Обретение

      Лучи раннего июньского солнца пробивались у горизонта сквозь одинокое облако. Константин Васильевич Мельников, выйдя на балкон, чтобы оценить погоду, не смог отказать себе в удовольствии насладиться утренней прохладой. Заложив руки за голову, он замер на мгновение и с выдохом еле слышно произнес: «Красота-то, какая!»
Не отрывая взгляда от восхода, вспомнил о времени и строго скомандовал жене:
– Вера, поднимай Татьяну.
Вера Ивановна молча направилась в комнату дочери.
Татьяна спала беззаботным девичьим сном, раскинув копну золотистых волос по подушке. Мать долю секунды полюбовалась своей спящей красавицей, и едва прикоснувшись к её плечу, прошептала: «Танюш, солнышко, вставай!»
Сладко потянувшись и не открывая глаз, Татьяна смогла только произнести долгое «м-м-м-м…»
– Вставай, вставай, а то отец будет сердиться. Ты же знаешь, он не любит, когда мы долго собираемся. Путь дальний, а нужно за день туда и обратно обернуться, вставай, – не отступала мать.
– Встаю, – обреченно пробормотала Таня и, как неваляшка, резко приняла вертикальное положение.
За завтраком все молчали.
Каждый год в субботу накануне дня кончины Таниной прабабушки Елены семейство Мельниковых непременно выезжало во Владимировскую область, где прошло детство и юность отца. Да и Таня, любимая и единственная правнучка вдовы  плотника - золотых рук мастера Константина Мельникова, пропавшего без вести в первый год войны, в школьные годы все летние каникулы проводила у прабабушки в деревне. А в год, когда Татьяна окончила школу, прабабушка Лена завершила свой земной путь. И вот уже 7 лет как пустует её старенький, но все еще крепкий, с резными наличниками и фронтонами, украшенными резьбой, домик на, когда-то живописном, а теперь заросшем, берегу  небольшого деревенского озерца.
Справившись с утренним кофе и бутербродами, заправив термос горячим чаем, Мельниковы отправились в путь. Несмотря на ранний час, Москва уже проснулась, и потоки машин уже усердно огибали её границы. Тойота Мельниковых пробилась к Горьковскому шоссе и, преодолев небольшую пробку у Балашихи, стремительно удалялась от Москвы.
Родителей своих Марию и Василия Мельниковых Танин отец не помнил. Они погибли молодыми в сибирской тайге, куда были направлены после окончания института в составе геолого-разведывательной экспедиции. Константину было тогда 3 года, и в его детской памяти запечатлелись только сильные руки отца, которые подбрасывали его к потолку, да чувство восторга от полёта и подсознательной уверенности в надежности этих рук.
То была первая и единственная экспедиция молодых специалистов-геологов. Отправляясь в Сибирь на три летних месяца, они привезли маленького Костю в деревню к бабушке Елене,  где ему суждено было остаться до совершеннолетия.
Весть о гибели единственного сына и невестки буквально свалила с ног Елену Мельникову. Как говорили тогда в деревне, она «совсем обезножила» и три дня не поднималась с постели. Спасибо соседке, тетке Ульяне, которая не отходила от Елены всё это время, и взяла на себя  заботу о сиротинушке Костеньке. Если бы не Костенька, вряд ли бы тогда поднялась Елена. Только великая сила любви и воля этой женщины помогли ей преодолеть и горе, и болезнь.
Судьба не щадила её. В 41-ом, когда муж Елены,  Константин, в честь которого и был назван, впоследствии, Татьянин отец, уходил на фронт, она осталась одна с грудным ребенком на руках. Навсегда запомнила Елена прощальный взгляд своего любимого, в котором, за внешним спокойствием и уверенностью в скорой победе, уловило её сердце, пронзительные нотки вечной разлуки.
