Поэма буднего дня. Кевин

Несколько строк
Напоследок
Припасены,
Записаны в блокнот
По дороге к дому.
А сейчас на пороге я
У двери вытираю ноги,
Делаю шаг в проем,
Еще совершаю шаги
В пространство
Меж полом и потолком.

Четыре угла
И каждый из них мне
До боли, до крови знаком.
Будем готовы к повествованию.
Кому это я говорю?
«Будем...»
Мне не в падлу
слово за словом
вытаскивать чувства из бредня
ночного.
А вам, на том берегу сумерек
Задержавшимся,
Не в падлу читать все это,
Вкушать вместе со мною
эту уху белостишья
и размораживать прямо на языке
багрово-пунцовую вишню
воспоминаний?

Бульон рыбный, наваристый
С лаврушкой, картошкой,
Морковкой, укропом,
Пшеном и рюмочкой водки
Одной для вкуса,
второй, третьей, четвертой,
пятой, шестой для души
откушать изволите вместо со мной?
Вам не в падлу
Крошить горбушку черствого хлеба,
Смотреть на костер,
На небо,
Угли дня ворошить?

Приготовьтесь.
Сейчас я буду
поэму буден верстать.
Не всех, конечно,
А этой среды ноябрьской
Дня тринадцатого,
Чертовой дюжины
строчки перепечатывать,
переслагать.

Стейк позавчерашний на ужин мне.
Кисель торшера на десерт.
Марципан экрана компьютерного.
ЧастОты динамиков,
контральто, теноры и басы.
Музыка из колонки,
артезианской скважины сердца.

Я не буду следить за рифмой.
Не буду грузиться
файлами стихосложения
подобно браузеру Internet Explorer.
Я хочу поговорить тет-а-тет.
Рассказать о том,
что еще предстоит открыть
в монологе этом.
В диалоге этом моем и твоем,
Незримый читатель,
husband and lover.
Пусть сегодня хотя бы один из вас
Затаится у переправы,
Дождется, когда лодка моя
Причалит к берегу истины.

Выйду, весла сложу,
Соберу остатки трапезы,
каперсы слез подверну в манжеты,
сложу вчетверо выуженные сюжеты,
Рюкзачок прилажу к плечу,
заковыляю тропой обыденности.
Тогда догони меня,
Мой незримый читатель
И можешь не представляться,
Не объяснять ни чего.
Я и так все пойму.

А пока я плыву в одиночестве,
Ударяя копьями строк
По белой пелене неведения окрест.
Пока я плыву в неизвестную сторону,
полагаясь на проведение и нательный крест.
Только надеясь, что выберусь,
Выплыву.
Мне вовсе не страшно.
Готов не грести отчаянно,
чтобы скорее причалить к финалу.
Я могу в любой момент
остановиться по среди озера Печали,
Вслушаться в глубинную глубину тоски.
Распознать в призраках
Мутных вод
– радужных рыб и китов.
Руку им протянуть.
Какая-то из этих тварей божественных
Меня обязательно поцелует
В кончики пальцев.
Пальцы эти коснуться клавиатуры,
Словно клавиш рояля и родится
Мелодия сопричастности.
Такая, что сам я замру от счастья.
Внимая, внимая, внимая
Протяжным органным фугам,
Звукам, которые просто так
в суете, беготне и лобзаниях
Издавать не могу.
Не умею.

Поэма буднего дня.
Я начинаю.
Запасись же дыханием,
Терпением запасись,
Незримый, но верный друг мой,
читатель,
песчинка в песочнице мироздания.

«Отменяется.
Все отменяется.
На сегодня, увы, не срастается».
Мне сообщает голос,
Закованный в латы раннего утра.
Ухо впитывает информацию,
Смешиваются фразы сегодняшние
с серой вчерашнего,
Превращаются в пробку намерения.
Я их выковыриваю
ватными палочками понимания
и прощения.
Мне неприятно,
Но что поделать.
Такова реальность.
"Отменяется.
Все отменяется
На сегодня..."
Сообщает мне потенциальный издатель.

Подумаешь,
Не будет встречи одной,
Назначу другую.
Я, все равно, оденусь.
Не найдя носка правого,
Вспорю упаковку новую.
Натяну девственников
На омытые только что стопы.
Носки всхлипнут,
вскрикнут от сладкой боли,
И примут мягкохождение
По гладкому скользкому полу,
как данность, предназначение.
Поймут, что обнаженные ноги
Их любят и восхваляют,
Кайфуют от тугогих объятий
Теплых и нежных носков "Демикс".

