***

Над телами опавших вповалку
бьются в груди матери-клены;
снежных ягод грохочут залпы
из орудий студеных утр.
Осень выстрелами настигла
слитые тела влюбленных:
над постели разверстой могилой
серых дней сапоги бегут.

Их «ура» раскатывается по глинам,
яблонь локти заламывает ошалело;
мотыльковым подкрылком липа,
трепеща, не в силах утечь;
до синичкина дня рябина
красной девкой недоалела –
вести горькие в галочьих всхлипах
разносятся в высоте.

Сквозь желтое трав, сквозь седое,
сквозь хруст перемерзшего стебля,
сквозь луж захлёб под пятою
то ль падаю вниз, то ль бегу –
по осклизлым лугам, по землям
тополей в сквозном разоренье,
в стоне вётел, в пепельном тленье
ивняков на том берегу.

Где же силы, чтоб вынести белый-
белый стыд заголённой березы,
смутный воздух остекленелый
в неподвижных глазах ноября,
морось дней с ограбленным светом,
да дождей простылые слезы,
да собачий скулёж ветра
в поседелых волос пустырях.

…Есть в горе застылом,
есть в море пустынном
одна-
единственная страна,
где тихие песни слышны,
на хOлмах трава зелена.
Где счастливы детские сны,
где прекрасные руки жены.