Жили они до войны очень дружно. За 20 верст ездил Константин сватать свою Елену. Сошлись по большой любви и не растратили её в суматохе дней. Даже то, что Елена никак не могла забеременеть долгих семь лет, не притупило их чувств.  В деревне злые языки порой поговаривали: «Бесплодная Ленка-то…», но Константин пресекал все разговоры, оберегал свою Елену от злословий и постоянно приговаривал, подбадривая жену: «Не пришел еще тот час, Аленушка! Не горюй, не гневи Господа. Не оставит он нас без дитяти…».
И не было на свете женщины счастливей  Елены, когда она, по каким-то, одной ей уловимым признакам, поняла: «Свершилось!» 
И вынашивала она сыночка, окруженная заботой и вниманием мужа, в великой радости. Константин, поджидая рождения первенца, смастерил люльку, и всё свободное время вырезал из дерева фигурки зверей для забавы малыша.  Одна из тех фигурок – медвежонок с бочонком меда, до сих пор, как реликвия, хранится в кабинете Таниного отца в московской квартире.
Счастье Елены было не долгим. Проклятая война забрала у неё мужа, тайга – сына с невесткой. Оставалось одно утешение – внук Константин, которому посвятила всю себя, и который отвечал ей сыновней преданной любовью.
Вот и в этот субботний день Константин, гонимый из суетной Москвы чувством долга перед своей бабушкой, которую он, не знавший матери, звал всю жизнь «мама Лена», приближался со своим семейством к деревне, где прошло его детство и юность.
Накануне поездки они повздорили. Поводом для разлада стал отказ Татьяны ехать с родителями в деревню по причине, как ей виделось, весьма веской: она чуть было не испортила отношения со своим «бой-френдом» Александром, который в ближайший понедельник уезжал со своей командой поисковиков на раскопки в Калужскую область. Парень нравился родителям Татьяны. Его отец – кадровый офицер, воспитал сына настоящим мужчиной. В свои 26 лет он, отслужив  в армии, закончил юрфак МГУ и занимался юридической практикой,  а летом непременно выезжал недели на две с поисковым отрядом в экспедиции по местам боёв Великой Отечественной. А Татьяна была единственным и поздним ребенком в семье. Отец, был строг, но строгость его всякий раз сменялась нежностью к слегка взбалмошной, но добродушной и очень симпатичной дочери.
 Татьяна знала о намерении Саши не нарушать и в этом году сложившейся традиции, но еще зимой они договорились непременно отправиться в Италию дней на десять. И так сложилось, что подруга Тани, обещавшая обеспечить по выгодной цене горящие путёвки, предложила им тур как раз в тот период, когда Сашин поисковый отряд отправлялся в Калужскую область.  В итоге Александр настоял на своем, и поездка была отложена.  А так как Таня чувствовала себя пострадавшей, то она поставила условие, что тоже поедет на раскопки. На том и порешили.
 Современной девушке, отправляющейся в поход, нужно время на сборы. Именно поэтому она и не хотела ехать в деревню с семьей, но отец был тверд, как скала, и даже попытки жены занять позицию дочери должного успеха не возымели.  И вот семья Мельниковых в полном составе уже подъезжала к деревенскому кладбищу, где покоился прах мамы Лены, как с детства называл свою бабушку глава семейства.
На деревенском кладбище оградки большие, объединяющие по 3–4 могилы. Лежат здесь целыми семейными кланами: Плотниковы, Митрофановы, Поляковы… И среди них одинокая могилка Елены Мельниковой.
Этот кусочек земли для отца Татьяны был святым. Только здесь он мог положить цветы и поклониться праху рабы Божьей Елены и, в её светлом образе, всем предкам, которых судьба раскидала по России-матушке. Только одному Богу известно, где покоятся останки пропавшего без вести Константина Мельникова – золотых рук мастера и погибших в тайге при неизвестных обстоятельствах его сына Василия с невесткой Марией.
