о тайном и явном

Не верю кошмару, на грудь не дави,
сирены и ведьмы поют о любви,
когда неприкрытые похоть и раж
уликами живописуя пейзаж,
его подкупают казаться иным
но это лишь вязкие чуждые сны.
И я отрекаюсь от этих картин,
пронзая по методу всех буратин
обои, имея действительный ключ
любви, как там чёрная Майя ни глючь,
засветится Солнцем любой негатив,
таивший напрасно небожьи пути.
Глубокая тайна - приют чистоты,
не ранящей зря тех, кто полупусты,
ещё неготовые выкинуть бред
с дурною привычкой быть пастбищем бед.
Не плоская лужа - перпендикуляр
колодца пригоден водицею для
любви: утолить, так что жаждать, испив,
не станешь, зависимость не учредив
от дозы, не грея чужой аппетит,
в душе не боясь, что птенец улетит,
ведь это - как воздух : уменье летать,
двуногий обязан светящимся стать,
всем связям живой подбивая баланс:
отдачи, принятья, кредитный аванс
закрыв по взысканьи наросших долгов,
списать же  возможно по воле богов,
когда добровольно раскаян должник,
иначе во тьме свет напрасно поник,
но света подарки - недремлюща рать,
из почвы могильной умеют собрать
всё лучшее, чтобы наверх прорасти
и в новое качество сущность впустить.
Поэтому солнышко, словно конвой,
над полем озимой, как и яровой,
но почве - питать, не давить, сгинь, кошмар,
нет чёрной дыры, ведь любовь внесла дар.