Ирина Васильева. Обзор произведений 14го цикла

                Дорогие друзья!

       Если кто-то из вас ещё не смотрел фильм Федерико Феллини «Репетиция оркестра»,   не пожалейте шестидесяти девяти минут и двадцати семи секунд своего времени. Притча замечательна тем, что всякий может истолковать её по-своему, и будет прав. Сей прекрасный образец кинематографического искусства, как мне кажется, является в том числе и метафорой создания художественного текста. В первую очередь, конечно же, стихотворения. Когда появляется очередной замысел, неясный и неокончательный, автор начинает переговоры со своим родным языком (у автора непростые отношения со словами): «Репетиция назначена на вечер. Старинный зал с прекрасной акустикой к вашим услугам. Ноты аккуратно расставлены на пюпитрах. Приедет телевидение, и вас увидят миллионы (т.е. вы будете опубликованы в виде текста)».
Но слова провести не так-то просто. Бесплатная репетиция? Они на это не согласны. Они вообще воспринимают автора (дирижёра) как чужака, и подчиняться ему не намерены. Им и так неплохо. Но все-таки каждое слово неотделимо от своего смысла, как музыкант неотделим от инструмента. И слова начинают говорить. Представляются, спорят, доказывают, разбиваются на группы, иронизируют друг над другом. Выходят из тени. В конце концов, они сообщество, и ни на минуту об этом не забывают.
У каждого свой характер и голос.
Вот так они говорят. Приглашаю наслаждаться!

- Тромбон - уникальный инструмент. Звук такой степенный, точно мягко предостерегает тебя, и в то же время комичный. Возьмите цирковых клоунов. Все их крики сопровождает тромбон. На картинах Эпохи Возрождения все ангелы играют на тромбоне.
- Здорово! Может, встать перед Господом под звук тромбона?
- Не откажусь. А мне его звуки кажутся голосом одинокого существа. Люблю слушать его зимой, у моря, на пустынном берегу.


- Нет, нет, мне сказать нечего. Я смотрел вон на ту паутинку под сводом. Длинная, метров пять или шесть. Когда играли медные, то от их дуновения она раскачивалась. Это же замечательно. Мы собрались здесь ради того, чтобы какой-то паучок покачался на качелях.

- Можно задать нескромный вопрос? Правда ли, что между различными инструментами существуют симпатии и антипатии?
- Конечно, даже очень сильные. Мы двое отвечаем за ритм и живём в полном согласии с контрабасом. Он работает чисто, точно, а не выдрючивается в штрихах, фигурациях, арпеджио...
- Точно! Фортепиано - последнее трепло, скрипки разводят тягомотину.
- Да, в Италии люди больше не любят пение. Одни неаполитанцы по-настоящему чувствуют ритм, потому-то и числятся среди лучших ударников. Тарантелла родилась в Неаполе. И ещё. Музыканты ритмической группы самые симпатичные в оркестре, самые остроумные, лучшие друзья.
- Верно. Такого самодовольства, высокомерия, пренебрежения, как у скрипачей или флейтистов, у нас никогда не встретите.
- А если попадёт в оркестр какой-нибудь мальчишка, сразу же к нам, к тарелкам, к барабанам. От них весело, празднично. Дирижер психанёт - враз прогоним его меланхолию. Уж на что гобой угрюмый… Ну-ка, поднимем настроение!


Виолончель - один из основных инструментов оркестра. Скрипки и виолончели - фундамент любого симфонического концерта. На них вся ответственность. Виолончель похожа на идеального друга, настоящего, верного, чего начисто лишена скрипка. Она может очаровать тебя, но и обмануть тоже. Ведь она очень женственна.

- Несусветная чепуха! Для нас скрипка - самый мужественный инструмент.

- Разве скрипка не пытается соблазнить тебя, как любая женщина?

- Раз уж вы завели такой спор, то слушайте. Скрипка - полностью мужчина, она тобой овладевает.
- Совершенно согласен с очаровательной коллегой. В скрипке ничего женственного, ни малейшей жеманности. Она излучает энергию. Это наисовременнейший аппарат.
- Виолончель меланхолична. Скрипка - поистине звезда оркестра.  Именно так - звезда всего оркестра. Когда неудачный дирижёр замедляет темпы, не умеет показать вступление, не держит оркестр в руках, именно мы первыми замечаем это. Едва он встанет за пульт и поднимет палочку. И тогда первая скрипка начинает главенствовать, ведёт за собой оркестр и с успехом заменяет дирижёра.
- Лично я обязан скрипке всем. Она дала мне возможность танцевать по жизни раньше других. Она указала мне, как преодолеть мою внутреннюю дисгармонию.


- Труба - изумительный инструмент, страстный. У неё чудесные музыкальные возможности, а кроме того, она способна выполнять самые отчаянные акробатические трюки. Её необычность ещё и в том, что она может выразить всё лучше, сильнее тебя. Веселье, печаль, даже тишину. Для меня труба как пропуск в иной мир. Кто играет на трубе, поймёт меня. В этом мире всё ощущается полнее, насыщеннее, восторженнее.
- Трубе не позволена приблизительность звука, которую ещё можно стерпеть у других.
- Заболел, не сплю, поднялось давление, превратился в лунатика. Недавно разбудили на пороге дома в пижаме - играю. Постоянно боюсь: а вдруг сфальшивлю.

- Я думал объехать мир с контрафаготом, а торчу здесь. Терпеть не могу это посмешище, чувствую себя бесполезным. Оркестр спокойно может обойтись без него. Ну а для чего он нужен? К тому же опасен, прямо бедствие. Надрываюсь, чтобы выжать новый звук, просто звучок. А вылезает нечто неприличное. Контрафагот - символ тупости, умственной ограниченности, тех дурных отношений в оркестре, которые мешают нормальным человеческим контактам.

