Неожиданность

        НЕОЖИДАННОСТЬ
 
Идя лесной тропинкой, узкой,
 позволил Я себе мечтать:
 черники, не доступной, литров
 хотя бы парочку набрать.
 
Я нёс удобное лукошко,
 что сшил зимой из бересты,
 его объём пугал немножко:
 на тридцать литров полноты.
 
Оно имело сверху крышку,
 как магазинный чемодан,
 и массу, килограмм, не лишку,
 в нём был изящества обман.
 
Шёл час, второй, движения лесом,
 когда лесной, далёкий путь
 воткнулся в вырубку балбесов,
 где лес валили не чуть-чуть.
 
Прошло лет пять от валки леса,
 остались раны топора,
 Я созерцаю с интересом
 итоги дикого "вчера".
 
Когда Я шёл тропинкой, новой,
 в боках черничные кусты
 сверкали зеленью, весёлой
 и парой ягод мелкоты.
 
На вырубке черничник-хищник
 разросся, словно львиный рык,
 от зрелища стал пульс отличник,
 ну,говорю себе: Мужик!
 
На обалденную картину
 приятель, мой, сказал б: Кино!
 Черники "жопой ешь, вестимо,
 её не выбрать всё равно!"
 
Или ещё,
 стремясь не "сглазить",
 воскликнул бы:
 Её, как грязи!
 
Я тихонько перекрестился,
 рюкзак удобно положил,
 лукошко рядом с ним устроил,
 платком чалму соорудил.
 
На вырубке меня, как гостя,
 ждала ватага комаров,
 их были тучи,миллионы,
 их писк был страшен и суров.
 
Под солнцем, что пекло в затылок,
 на шею, руки и на лоб
 садился из слепней "полтинник",
 Я мял их резко, только мог.
 
То тут, то там фонтанчик крови
 бежал из "шахты" от слепня,
 казалось, вся лесная стража
 здесь собралась вокруг меня.
 
Мне кровопийцы не особо
 мешали писком и вознёй,
 меня черника устрашала
 своею ягодой большой.
 
Моя удобная "баклажка",
 её сам сшил ещё зимой,
 минут в пятнадцать с верхом, тяжка,
 Я высыпал её, герой.
 
Пластмасса от пивных бутылок,
 как для посуды материал,
 цилиндр, широкий, низкий, лёгкий,
 объём на литр,мне помогал.
 
Часов примерно где то в десять
 начался, как доение сбор,
 за шесть часов за литров двадцать
 черники крупной приобрёл.
 
Была довольно лёгкой ноша,
 что взгромоздилась на плечо,
 на станции у электрички
 меня встречали горячо.
 
Поставлено лукошко с крышкой,
 стянул устало сапоги,
 сменил одежды и кроссовки,
 как лёгкость для любой ноги.
 
Вдруг подлетает "орхидея",
 грудастая, лет двадцати,
 ручонкой, бойкой, крышку с груза
 ей хочется отворотить.
 
Чего ты делаешь, нахалка?!
 Зачем ты лезешь не в своё?!
 А ну, как Я,(тебе не жалко?),
 нутро полапаю твоё?
 
Моё шикарное лукошко
 имело бок, как гобелен,
 и девки липли, словно мошки,
 оно их забирало в плен.
 
Нахалка с видимым укором
 не стала крышку открывать,
 мне не пришлось нелепым ором
 её площадно обзывать.
 
Лишь только дивные ладони
 моей красавицы в дому
 имеют право гладить трогать
 мою корзиночку одну.
 
Любимая сказала мудро:
 Не зря зимою ты "портнил",
 твоё лукошко, мой волшебник,
 удачно из берёзки сшил.