Не просто так все происходит.
Оправдан порою риск.
Набор номеров.
Гудки «занято» или «нет никого».
Наши желания отпущенные,
Тут же забытые
И наши решения внезапные,
Решительные, как пасы
Игроков на поле футбольном.
Все не зря происходит.

Спонтанность – залог победных голов.
Но не дурость и разгильдяйство.
Дурость – работа для топоров.
Я не из дурости решаюсь
Отправиться в путешествие.
Я рассчитываю на улов.
Все что мне нужно в пути –
Это тетрадь и перо.
Остальное добуду,
если всем сердцем желать того буду.

Если хочу о море писать,
Мне нужно его хлебнуть.
Если хочу писать о войне,
Мне нужно почувствовать
Вкус крови.
Хоть раз вытащить товарища своего
с поля боя или быть раненым самому.
Если хочу найти мир в повседневности,
Мне нужно его почувствовать
В жестах, словах, взглядах,
капельках радости и печали
Не только своих,
Но и тех, что совсем рядом.
На выходе метро,
В кафе привокзальном,
На перекрестках стоящих,
Ловящих такси,
Вечно бегущих куда-то, зачем-то,
Но так искренне верящих,
что все хорошо будет,
Что все еще впереди.

Я беру с собой Кевина.
Медведя плюшевого.
Запихиваю его в пакет.
Прорезаю отверстия для носика
И для глаз,
Чтоб мог он дышать и смотреть на мир
Людей и зверушек.
Я докуриваю сигарету,
Смотрю на время.
Пора.
До электрички есть мину двадцать пять.
Идти шагом спокойным, никуда не спеша.

Только в эти мгновения я могу мечтать.
Не по ночам.
По ночам я пишу стихи или рисую картины.
Не утром, днем или вечером,
Когда делать всегда есть чего.
Я мечтаю,
прогуливаясь, отвлекаясь
От конкретных желаний сиюминутных,
насущных задач и проблем.

Дорога к вокзалу – мой Млечный Путь.
Туда и обратно - каждый раз Космос.
За эти полчасика мерных шагов
Я становлюсь цезарем, гладиатором,
Судьей, провокатором, героем,
Предателем и даже ****ью я становлюсь.
Я получаю Килиманджаро гонораров
в мечтах
За сценарии блокбастеров и за прочий
драматургический прах.
Я получаю ветви пальмовые и оливковые.
И тут же
Я получаю плетью по спине.
И голову мне отрубают
палачи бесконечности.
Вот так я мечтаю
По дороге на поезд-экспресс,
Который всегда вовремя доставляет
Тело мое беременное идеями в Москву.
Я выхожу на перрон Павелецкого
До зубов вооруженный страстью
к открытиям и общению.
Не прокаженным
прохожим с лицом отчуждения
я выхожу.

Турникет, как портал,
как проход в счастье буден.
Цифры магические «44»
определяют мой день.
Сегодня не будет триумфов.
Их никогда не будет.
Не будет ковровых дорожек,
Вспышек и репортажей.
Я трубочист в саже.
Я певец канализационных труб.
Наследник Геракла.
Я выгребаю помойные ямы.
Мне это не сложно.
Это мой труд.

Эгоизм
Привычный, обыденный.
Мы пропитаны им,
Как мочалки гелем.
Он стекает по телу
Приятной пеной.
Он нас будоражит, бодрит.
Как же?
Как же не замечаем,
Что кожу сушит
Химия неестественности.
Экстракт жалости к себе
И обиды на мир.
Мы все эгоисты, когда горюем...

Я забыл Кевина на полке верхней.
О чем думал я
в тот «роковой» момент?
О себе.
О своих печалях и радостях.
В чем виноват медведь?
Его облепили дядьки в форме,
собаки, кинологи.
Полисмены торопились на встречу с пакетом
Из которого торчала медвежья мордочка
В парандже-маячке из «Пятерочки».
Как я бежал!
Несся,
Кричал,
Что не бомба, а просто игрушка то.
Меня пожурили немного
И отпустили без предъявления паспортов
моего и Кевина.

Я достал медведя,
Обнял его и понес на руках.
Так мы поехали дальше.
Кевин осматривался вокруг,
Уткнувшись носом в мое плечо.
Мне было хорошо.
И ему хорошо было.
Дети навстречу нам
Махали ручонками.
Девушки приглядывались
К мужчине странному,
Но красивому, гордому.
Я чувствовал их желание
Поближе,
поближе стоять ко мне
И к игрушке этой мягенькой, плюшевой.
А Кевин хихикал.
Он на ушко шептал мне
О том, что роднее меня у него нет никого,
и что ему совсем не нужны девчонки.