И вот появляется дирижёр. Но репетиция не получается, нет лада и склада. Нет гармонии. Протест против дирижёра принимает чудовищные, гротескные очертания. Это похоже на сцену из Дантова ада. Взбесившаяся материя, магма. Ничего не выходит. А дирижёр спокойно взирает на безумную какофонию. Он точно знает, что всё закончиться может только божественным звуком или полной тишиной.
И в самый разгар сумасшествия страшный удар потрясает помещение. В проломе одной из стен висит чудовищная чугунная гиря, какими крушат старые здания. Шок. Немая сцена. Арфистку выносят на руках. Всё заволокло пылью.
И тогда дирижёр берёт в руки палочку.
- Только музыка спасёт нас, - говорит он.
И все начинают играть. Нет стены, нет нот, но все уже другие, и всё другое. Мир изменился навсегда. И текст, который сделал больно, подчиняется палочке абсолютно. И симфония звучит.
Но арфистку вынесли. Что с ней – неизвестно. Напугана? Ранена? А может, самое худшее? Как бы исключительно не звучал текст, он всегда незакончен. В чёрном квадрате, к пустой клетке на месте отсутствующего слова качается чугунная гиря. А за ней пролом в никуда. Фильм заканчивается дирижёрскими криками – маэстро опять недоволен.
Но мы верим, что необходимое слово  рано или поздно будет нами найдено. Мы надеемся, что лучшие строки ещё не написаны. Бунт слов-потрясение-гармония. Только бы это никогда не кончилось в мире, не ушло, не бросило.
- Вы хотите знать, является ли музыка частью мира? А я спрошу: существует ли музыка вообще? Нет? Тогда и мир больше не существует, только привычки остались.
Так говорил дирижёр из фильма Феллини. Так я скажу про стихи.



1.Грановская Ирина. О знаках зодиака http://stihi.ru/2013/08/23/9241


Как это ни удивительно, но мне сразу же пришло на ум некогда широко известное, а теперь так же широко забытое стихотворение Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки». То же ощущение на общем грозном фоне (не зря ведь говорят, что человек борется с болезнью, а в данном случае это борьба не на жизнь, а на смерть) маленького личного геройства, никому особенно не заметного, но тем не менее позволяющего человеку до последней минуты остаться собой. «Валя, будь готова!» - восклицает гром. И Валя, герой своего времени, отвергая принесённый матерью крестик, поднимает руку в прощальном салюте. Она не может поступить по-другому.
Сначала кажется, что героиня стихотворения сдалась, смирилась. Она бескровна, как белый флаг. Вот-вот и выбросит сама себя. Но перед глазами колеблется сатиновый полог.
Рухнула плотина.
И выходят в бой
Блузы из сатина
В синьке грозовой.
И вдруг оказывается, что она не верит. Не хочет в тот мир (или антимир?), который ей предписан. Её зодиак превращён доктором в диагноз. Онкологические заболевания, в просторечии именуемые раком, - тот знак, приговор, который может поглотить, подмять под себя кого угодно. Ужас в том и состоит, что не застрахован никто.
И героиня отказывается от своего креста. И шутит, потому что так прогрохотал её личный гром.
Смех не спасёт от смерти, но, очень возможно, спасёт от чего-то другого.



2. Ирина Батьковна. Катарсис http://stihi.ru/2013/06/11/9709  (номинация Ирины Грановской)

По закону симметрии, небо расположено непосредственно над землёй, глаза посажены справа и слева от носа, а сердце ищет другое сердце.
Человеку даны два симметричных счастья. Одно из них озаряет, открывается, стучится вдруг в тишине в двери. Неужель ты ко мне? Да, точно, не ошиблось. Я люблю! Целый мир в подарок и колоссальная наполненность жизни в придачу. Второе счастье приходит тоже, как правило, внезапно, изумляет и зовёт на подвиги. А ведь я больше не люблю! И колоссальное облегчение.
Первое счастье дарит грандиозные замыслы, творческие порывы. Вдохновение не покидает ни на миг. Чувствуешь себя как минимум гением, а произведение под названием «любимый» и правда, очень похоже на шедевр.
Восхищение, рыдания, сильные чувства, невероятные открытия – всё таит в себе он. И когда, вконец обессиленные, мы выползаем из зрительного зала в своё второе счастье, остаётся только радоваться, потому что познали, а шедевр не виноват в том, что в сердце у нас дыра, а душа в клочья; мы ведь сами создали его таким.
Только со временем начинаешь понимать, что весь наш чувственный путь – череда бесконечных катарсисов. Твори страдая. Всё остальное призрачно. И в конце концов, не так уж важно, видна ли Нирибу в самый сильный телескоп. О ней говорят, и значит, где-то она всё-таки существует.

 
3. Настя Каменская. Мальчики http://www.stihi.ru/2011/08/07/873

Пожалуй, мальчики – самая беззащитная, самая уязвимая часть населения Земли. Им всегда попадает первым.
Во времена «Титаника» в Британии девятилетние мальчики уже считались джентльменами, поэтому, когда корабль стал тонуть, они не попали в привилегированную категорию «женщины и дети».
Мальчики отважны и неосторожны. Расцарапанные, босые, ценящие приключения больше вещей, а иногда и больше жизни. Пока идут поиски клада, не до еды. И шашки наголо всегда.
Всякий мальчик приходит в этот мир, чтобы, став мужчиной, проиграть или выиграть свою войну. Он не избежит призыва, поэтому уже много сотен лет на иконах и картинах великих мастеров у самой главной Матери тревожные глаза, хотя крошечный сын ещё при ней.
Сейчас что-то изменилось в мире, и мальчики уже не зачитываются книгами о мушкетёрах и пиратах; за девятилетними джентльменами мамы и бабушки несут школьные рюкзаки, странствия по лесам и чердакам заменил очень цивилизованный отдых. Уже поговаривают о том, что мальчиков и девочек нужно воспитывать одинаково. И вытесняется понемногу заложенное в мужском подсознании и мужских генах чувство общей большой нелёгкой дороги (И мы никогда не забудем с тобой, как наши ровесники приняли бой. Им было всего лишь тринадцать, но были они ленинградцы), чувство братства, которое не позволяет ябедничать, ныть, отсиживаться в тылу.
Тревожные и любящие вздохи земли превращаются во вздохи недоумённые и горестные.
А после самого первого прочтения мне представился мальчик из фильма «Андрей Рублёв», тот, что колокол отлил. Такой отважный и такой хрупкий.


