Борзые

Жили - были два брата родные.
Был Ярема старшой, младший Миха.
У помещика – то,  крепостные,
Где хлебали одно только лихо.

Согласитесь, как несочетаемо,
Крепостное - от слова - "крепость".
Да, к тому же, еще и "право".
Если вдуматься, право - нелепость.

Был помещик крутейшего нрава,
Самодур, сумасброд и так далее.
И крестьяне, не знавшие права,
Были хуже скота у каналии.

Часто гости к нему наезжали,
Развлекались и сытно, и смачно.
И всю ночь девки в бане визжали,
Все пропитаны дымом табачным.

Но охоту любил он всех боле.
Как борзых он своих обожал!
И ласкал, и лелеял, и холил,
И на шкуре медведя с борзой возлежал.

Так был счастлив ни с кем, как с щенками
И слюнявил их морды, смакуя,
И  душевно их звал " сосунками",
И за пазухой тискал, ликуя.

На приплод были щедрыми сучки,
Выдавали по дюжине разом.
И помещик поглаживал ручки,
И в восторге сходил до экстаза.

Лишь один он от счастья светился,
Лишь один был доволен и сыт.
Были те, кто заранее злился,
Кто в отчаяньи плакал навзрыд.

Был Ярема умней - он объездчик,
Объезжал все поля и леса.
Был доволен, уверен помещик -
Под охраною кровна земля.

Ну, а младший, что Михою звался ,
Тот - то был богатырь от природы.
Все дела .за которые брался,
Были на удивленье народу.

Был Ярема свободный, как ветер.
А братишка влюбился, женился.
И была всех дороже на свете
Его Фрося, на ту и молился.

На сносях была Фросюшка. Ждали,
Ближе к летичку дочу -  малютку.
И не думали, и не гадали,
Что готовит судьба злую шутку.

Третий день Миха в дом не являлся,
Выкорчевывал пни от зари до темна.
И закончить скорее старался,
Ведь от бремя  вот - вот разрешится жена.

Наконец - то! Последний пенечек!
Улыбнулся и полушутя -
- Дай -то Бог, что б не девка - сыночек,
А то будет несчастной дитя.

Была лошадь Яремы не в мыле,
 И плелась она так неспроста.
Невдомёк было сивой кобыле,
Что хозяину не до хлыста.

Губы сжаты, глаза стрелы мечут,
Из груди сейчас накипь попрет,
И в мозгу смысл горланистой речи -
- Не дай Бог, хоть один пусть помрет.

Стал Ярема в кустах, притаился,
Лошадь фыркнула, но не заржала.
Взгляд на брата его устремился,
Хлыст рука мертвой  хваткой держала.

- Как скажу? И какими словами?
Куда спрячу глаза от него? -
Стоял, думал он за деревами,
И придумать не мог ничего.

Поскакал, но не  брату навстречу,
Сам себе и крича, и ругаясь.
Ну, а Миха - котомку на плечи,
И домой зашагал, улыбаясь.

Вот плетеночка, крыша родная.
Руки, ноги замлели, застыли.
След оставила - точно - борзая-
На тропе в слое пепельной пыли.
               
Не вошел Миха в хату – влетел,
Мысли сразу смешались, как каша,
И, взглянувши, он остолбенел –
- Вот она, злая долюшка наша!

На полатях его Ефросиньюшка,
И борзые по ней, как  по сучке,
А у стенки – дочурка – кровинушка,
Посинели и губки, и ручки.

В соски бабы щенята впивались
И, чмоктая, ей делали больно,
Как ужаки ,по ней извивались,
И завыл Миха – Хватит! Довольно!

Отрывал щенкам головы Миха,
Визг беспомощных был на всю хату.
Ефросинья промолвила тихо –
-  Не они! Не они виноваты.

И тела тех несчастных щеночков
Закопал он под белой березой,
И,дрожа, прижимал к себе дочку,
И щекой вытирал Ефросиньины слезы.

День прошел, и помещик посыльных
За борзыми  щенками прислал.
Миха молвил – Побил я безвинных,
Лучше  б нелюдя в клочья порвал.

Испугались посыльные – Миха!
Лютой смерти себя ты предал!-
И ушли. В хате стало так тихо,
Пока голос комочек родной не подал.

На дочурку смотрел умиленно,
- Будем ждать теперь доли своей.
Будь же, доча, ты благословенна,
Будь ты проклят, помещик – злодей!

Ждать не долго пришлось, Вот, явились,
И скрутили мужицкие руки.
Миха с Фросею не удивились,
Но не знали, кого и какие ждут муки.

