... Их недовольство этими стихами.
    Маяковский стал с любопытством рассматривать Небо. Прямо над ним среди массы Звезд различает едва заметную фразу: «14 апреля 1930 года». Фраза была составлена из маленьких, бледненьких Звездочек, которые то исчезали, то появлялись вновь.
     – Сегодня как раз 14 апреля 1930 года… Что за чушь. – Маяковский усиленно зажевал папиросу, перебрасывая ее с одной стороны рта в другую. – Померещилось... Вот сейчас посмотрю снова – и там ничего не будет.
     Смотрит и видит – фраза не только не исчезла, но стала во много раз ярче. А сами Звезды, ее составляющие, разрастаясь, приобретали  человеческие очертания. И чем больше он всматривался в них, тем отчетливее ему виделись взволнованные, раскрасневшиеся лица женщин, которые улыбались ему и взглядами приглашали к себе.
     – Так вот что значат эти Звезды. Это – наша любовь. Вымытая. Очищенная от сегодняшнего г…. Теперь я понимаю, что они мне говорят. (Обращается к Звездам.) Значит – пора, говорите?.. Хорошо. Я – аккуратный. Не замедлю ни на день.
     Он уже взмахнул рукой к карману пиджака, где у него лежал пистолет, но потом остановился.
     – А как же Нора? – подумал он.
     Резким движением он опускает руку. Как тисками сдавливает голову большими ладонями:
     – Наверное, я схожу с ума.
    Оглядывается по сторонам, не видел ли его кто в таком положении? На холодной, слабоосвещенной улице никого не было.
     Немного успокоившись, произносит тихо:
     – Нет, сегодня же иду к врачу. Надо что-то делать. Нора права.
     Неожиданная трель свистка заставляет его вздрогнуть. Стоявший в укрытии милиционер выходит к нему.
      – Гражданин! Я уже несколько минут наблюдаю за вами. Стоите, понимаете, на проезжей части. Разговариваете сам с собой... Что вы там увидели в Небе?
      – Помогите разобраться, товарищ! Что это? – говорит   Маяковский, указывая место, где видел надпись.
      – Где? Давайте посмотрим!
     Оба уставились в Небо. Место, где была надпись, снова было затянуто тучами.       
     Долго они еще так стояли, задрав головы. Первый не выдержал милиционер.
     – А что там хоть было? – спрашивает он, поворачивая голову к Маяковскому.
     – Так, ничего, – говорит сконфуженный Маяковский и поспешно отходит.
     Пока милиционер собирался ему  что-то сказать, Маяковский уже быстро печатал озабоченные шаги метров в двадцати от него.
     В этот момент в тишине раздается треск разбиваемого стекла витрины магазина, и милиционер, правой рукой придерживая кобуру, а левой  держа во рту покрывающий трелью пустынную улицу свисток, устремляется вниз по Тверской.
     Идя домой, Маяковский дал себе зарок больше не смотреть на Небо. Но не выдержал. Что-то, что было сильней его, заставило его посмотреть вверх. И он поднял глаза к Небу. Дата его конца как ни в чем не бывало опять горела на прежнем месте…
   
       П р о д о л ж е н и е  з а в т р а