 
4. Ирина Шабалина. Вокзал осени http://www.stihi.ru/2010/09/11/4639  (номинация Насти Каменской)

Теперь люди живут в хаосе. Людей сбивает с толку ноль градусов Цельсия за окном: без шапки выйти? в шубе? в туфлях или в валенках? а может, вообще никуда не ходить? Люди не могут с комфортом угнездиться во времени года и сладко уснуть в зале ожидания, привалившись  к соседу. Люди бродят, как медведи-шатуны, высоко и гордо неся знамя своей межсезонной депрессии. И нет им покоя.
А в моём детстве было не так. Два наиважнейших государственных праздника регулировали осенне-весенние миграции народонаселения, которые в просторечии именовались демонстрациями.
Седьмого ноября следовало одеться потеплей, и на воздушных шарах, на мыльных пузырях, дружно в ногу, под звуки духового оркестра (предварительно, конечно, потомившись в ожидании, ноги должны замёрзнуть) сойти с летнего поезда. Шляпы на трибуне приветствовали всех, голос из динамика без конца кричал ура. Спокойной зимы всем нам, товарищи! Дверь захлопнулась.
А когда в стране началось непонятное, но привычный, безымянный уже, выходной остался, остроумная мама моей школьной подруги назвала его Днём смены осенней одежды на зимнюю.
Просыпались не слишком рано. Первого мая следовало одеться потеплей, и на воздушных шарах, на мыльных пузырях, дружно в ногу, мимо шляп и духового оркестра (предварительно, конечно, потомившись в ожидании, ноги должны замёрзнуть)  выйти навстречу лету. Слава человеку труда, товарищи! И битком набитый зелёный поезд уже везёт дачников. Каждого на свой участок.
Может, детство виновато, но как-то всё это чувствовалось: зима – холодно, Новый год; весна – мокрые ноги; лето – свобода; осень – бесконечная.
А теперь нет никаких времён года.



5. Александр Копп, Казань. В деревенской пятистенке http://www.stihi.ru/2013/03/28/3915

А после того, как сыграли свадебный пир, было так. Неплохое продолжение для сказки. Иван да Марья живут-поживают, добра наживают, но при этом волшебство из их жизни уходит не совсем. Крестьянская работа тяжела. Поэтому хозяйка задремала «вмиг», никакой бессонницы с назойливыми мыслями и проклятыми вопросами нет и в помине. Зато вещи, почувствовав полную свободу, перестают быть вещами, в них просыпается душа. Теперь они в доме хозяева. Стоит женщине задремать, иное томление начинает терзать капустную душу щей, хочется чего-то такого, высокого. Вот сейчас подойдёт тесто, да ухват с чугунком, да кочерга с ухватом – вот уже и компания. Неплохая вечёрка. Тайная тусовка вещей.
Но так ведут себя только те вещи, которым хорошо. А хозяйка, видать, не Федора, да и подковка над дверью светится.
Именно такой представляется халупа молодой польской крестьянки и её мужа Стася, который «не такой, как все» - чудак, мастер на все руки и сказочник. С ними во время Первой мировой войны познакомился тогда ещё работавший военным санитаром Константин Паустовский.
«Она вытерла стол полотенцем, сильно склонившись при этом, и на её золотые волосы упал отблеск солнца. Я смотрел на эти волосы, волнистые и тонкие. Хозяйка почувствовала мой взгляд, подняла на меня глаза, зеленоватые и смущённые. И по этой примете и ещё по другим признакам я понял, что в этой халупе поселилось тихое счастье».
Только раз и довелось увидеться, а запомнилась встреча на всю жизнь, потому что они не могут пройти мимо любого сердца – тихо счастливые.



 
6. Сергей Пагын. К сорока у Бога просишь спокойных снов http://www.stihi.ru/2008/08/03/1498   (номинация Лены Май)

Если верить мудрецам, деятельная часть жизни заканчивается в сорок лет, а потом начинается созерцательная. Серьёзная жизнь наступает и вовсе после пятидесяти. Следовательно, десятилетие несерьёзной созерцательности можно рассматривать как подарок судьбы.
Человек перезагружается. Он достаточно нагрешил  к середине жизни, но уже готов принять себя и не мучиться чувством вины за содеянное. Что было, то было, прошлого не вернёшь, а теперь можно снова съесть яблочко. Это даже не вторая молодость, а второе детство, причём детство раннее. Когда мы ещё видим ангелов и не умеем обижаться. Когда можно позволить себе простые вещи: есть, когда этого действительно хочется, не общаться с теми, к кому не лежит душа, играть в свои игры.
Но всё-таки это второе детство, отягощённое знанием человеческой природы, которое уже не позволяет просто так распахнуть миру объятия. И уже невозможно с лёгкостью нарисовать на листе бумаги свою семью, потому что не все, с кем хотелось быть рядом, могут позировать. И, как всегда, на помощь приходит память.
Это время, когда окончательно понимаешь, что двигаться можно только в одном направлении – вперёд. И там всё равно будет свет, даже если сейчас в точности как у той няни: «А нынче всё мне тёмно, Таня: Что знала, то забыла. Да, пришла худая череда! Зашибло…» Хоть на осеннюю поляну, да выведет жизнь. Золотые годы. Кажется, прекрасное время для того, чтобы глубоко и искренне полюбить себя.



7. Лена Май. А было что? Ты память упроси... http://www.stihi.ru/2013/09/23/3870

И в невежестве своём
Молодые человеки
Ни бум-бум о берегах,
О серебряных лугах,
Где седые человеки
Спать обнимутся вдвоём,
А один уснёт навеки…

Время прекрасной чуши вспоминается светло и больно. Ещё задолго до старости начинаешь понимать, что жизнь, оказывается, не такая уж и длинная. Да что там говорить, она невероятно короткая. Начинаешь понимать, что время – слишком драгоценный ресурс, чтобы тратить его впустую. И страшит не тот факт, что оно идёт всё быстрее, страшит постепенная и неумолимая утрата чувства радости. Новый год скоро? Ну и что? С друзьями развлечься? Что-то не хочется. Может, влюбиться, в конце концов! Хлопот потом не оберёшься… Куда-то подевалась беспечность.
Но при этом искренне желающих вернуться в двадцатилетний рай я что-то пока не встречала. Вечные тридцать, ну ладно, тридцать пять – вот это было бы здорово! Ну ладно, пусть не вечные. Но хотя бы до конца жизни.
А время всё равно ускоряется. И я заранее приберегла себе мантру – стихотворение Ирины Рыбаковой. Повторять начиная с того момента, когда начинаешь искренне жалеть, что родился не 29 февраля.

Когда-то я стану старенькой,
Седой и корявой старушкой
В засаленном старом фартучке,
С привязанной к попе подушкой.
И, ползая неуверенно,
Себе помогая клюшкой…
Нет, нет, я совсем не уверена,
Что буду такой старушкой.