- Малыш, ты чеканУтый немножко...
Я тоже люблю тебя.
За электричку прости. Да?
- Не вопрос. Выше нос, Алешка.

Станция Арбатская.
Выходим на улицу Новый Арбат.
Нас встречает волынщик.
Льется тоска ирландская,
В переход стекает тонким ручьем
музыка из множества трубочек инструмента.
Мы с Кевином
Лист бумаги из рюкзака достаем
И складываем корабликом
стихотворение этого момента.
Кораблик по Арбату плывет,
Гонимый звуками
Чужестранными,
но русским воздухом напоенными.
Пусть городским
загазованным воздухом,
Но профильтрованном
хоть немного
Дыханием молодым мы сейчас живы.

- Кевин, ты видел лица ребят и девчонок,
Которые волынщику подпевали?
- Я видел. Были они прекрасны.

По дороге к художнику, другу
Мы в лавку табачную заглянули.
Кевин уселся на глади витрины,
Таращился на кальяны и сигариллы.
Хозяйка вальяжно
карточку мою дебетовую принимала,
шутила про "СИТИ БАНК".
И мне было совсем не страшно,
Что на счету осталась последняя тысяча.
Все еще впереди.
у нас у всех
все еще впереди.
мы еще не достигли чего-то
самого-самого,
самого важного.
Откровения откровенности
в своих буднях сермяжных
мы еще не нашли.

Полкилометра до многоэтажки
В которой художник пишет полотна.
Консьерж нас пропустил
не придираясь к виду внешнему.
Лифт пришел сразу.
Высоко взбираемся.
Фотографируемся.
Отражение в зеркале.
Все как положено.
Художник нам дверь открыл,
Отворил.
И был он нам искренне рад.
Радушен донельзя.

Слушай, Кевин, мужчин,
Пропахших краской, а не спиртом.
Слушай, Кевин, мужчин,
Воспитывающих детей.
Ты молодец.
Сидишь на краешке дивана
Без капризов, без беганья
поминутного на горшок.
Ты внимаешь фразам,
За мыслью нашей следишь.

Мы всё об искусстве,
О жизни, о хлебе,
О девушках, юношах,
О стервах и о святых.
О разном мы говорим,
Но без сарказма.
Ты видишь, Кевин?
Мы словно буддисты
с закрытыми веками зрим.

Художники – эгоисты,
Но только такие,
в которых бог самости непобедим.
Кевин, я в тебя верю.
Ты не просто какой-нибудь сувенир,
Ты не ради забавы,
Ты не для фоток
на фоне Эйфелевой башни
Или иных пирамид
сошел с конвейера в жизнь.

Ты для мостов меж нами
Друзьями и недругами.
Ты сама толерантность.
Ты призван объединить.
Ни один гомофоб
не посмеет дать тебе в лоб.
у него просто рука не поднимется.
а если поднимется,
то его самого разорвут на части
пионеры и бабушки
со всех московских дворов.

Мир -
Это то, что с тобою я связываю,
Но ты волен иначе решить.
Как решишь, так и будет.
Мне остается только надеяться.
Мне остается дальше идти
по рельсам, по шпалам буден.

Кевин в гостях на неделю,
Потом, может быть, продолжится
Его путешествие по вселенной людей.
Он так хотел.
На свой день рождение
Получить круиз
по страстям человеческим.
Собственно, и получил.
Он остается с художником.
Он остается с учителем.
Он остается с другом.
Возможно, он станет иным.

С Нового Арбата, с гавани ощущений
Отправится корабль его уже не бумажный
В настоящее путешествие.
И нет у меня сомнений.
Я верю – у всех у нас хватит сил
На то, чтобы быть вместе,
Ждать, надеяться и любить.

А теперь, дорогой мой мишутка,
напишу-ка те самые строчки я,
Что по дороге домой повторял,
повторял, не хотел позабыть.

Я расстался с тобой,
чтобы впасть в одиночество.
Словно имя без отчества...
Рейс последний, ночной.
Я расстался с тобой,
Чтобы нечеловечески, зверски
Соскучиться и навсегда понять -
Мир вокруг не игрушечный,
а живой и, что боль до скончания
и ее не отнять, не унять...