Когда москвичи привели могилку в порядок, положили цветы, зажгли поминальные свечи и присели на скамейке у могилки, Константин Васильевич сказал, обращаясь к дочери:
- Когда придет мой час оставить этот мир, похороните меня здесь, рядом с Еленой Семёновной…
- Пап, ну ты чего такие речи завел? Прекрати, пожалуйста, даже думать об этом не хочу! – возмутилась Татьяна.
- А думать-то надо, дочь… И помнить о корнях наших нужно постоянно, чтобы не быть неизвестно какого рода-племени. На каждом из нас ответственность за память. Молодая ты еще, ветер в голове, но пройдет время, и ты поймешь, как важна для человека – родовая память. Я бы сейчас много отдал, чтобы поклониться могилам своих родителей, понять, что с ними произошло в той злосчастной экспедиции, узнать, в какой земле покоятся останки деда моего, чьё имя ношу.
– Ну да, но я не понимаю, что бы это тебе дало?
– Вот в христианстве есть понятие «обретение Святых мощей». Это великая радость для всего православного мира. Так и для каждого человека любое знание, закрывающее брешь в памяти между предками и потомками, – это тоже обретение, тоже силы человеку придает и укрепляет, и помогает держаться пути истинного. Я так считаю…
Константин Васильевич замолчал, и все погрузились в раздумье. Июньский ветерок шелестел листвой плакучей березы, растущей у могилы Елены, и играл пламенем свечей у её креста.
– Вот, Елена Семёновна, царствия ей небесного, – продолжал Константин, – жила всю жизнь за себя, за мужа и за сына, памятью о них жила, хранительницей этой памяти была. И мы – эстафета памяти. Пока жив буду, дома дедова не оставлю. На пенсию выйду, жить в деревню с матерью  переедем. И дом, как и прежде, будет домом Константина Мельникова.
Константин встал, перекрестившись  и поклонившись могиле, молча зашагал к машине. Женщины последовали за ним.
В доме всё осталось по-прежнему, как было при жизни Таниной прабабушки. Последний раз Мельниковы были здесь прошедшей весной на Красную горку, но в этот раз Татьяна, после разговора с отцом, как-то иначе себя ощущала в этом доме. Она с интересом рассмотрела фотографии в рамках на стене под иконами. Таня видела их сотни раз, но сегодня знакомые с детства лица, казались иными.
К вечеру Мельниковы вернулись в Москву. На следующий день Татьяна, при активной помощи мамы, собралась-таки в поход и в понедельник с утра отправилась с Александром и его отрядом поисковиков по местам боёв 1941-1942 годов в Калужской области. Татьяна много слышала от Александра о жизни в отряде, но слушала его всегда вполуха, и потому все для неё было в новинку.
 По прибытии на место отряд разбил лагерь на поляне, и на построении командир озвучил план действий на предстоящий день и назначил дневальных. Отряд ушёл к пригорку у опушки леса, где, по данным архива, возможно были неучтенные захоронения солдат Красной армии.
Пока двое дневальных оборудовали кухню, Таня вызвалась пособирать хворост для костра. Его оказалось не много, и Татьяна, быстро потеряв интерес, решила прогуляться и заодно осмотреться. Она обошла поляну и, поднявшись на небольшой пригорок, увидела вдалеке работающих поисковиков.
День прошёл быстро. Отряду удалось обследовать участок, где просматривалась сеть окопов, и начать раскопки.  Среди находок первого дня оказались только гильзы от патронов в большом количестве и две советские никелевые монетки 10 и 15 копеек.
После ужина поисковики, сидя у костра, с досадой обсуждали итоги раскопок, сетуя на удачу.
Прошло три дня. Они сложились удачно для отряда. Были найдены останки двух бойцов, личности которых установить не удалось, алюминиевая ложка, пряжка от ремня и солдатский котелок.