С зажатой в зубах сигареткой,
С блестящей сережкой в ухе
Я буду старой КОКЕТКОЙ
На зависть другим старухам!!!
Я буду внучке - подружкой,
А внуку - партнершей в танце.
Я буду смотреть порнушку
И сочинять романсы.
Я расскажу своим внукам,
Пока им еще неизвестно,
Что жизнь - занятная штука,
Что жить - это так интересно!
Я их научу смеяться -
В голос, а не украдкой.
Я их научу держаться
За жизнь ЭТУ мертвой хваткой.

И как-то снежной зимою,
Свой коньячок попивая,
Устало глаза прикрою,
Скажу: "Неплохо жила я".
 
8. Екатерина Бочкарева (Уфа) Ангел, присядь, ты устал с дороги http://www.stihi.ru/2011/09/19/3300

С одной стороны, это смиренное стихотворение, в хорошем смысле слова. Я очень далёкий от всякой религии человек, но, кажется, понимаю, почему смирение всегда считалось добродетелью, а гордыня, напротив, грехом. Смиренный человек – вовсе не тот, кто говорит про себя: я убогий, я сирый, бейте меня; а тот, кто сознательно не преумножает хамство, размеры которого и так давно уже превысили все предельно допустимые нормы. Все мы знаем, что ответить добром на зло гораздо труднее, чем отомстить.
Хозяйка принимает ангела в высшей степени заботливо и ласково, несмотря на то, что переживает не лучшие времена. Присядь, поешь, попей – будто бы это она сама хранительница, а не гость с запылёнными крылами. Она прекрасно знает, что ангел не ест человеческое, поэтому и предлагает ему блюда нереальные, сказочные: каша из топора, солнечный плод с иудина дерева, который, если верить Корнею Чуковскому, может появиться только от большой радости: «Рады, рады, рады тёмные осины, и на них от радости растут апельсины». Отдаёт всё, до сокровенного, до последнего куска хлеба, предназначенного для той, которая так и осталась без ангела.
По всем признакам, действие происходит в пространстве русской избы. Сразу чувствуется широта души – даже иноземный напиток коньяк подают в ней вёдрами. Значит, где-то недалеко живительный источник, из которого черпают и несут на коромыслах домой. Так проявляется другая сторона текста – комическая. Одолеть ведро коньяку (осталось на донце всего) – такое и русскому богатырю не снилось. Но недаром есть женщины в русских селеньях. И вся бы стать после такого пиршества явиться вовсе не ангелу, а прямо противоположным существам. Но является всё-таки ангел. Почему? Просто хозяйка человек хороший.



9. Галина Иззьер. Под Южным Крестом. http://stihi.ru/2013/06/07/1257

События, которые мы привыкли называть историей человечества, происходили преимущественно в полушарии Северном. Войны, революции, эпидемии, инквизиция, Ренессанс привыкли видеть над собой Полярную звезду, а по ту сторону экватора лежало Запределье – мир таинственный, неведомый, запретный. Дремучая территория под Южным Крестом. Именно там «за тридевять земель, в тридесятом царстве, невдалеке от моря за огненной рекой» полагается обитать Бабе Яге. И она, что называется, представлена в ассортименте – всех возрастов и габаритов. Плотоядное царство мёртвых. Царство вечной зимы, которое долго и безнадёжно ждёт своего Колумба-царевича, того, кто скажет земному шару: «Избушка, избушка, повернись к лету передом, к зиме задом». И тогда накормят от всего коровьего сердца-гриль, и волшебный клубочек дадут. А пока – только хищные птицы, не желающие никуда улетать, местные гуси-лебеди, забросившие воровство братцев иванушек. Зачем? Их и здесь неплохо кормят. Да хрупкая блондинка-снегурочка бродит меж столиков. Зачем ей лето? Она сама без пяти минут  Баба Яга. Гложут гадов морских, перетирают крепкими искусственными челюстями груды мяса, пальцы в чудесном зелье-зелени. Эй, хозяйка, дай-ка ещё зелена вина!
Мёртвые приветствуют друг друга, прижимаясь напудренной щекой к напудренной щеке, чмокая воздух. Это поцелуй без чувства. Никто никого не рад видеть. Время зимнего сердца, тёмного сердца, прохладного сердца.
И только самая старшая отваливается от наполненного обглоданными костями разбитого корыта и снова предпочитает рыбу. Да некого послать к морю, у иных берегов забрасывает свой невод старик. А так мечталось стать владычицей морской!
Поэтому и отращивает втихомолку плавники, ведь костяные ноги – это старомодно, нестильно и вообще фу-фу-фу. Человеческим духом пахнет.


 
10. Валентин Емелин. Бабочки в животе http://stihi.ru/2013/08/23/4070 (номинация Галины Иззьер)

Одно из самых грандиозных открытий, которое делает человек за всю жизнь, случается приблизительно года в три – осознание своего отдельного тела и своей отдельной личности. Но, по пятам за восторгом, приходит такое же сильное разочарование: оказывается, я не совершенен. За всё приходится платить. И если ты личность, то тебе должно быть стыдно. Как бы ни обстояли благополучно дела, как бы мы ни пытались полюбить себя снова, самый младший сорочий сын-мезинец останется ненакормленным. И не будет ему никакой каши, во веки веков. Сорока-ворона бдит.
Стихи, написанные по принципу нанизывания-перечисления, берут своё начало в фольклоре, в тех временах, когда дитя-человечество осознавало себя и разочаровывалось. И всегда стояло перед выбором. Это мировоззренческий принцип, поэтому неудивительно, что многие детские стихи написаны именно так. Они-то и задают нам два главных вопроса, устами С. Михалкова: «А что у вас?» и В. Маяковского: «Кем быть?» «Мамы всякие нужны, мамы всякие важны» и «Все работы хороши, выбирай на вкус» - безусловно, но, подойдя к возрасту бабочек в животе, мы уже понимаем, что не всё так просто. Какой бы ты ни был, чем бы ни занимался, тебя всегда найдётся за что наказать. Только пустота не бичуется. Только ничто не подлежит обсуждению и осуждению («Только бездельник не пахнет никак»). Поэтому так хороши белянки и лимонки, и махаоны, и даже мёртвые головы. Поэтому они так плохи.
Само счастье подобно бабочке. Обитое ли войлоком, пьющее ли полной грудью нектар, оно живёт ровно один день. А кто ты будешь такой? Выбирай поскорей, не задерживай добрых и честных людей. То есть выбирающие мы по определению не добрые и не честные. Но у нас есть одно несомненное преимущество, и мифические добрые и честные стоят за нами в очереди не зря. Судьба предоставляет право выбора: нам – на любой вкус, им – что останется.