И дочурку забрали с собою.
Фрося молча за ними плелася,
- Крепостной быть одно, что рабою.
Зачем я, зачем ты родилася?

Миху в темном подвале закрыли
Под надежную верную стражу.
А борзые в усадьбе всей выли,
Видно, чуяли нюхом пропажу.

Но в усадьбу жену не пустили.
Не хотел её варвар и слушать.
Злых собак лишь на Фросю спустили,
Благо, что те успели покушать.

И под отблески нового месяца
Фрося шла, кудри ветры трепали.
- Что ль на той же березе повеситься,
Где безвинных щенков закопали?

- Где же доченька? – Вдруг спохватилася,
Даже имя ей дать не успели.
На колени в ночи опустилася,
А в душе её страсти кипели.

Раным – рано, на самом рассвете,
Не дождав  петушиного пения,
 Чан, налитый водой, литров двести,
Был приказ – довести до кипения.

Ветерок был с утра хоть прохладен, но ласков.
Суета, беготня шла в имении барском.
И в подвале запахло костром,
Чуял Миха беду всем нутром.

Солнце в щели дверей проскользнуло.
Как по сердцу  ножом полоснуло.
Мозг туманили мысли, как дым.
- Неужели дочурку скормили борзым?

Ветерок шаловливый игриво
Сам собою костер раздувал.
Наконец – то вода забурлила.
Ветер пар над котлом поднимал.

Вот и дверь заскрипела, открылся подвал.
Где – то голос борзой недалече взвывал.
Миху выволокли, подтащили к костру.
Так и ахнул – Неужто  так страшно умру?

- Ждут тебя, Миха, райские кущи-
Взвыл помещик, неистово злющий.
- Смерть – то будет немыслимо сущей,
Но не тело, а душу сначала порвущей.

Что услышал, до Михи не сразу дошло,
Расступилась толпа, сердце в пятки ушло.
Ефросинью вели всю в исподнем,
С образочком на шее Господнем.

Ноги ватные, грудь загорелась огнем,
- А её – то за что? Ведь она не причем!-
Как набат был тот крик, выше, выше.
Аж Господь его, видно, услышал.

Над  беднягами зверь измывался,
Как безумный в бреду, верещал.
То в котел бросить Фросю пытался,
То на землю опять возвращал.

Наигрался иуда, натешился,
Но страданьями их не утешился.
Наконец, Ефросинью над чаном поднял –
Просто руки разжал, как бы так – потерял.

Разлетелися брызги, котел зашипел.
Будто ангелов хор где – то нежно запел.
Над котлом принял пар образ Фроси
И чуть видимо в небо вознесся.

Миха, как не живой, на коленях стоял,
Будто статую кто из него изваял.
Кровь кипела его, испарялась,
И душа из груди вырывалась.

- Ты живой? – взликовал гнусный голос.
Мих опомнился, дыбом встал волос.
Он – то думал – душа умерла,
Но как больно и нежно вдруг сжалась она!

Расступилась толпа осторожно.
В это верить? О! Нет! Невозможно!
Жизнь реальная- страшная сила.
Няня дочку к котлу подносила.

В белом чепчике, в белой сорочке,
В кружевах, с медным крестиком дочка
Миха руки скрестил на груди –
- Ты смотри близко к чану не подходи.

Злобный хохот раздался в усадьбе.
- Может, правда, отложим  до свадьбы?
Лишь тебя вслед за Фросей отправим.
А уж дочку потом, когда свадьбу ей справим.

Очень странно спокойно держался Михай,
Потому что подумал – Шуткует? Нехай!
Заключалась в одном эта странность –
Он считал, что такой быть не может реальность.

Только крикнул упырь, рукава засучил.
-Душу ангела, нянька, мне быстро вручи.
А то вырастет в маму красавица
Будет жаль, что красоточка сварится.

Няня трепетно дочку держала
И помещику не отдавала.
Видно тоже считала  - Иуда
Не осмелится сделать ей худо.

Но, подавшись вперед, тот как лев заревел.
Только выстрел как раз в тот момент прогремел.
Покачнулось, задергалось тело
И в кипящий котел полетело.

Рот раскрыл весь народ и затих.
Пролетает стрелою Ярема меж них.
Михе путы разрезал и  вмиг на коней,
С драгоценным комочком, дочуркой своей.

Миха с братом стрелою пустились,
Люди, ахнувши, перекрестились.
Братья  мчались и лесом, и полем.
Чтоб найти её, вольную волю.

Над землёю туман расстилается,
С неба дождичек льет, проливается.
Человек по дороге бредёт,
Только волю никак на земле не найдет.
                27.02.2013