Александр был всецело погружен в работу, а Татьяна  чувствовала себя обделенной вниманием. Она уже подумывала о том, что зря вызвалась поехать в экспедицию. На четвертый день прошёл дождь, убедивший Таню, в том, что жизнь в палаточном городке не для неё. Она уже была готова объявить своему любимому, что хочет вернуться в Москву, но тут  позвонила Танина подруга и сообщила о горящей путёвке по сногсшибательной цене. Это было последней каплей, добавившей Татьяне решимости. Поговорив с подругой, она бегом устремилась к Александру.
А Саше в этот день повезло. Он наткнулся на останки нашего солдата и бережно руками разгребал глину, в надежде найти посмертный медальон.
Чувство, которое испытывал в этот момент уже опытный поисковик, можно сравнить с чувствами человека, приблизившегося на расстояние вытянутой руки к долгожданной цели. Александру казалось, что время остановилось, и каждым движением ему приходилось преодолевать сопротивление пространства.  Он не замечал ни накрапывающего летнего дождика, ни шума ветра, ни окликов Татьяны.
– Ты, что оглох что ли? – с раздражением выпалила Татьяна. – Я кричу ему, кричу, а он и ухом не ведет!
– Не шуми, – бережно освобождая от глины долгожданную находку –  солдатский медальон, с замиранием сердца,  пробормотал Александр.
– Ты совсем помешался на своих костях. Так ведь можно и свихнуться… Я бегу сообщить ему приятную новость, а он оторваться не может от своих раритетов.  Мне звонила Ирина. У неё клиенты отказались от сногсшибательного тура, о котором я даже и мечтать не смела. Упустить такую возможность мы просто не имеем права. Ирка и так уже пальцем у виска крутит, вспоминая про наш прошлый отказ. Короче, выезжаем послезавтра! Так что, закругляйся со своими костями…
  – Тихо! – сурово прохрипел Александр, – достань из левого кармана моей жилетки носовой платок…
– Как ты со мной разговариваешь?! – не унималась Татьяна.
Александр выбрался из окопа на траву, бережно положил восьмигранный медальон на листок подорожника, вытер руки о сырую траву. Беря из рук Татьяны носовой платок и одновременно глядя пристально ей в глаза, с содроганием в голосе он проговорил:
– Ты понимаешь, что я нашел? Ты понимаешь, что есть вероятность сейчас, вот в этот самый момент, приоткрыть завесу чьей-то судьбы? Может быть, вот сейчас мы откроем этот медальон, и у кого-то из потомков этого солдата по непонятной для него причине, участится сердцебиение. Может ещё живы его дети, может быть, помнят о нём внуки, и может, вот сейчас на одного неизвестного солдата той проклятой войны станет меньше…
 Таня, ошарашенная столь неожиданным для неё тоном Александра, в растерянности присела на корточки напротив него и молча следила за его руками.
Обтерев носовым платком медальон, а затем и свои руки, Александр аккуратно открыл крышку и вынул два вкладыша из пергаментной бумаги. Развернув дрожащими руками бланки, заполненные небрежной рукой, но вполне разборчиво, он прочёл имя солдата: «Мельников Константин Борисович»…
Татьяна не могла вымолвить ни слова. Сердце её готово было выскочить из груди, а в голове путались мысли: «Не может быть!.. Полный тёзка моего прадеда! А, вдруг это он сам, золотых рук мастер, плотник Константин Мельников? Не может этого быть!»
Её лицо сменило выражение недоумения на восторг и тут же залилось краской.
Татьяне было больно и горько. Она испытывала раскаяние за поведение и слова, сказанные бездумно в раздражении. Таня и Саша, будто закаменелые, не моргая и, казалась, не дыша, смотрели без отрыва в глаза друг друга.
Первым в себя пришёл Александр. Он перевел взгляд на пергамент и прочёл далее: «…1913 года рождения, призван в РККА 22.06.1941 года Гороховецким РВК Владимирской области».
 По щекам Тани потекли слезы. Все сомнения были развеяны – они с Александром сидели у останков её прадеда Константина Мельникова, в доме которого она проводила все летние месяцы своего детства, и имя которого гордо носил её отец.