11. Глеб Ходорковский. Осеннее http://stihi.ru/2013/09/07/8289 (номинация Галины Иззьер)

Что такое осеннее стихотворение вообще? Мне вспомнилась одна история, конечно, не подлинная, а что-то вроде анекдота или даже притчи. Про мальчика, родители которого очень хотели, чтобы их сын стал гениальным поэтом. Желая оградить его от  постороннего влияния, добиваясь абсолютной индивидуальности, они запретили мальчику читать стихи, спрятали от него всю поэзию. И вот однажды папа и мама попросили сына написать стихотворение про осень. И он написал: «Роняет лес багряный свой убор». Потому что лучше и проще не скажешь. Потому что во всех нас, как ни запрещай, как ни ограничивай и ни вытравливай, есть что-то такое, существующее независимо ни от чего – как Высший Разум, как Тот, кого мы привыкли называть Богом. Поэтому в осеннем стихотворении лес всегда роняет, потому что не может больше, нет сил, пришёл срок. И вся природа вместе с автором переживает то тихое, безветренное и мудрое состояние, «когда предельная усталость любовь рождает ко всему». Даже к собаке, которая никогда не будет куплена: а вдруг она переживёт своего хозяина? И собственная жизнь порой, действительно, кажется бессмысленной и пустой, особенно когда понимаешь, что в природе ни один цветок не распускается просто так, когда видишь, как день без суеты сменяется ночью, а все звери точно знают, зачем они живут. И всё-таки она ещё с нами, эта жизнь, бессмысленная и прекрасная. До тех пор, пока хотя бы один листик нашего багряного убора остался на ветке.


 
12. Гражданин России. Маленький странник http://www.stihi.ru/2013/05/18/9049

Маленький странник – архетип, наиболее часто встречающийся в сказках и детской литературе. Странствует Герда в поисках Кая, странствует Маленький Принц, и Реми, который без семьи, и Расмус-бродяга, и Маленький Мук, и Чук с Геком, и, конечно же, герой фантастики Вл. Крапивина мальчик Юкки, который бесконечно идёт по Дороге и никогда не повзрослеет. Ищет. Все странствующие ищут. Человека, дом со светящимся окошком, синюю птицу. А когда ищет ребёнок, мы особенно остро чувствуем его беззащитность, мы наполняемся состраданием. Мы хотим, чтобы он нашёл. Мы хотим, чтобы мир оказался добрым. Временами так и случается, когда удаётся взять за руку солнце – ледяной дворец растает, ворчливый сторож уйдёт в тайгу на лыжах и приведёт отца, добрая тётушка приютит и будет любить. Но бывает и по-другому: волшебные туфли-скороходы не спасают от одиночества, и с верным другом недолго странствовать по пустыне.
Поэтому маленький человек в пути – это не только яркий оранжевый солнечный зайчик, но и пылающая болью горящая точка.



13. Олег Шкуропацкий, Киевская область. Славянский блог http://stihi.ru/2013/09/28/7424

Когда-то в телевизоре была прекрасная передача «В гостях у сказки». А в передаче той был фильм «Там, на неведомых дорожках» - про то, как мальчик Митя Сидоров приехал на велосипеде в параллельное пространство - волшебный лес и совершил там подвиг.
Тогда мальчик знал точно, куда ему жить. А потом повзрослел и заблудился. И сказка превратилась в блог. Волшебная поучительная история стала не очень приглядной былью.
Мог ли Сидоров Митя, оседлавший велосипед, предположить, что когда-то превратится в пень, который оседлала клавиатура? Что на ветвях будет сидеть не русалка, а остаток взорванного  и осквернённого герба – вещая птица-монстр? Что всякий несущий серп и молот будет называться разбойником с большой дороги? Что Европе на последней минуте забьют в ворота солнце, но оно окажется заходящим? Что чёрный кот перестанет заводить песни и говорить сказки, ибо сказки кончились, пришло время когтей. А чтобы в тебя не попала бомба, нужно спрятаться между мелких, скользких, скученных.
Конечно, всего этого Митя Сидоров не знал. Он был уверен, что победит Кощея, Горыныча и Лихо Одноглазое, и потом спокойно вернётся домой.
А всё получилось по-другому. И не пустят к маме без загранпаспорта.



14. Катя Солдатенко. плыли рядом http://www.stihi.ru/2013/09/27/9257

Только после третьего приблизительно прочтения я поняла, что в стихотворении есть рифма. Видимо, когда паника и страх улеглись, когда стало окончательно ясно, чем же всё закончилось, и – самое главное – что это не я тону, к мозгу вернулась способность воспринимать очевидные вещи.
Есть два основных типа пары, которая попала в катастрофу. Первый можно условно назвать «Ромео и Джульетта». Без любимого жить не могу и не буду. Только смерть является привлекательным и единственно возможным выбором. Я полностью растворяется в горе и безнадёжности, смысл имеет только бездыханное тело рядом, а также собственная изо всех сил стремящаяся к нулю физическая оболочка.
Яркий пример такого ромеоджульеттизма – герои сильного и страшного фильма «Эйфория». Когда ревнивый муж, выследив жену с её любимым мужчиной (они плывут в лодке, по Волге, кстати), он стреляет по ним с обрыва из ружья. Павел успевает упасть ни Веру и прикрыть её. Но днище лодки пробито, и Вера не делает никаких попыток освободиться. Главное – вместе до конца.
Второй тип – «пара с «Титаника». Очень хочется, чтобы выжили оба, хотя с самого начала ясно, что будет иначе. Один пожертвует собой, чтобы другой жил, а не уходил следом в пучину морскую. И когда посиневший герой Ди Каприо в свои последние минуты говорит любимой: «Роза, обещай мне, что доживёшь до глубокой старости», а весь зрительный зал плачет, это, на самом деле, не такая уж пошлая сцена. Потопу что после такой клятвы Роза не имеет ни малейшего права прожить меньше ста лет, не родить кучу детей и не быть счастливой. Поэтому она из последних сил бросается в ледяную воду, срывает с проплывающего мимо трупа свисток и в исступлении дует в него. Потому что если тебя выволокли за волосы ценой собственной жизни, остаётся только любить. И только жизнь является привлекательной.
Герои стихотворения, конечно же, пара с «Титаника». И дело не в том, что героиню спасти не удалось (ни одна женщина, бросившаяся или брошенная в Волгу, живой из неё не выходила), а в том, что она спасла героя – всем своим телом. Всей своей тщедушностью. Была бы не дохлячкой, а полновесной матроной, сгинули бы оба. Но самое главное, она спасла не столько тело героя, сколько его душу, потому что теперь он знает точно, что в случае чего способен поступить как надо.
Поэтому полежит на камнях и пойдёт жить.


 
 
15. Роберта Ро. Я люблю... http://www.stihi.ru/2012/09/23/3283 (номинация Кати Солдатенко)

Женственное. Прозрачное и призрачное одновременно. Потому что ведь только герой стихотворения произносит, пусть невзначай, заветные три слова. Как любой мужчина, он сконцентрирован на объекте, по крайней мере, до тех пор, пока объект является центром его Вселенной. Что чувствует, то и поёт. А у женщин по-другому. Прикоснулся любимый к этому камню – значит, теперь люблю камень; выпил любимый чашку кофе – значит, теперь люблю камень и выпитый кофе тоже; отразился любимый в воде – значит, люблю камень, кофе и милое сердцу отражение. Таковы цепочки ДНК, пронизывающие тело города, который построила женщина. Имя того города – Он. В этих цепочках – вся генетическая информация о пережитом прекрасном чувстве. А река в горошек завяжется узелком на память.



16. Лилия Слатвицкая. Плакала... http://www.stihi.ru/2013/08/10/892 (номинация Кати Солдатенко)

Бунт потомков премудрого пескаря. Ну как тут не заплакать? Если многие и многие поколения личным примером подтвердили: жертвуй свободой ради личной безопасности. Порежешься, простудишься, упадёшь, запачкаешься, укусит… Конечно, страшно всё, что вне норы. Хуже всего пришлось бы рыбам глубоководным, потому что если их внезапно поднять на поверхность, от резкой смены давления может и наизнанку вывернуть. Будет рыба, да не та. Внезапные порывы чреваты. Но не возникнет соблазна рвануться к солнцу, когда не подозреваешь о его существовании. Тёмная рыбья аристократия практически неуязвима.
А вот речным, озёрным, тихопрудным труднее. Потому что манит и просвечивает. Опасные мысли посещают рыбью голову. А что там? Не попробовать ли? Может, это только другие умирают, а мне повезёт?
Но внезапная свобода всегда смертельна. Поэтому никто не торопится убить дракона. Ведь если рыбы полетят по небу и пойдут по полю, получится всего-навсего «что перепутал художник». А вот если верить эволюции, некоторые рыбьи виды сумели приспособиться, миллионы лет шли к своей мечте, вышли из воды на сушу, стали иными и вырастили лёгкие вместо жабр. Так и у людей. Не одно поколение сменится, прежде чем потомок скользкой рыбы, раба или хама станет иным. И конечно, для этого ему нужно сменить среду обитания.



17. Татьяна Бирченко. Минск. Призраком питерского двора http://www.stihi.ru/2013/09/02/2130

 
Когда поэт оказывается расколот на два языка и на две земли, он становится толмачом. Это слово кажется мне гораздо ближе к сути, чем «переводчик». И перетолмачивать ему не с русского на английский, и наоборот. Перетолмачивать ему своё тело и свою тень, которая навсегда осталась в питерских дворах и водах. Перетолмачивать своё молчание и делать его строчками.
Он бы нам перевёл тоску,
пристыжая весёлых и юных,
на язык человеческих скул
и прозрачных ликёрных рюмок…(М. Максимов «Толмач молчания»)
Собственно говоря, всякий поэт занимается переводом непереводимого, но двуязычному (особенно если этот двуязычный пэр от поэзии) ещё труднее.
Когда-то Чеширское графство производило сыры в виде улыбающихся котов, про которых говорили так: «Кот, который может съесть мышь, которая может съесть кота». Поэт, который может перевести слово, которое может перевести поэта – золотое кольцо, спасательный круг и кандалы одновременно. Рассыпанные по горам и долам нашей жизни. А тот, кому повезёт найти в траве хотя бы одно, тоже ведь может распорядиться им по-разному. Кто-то залюбуется, кто-то понесёт на рынок продавать, а кто-то, мечтая о коллекции, всю оставшуюся жизнь посвятит поиску.



18. Козина Анна, Каменск-Шахтинский. Брод http://www.stihi.ru/2013/08/09/3007

Нормальное, привычное состояние, в котором человек разумный проводит большую часть своей жизни – когда сердце растёт либо идёт на ущерб. Случаются  страшные дни новосердия, когда кажется, что слева за грудной клеткой вовсе ничего нет, одна темнота. Но случаются также и редкие дни полносердия, в которых заключается весь смысл. Потому что мы живём на этой земле вовсе не ради вещей и славы, даже не ради безупречной биографии, а ради тех ярких недолгих вспышек, когда к сердцу прибавить нечего – оно полно. Это моменты наивысшего сострадания («Сердце моё переполнилось», - говорит Джейн Эйр, видя, как по щеке её искалеченного возлюбленного течёт слеза) и озарения счастья. Нас переполняет чувство всеобщности и любви: к детям, кошкам, соседям, осадкам в виде дождя и мокрого снега. Все счастливые готовят прекрасную почву дежа вю, чтобы новые поколения счастливых могли почувствовать: с нами уже было такое.
Один из фильмов Карена Шахназарова – «День полнолуния» - как раз об этом. Оказывается, Пушкин едет по степи именно в тот момент, когда мальчик из двадцатого века открывает «Путешествие в Арзрум». Вот это чувство, что я везде и во всём, и есть полносердие. И очень хорошо, что оно является лишь на мгновение. Потому что иначе человек перестанет чувствовать.


 
19. Екотерина Волкова. Осенняя Будда http://www.stihi.ru/2013/09/20/1446 (номинация Козиной Анны)

Я не очень хорошо разбираюсь в тонкостях буддизма, но, кажется, Будда – это не только имя учителя Шакьямуни, но ещё и что-то вроде почётного звания, которого удостаивается всякий достигший просветления. А число таковых велико. Следовательно, каждая женщина имеет полное право стать полноценной Буддой.
И пусть пока  не получается окончательно пробудиться, но мне очень симпатично настроение героини стихотворения, потому что отдельные моменты просветления всё-таки были.
Однажды я гуляла с ребёнком в один из последних, довольно жарких, дней августа, и мы случайно забрели в какую-то не очень популярную песочницу. Детей там не было, только разросшиеся неизвестные мне цветы вперемешку с сорняками и тишина. Подрастающее поколение радостно вцепилось в песок, отвергая все предложения пойти куда-нибудь ещё. Так продолжалось довольно долго. И я сидела на бортике песочницы, а вокруг как будто кипела как будто жизнь. Был самый разгар рабочего дня, мимо ходили люди, очень быстро, потому что в центре города по-другому не умеют. У всех были дела, а я сидела на бортике песочницы, и моё время текло гораздо медленнее. Наверное. считается, что это довольно скучное времяпрепровождение. А потом откуда-то прилетела жёлтая бабочка и стала порхать над заброшенными цветами и сорняками. И было солнце. И я подумала: а многие ли из людей сейчас имеют возможность просто сидеть, смотреть на детскую возню и жёлтую бабочку? Нет, сказала я себе, таких людей очень и очень немного, по очень и очень разным причинам. И я показала бабочку сыну. И он с гиканьем помчался за ней. И бабочка улетела. А мы пошли дальше. Так закончился момент просветления.
И теперь мне понятно, как можно содержательно помолчать с мятным чаем и не пытаться открыть и присвоить то, что само идёт в руки. Люди думают, что проходит время, а время думает, что проходят люди – так говорят тибетские мудрецы. И река, которая отправилась зимовать, тоже впадает в своё время.
А когда наполненный до краёв мир уйдёт совсем, останется пустота, которая является такой же частью кувшина, как и его глиняная оболочка



20. Сети снов, Карелия. " " " http://stihi.ru/2013/10/05/5247 

Человек в шлеме, бредущий по пустыне, может оказаться кем угодно: рыцарем, отставшим от крестового похода, инопланетянином, потерпевшим аварию лётчиком. Пустыня – не обязательно место, где нет ничего кроме песка; пустыней может называться всякое место, где есть небо, где звезда с звездою говорит, а человек один, и молчит человек.
Человеку нужна пустыня. Особенно если он рыцарь, особенно если лётчик, а инопланетянину пустыня жизненно необходима, потому что представители цивилизации, с которыми должен состояться контакт, а также все Маленькие Принцы Земли  встречаются только там. Только там жажда бывает настоящей.
Человек должен таить. Под звёздами все молчат. В детстве, наигравшись во дворе, мы ложились на снег и смотрели в небо. Мы все видели тогда, и у меня тоже было хорошее зрение. Никто никогда не простывал. И разговаривать не хотелось. И никто никому никогда не рассказывал, как он был один.



21.Нина Злаказова, Москва. я продал Твою книгу http://www.stihi.ru/2013/10/07/4394

Ученик, продавший Книгу учителя – фигура глубоко символическая и, увы, не так уж редко встречающаяся. Вообще, в основе всей европейской культуры лежит история о том, как ученик предал своего учителя, а учителю, чтобы достучаться до паствы, пришлось умереть.
Всякий, кто преподавал в средней школе, знает, что урок состоится и будет иметь хоть какое-то продолжение в умах и сердцах сидящих за партами только в том случае, если умрёшь у доски. Если будешь умирать всякий раз. Нельзя не умирать. Потому что иначе – неизбежный переход, пусть от тощей, но всё-таки прямой, к простому наращиванию годичных колец, превращение в Буратино со стажем, ни то, ни другое – чёртушка Чичиков, которого ни одна живая душа вовсе не интересовала. Плот, который может плыть только по течению. Плоть  с естественными потребностями.
Только людям дан дар слова, но почему-то чаще они предпочитают продавать и предавать Книгу, зубрить азбуку, а не учиться читать. Мы до сих пор мало знакомы со Словом.
А вот поступки нам под силу. Спасти, накормить, согреть (или, наоборот, не сделать этого) – так ищут свой путь. И стоит только начать думать о плате за добро, оно моментально превращается в свою противоположность.
А дано каждому. Даже деревянному герою может открыться тайна заветной двери. Мы все сидим в темноте пустого кувшина, и что придёт в голову судьбе-обладательнице семихвостой плётки, совершенно не известно. Метать ли в нашу тьму облгоданные кости или открыть тайну золотого ключика? Где-то и кем-то это записано, да нам прочесть не дано. 



22.Владислав Усов, Челябинск. Покров http://www.stihi.ru/2013/10/11/5491

Из двух вариантов начертания стихотворения мне больше нравится второй. Не то чтобы я являюсь воинствующей противницей формата А4, просто в данном случае для него нет оснований, наоборот, текст просто умоляет, чтобы его записали традиционными строфами: и графический рисунок нагляднее, и гармония налицо, и настроение соответствующее – светлое ведь стихотворение, прозрачное, как лес в конце октября.
Уютное стихотворение, лично мне очень понятное, потому что в Сибири именно так и происходит: осень ударяется оземь и из 15 плюс моментально превращается в 15 минус. И обжигает носы с веснушками, без предупреждения. Тулупы, правда, нынче мало носят, но вообще, иногда это не такой уж бесполезный предмет гардероба. Это чудесные шалости резко-континентального климата: первый снег может пойти задолго до Покрова (и давно уже не ложится основательно в середине осени), но это просто проверка связи. Осень подсматривает в щёлочку: готовы? как отреагировали? И в ноябре берёт своё – не холодом, так снегом. Кто не закутался, не запас, окна не поставил – сам виноват.



23. Анна Галанина там, где... http://www.stihi.ru/2013/10/09/7073


Текст со сказочно-фантастическим сюжетом. Через незаметный проход между столбом фонарным и бочкой с квасом героиня попадает в параллельный мир – добрый, милый, дорогой, который тем не менее не узнаёт её и принимать назад не собирается («Даже если пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне»). Отныне можно быть только наблюдателем. Персонажем приметы или поверья – домового, чумички, лешего – а прекрасный мир, в котором никто никогда не умрёт, будет сам решать, верить ему в нас или нет. Потому что мы так часто предаём своё детство, что постепенное превращение из ангела в нежить прогрессирует. Вместо блинов и пирогов «Чур, меня!» да «Изыди!» Что посеешь, то и пожнёшь.
А самым главным словом в стихотворении является слово «дух». Сначала это просто запах («дух колбасный»).
В рассказе В. Драгунского «Что любит Мишка» московский мальчик 60-х годов прошлого века вдохновенно перечисляет: «Варёную колбасу люблю прямо безумно, если докторская, - на спор, что съем целое кило! И столовую люблю, и чайную, и зельц. И копчёную, и полукопчёную, и сырокопчёную. Эту вообще я люблю больше всех».
Какое невероятное благоухание исходит от этих строк! Его просто не могут не почувствовать Те, Кто Знает: то, что теперь продают под именем «Докторской» - Лжедмитрий без стыда и совести. Её, конечно, можно на спор целое кило, но лучше не надо, не говоря уже о варёной и чайной. А добрый дух жилища, крепкого дома, в котором живёт дружная семья – хранитель домовой – просто не мог не появиться в финале. Потому что тогда не только деревья были большие, а дни бесконечные, тогда дом стоял надёжно, и продукты имели, кроме вкуса и запаха, живую душу. Они берегли, они были за жизнь, а не против неё.



24. Алекс Же. Паутинки слов http://www.stihi.ru/2013/07/05/9128 (номинация Анны Галаниной)

Стихотворение бесконечное, как жизнь. Чтобы стать облаком (настоящим, а не в штанах) и однажды прижаться к небесам, не нужно рвать жилы и злиться на себя. Доброе и пышное даст миру дождь и первый снег, пробежит всевозможными каплями по лицу. Ему неважно, греческий ли нос встретился на пути, двойной ли подбородок. Его не интересует глубина морщин. Главное – встретиться с теплом и стать чем-то иным. Вот так бы не сплетничать (на себя не нужно грязи), не пустословить (на себя не нужен ветер), быть да быть себе деревом в осенней ипостаси, задумываться и плести из слов паутинки.
Это мир, где вечно струится вода, шумит ветер и даль светла. Плыть в лодке, куда глаза глядят, странствовать, нести на плече весло. Чтобы каждый встречный Одиссей мог опознать по веслу свою долгожданную родину. И понять, что пришла осень. И тоже прижаться к небу. А в двух облаках первого снега наберётся столько, что с лихвой хватит на все подбородки.


 
25. Любовь Левитина. Я бы... http://www.stihi.ru/2013/08/17/8863

Расподобленный, непроявленный, фантомный главный герой. Его будто бы вовсе нет, и тем не менее он болит.
Первая жена диккенсовского Дэвида Копперфильда Дора кокетливо просит своего молодого мужа называть её не «женой», а «девочкой-женой». Вечное игривое дитя, не созданное для забот и труда. Озарять жизнь любящего и любимого – вот вечное её предназначение.
Я не могу с уверенностью сказать, любит ли герой стихотворения, но звание «мальчика-мужа» подходит ему совершенно. Пряжи заготовлено на мальчика (ведь тёплые носки необходимы ребёнку), и вдруг оказывается, что нога у него сорок пятого размера. Конечно, ниток не хватит. А шить такие вещи, как пальто, рискованно тем более: чьи плечи в обхвате измерять? мужа? мальчика? Постель героиня стелет не «нам», а «ему», детинушке, который с детской жестокостью и беспечностью не вспомнит написанного на конверте имени. И тем не менее героиня – мать и Ярославна в одном лице – взывает к силам природы: защитите, прикройте. Позаботьтесь, когда меня не будет рядом.
Вещность, которая совершенно сводит на нет героя, но не героиню. Всё безнадёжно уходит во вчера. Как в «Девушке из таверны» Новеллы Матвеевой: не сам, так плащ; не плащ, так гвоздь; не гвоздь, так хоть след от гвоздя; закрасили след – спасибо, что был.
Это вечный смысл всякой любви каждой земной женщины:
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.
И ничего здесь не поделаешь.



26. Елена Картунова. Осенняя баллада http://www.stihi.ru/2013/09/14/5173 (номинация Любови Левитиной)

Тема приёмыша, подкидыша, гадкого утёнка вообще, очень подходит для баллады – она в равной степени и лирична, и эпична. Кому как ни осени петь про подкидыша? Ведь она и есть та самая приёмная мать, в гнездо которой легкомысленная кукушка-лето подбрасывает своё яйцо любви: вот, мол, результат моей страсти, я налюбилась, теперь люби ты. Урожай, как известно, вызревает осенью. Она-то расхлёбывает и выращивает, кутает и кормит. Лето – пора активных действий, к чему слова? Ведь это тёплое время так скоротечно. Зато потом наступает эпоха задушевности, нежности, бесконечных яблочных пирогов и чая перед сном. Так осень пестует своих подкидышей. Так сердце во все времена остаётся всеобщей любимой игрушкой. Клюнуть в ответ на ласку – я не знаю, по-орлиному ли это, но иногда совершенно по-человечески.
Так по-человечески объявить себя вскормленным в неволе орлом молодым, и терзать кровавую пищу, и страстно мечтать о свободе. Так скучно в родном гнезде; прочь, в небо, в горы!
Но потом оказывается, что небесная манна – всего лишь извечная манная каша, приправленная жгучим перцем, солью, горчицей, сахаром, всем подряд, выплеснутая в окно прямо на шляпу ни в чём не повинного гражданина.
И тогда под строгим родным взглядом приходиться признаться: тайное всегда становится явным. Не орёл, хоть и терзать умеет, и видит с огромной высоты бедного кролика.
Есть, есть о чём погрустить осени. Не все плоды наливные да крепкие, иные бывают с червоточиной. И это ещё не самая печальная история, это всего лишь разминка, осень первоначальная, пора золотая да щедрая. А октябрь впереди. И ноябрь впереди. Несладко приходится менестрелю, но никуда не убежишь, нужно петь до конца.



27. Владимир Узланер, Торонто, Канада. На тёмной стороне Земли http://www.stihi.ru/2013/10/11/7583

Я бы назвала такой жанр «светлым реквиемом». Это ещё не прощание, а, скорее, подведение промежуточных итогов, думы о былом. Образ «той страны» у любого слагающего стихи начинает появляться в текстах лет приблизительно с восемнадцати, а потом, как линия горизонта, всё время отодвигается, по мере того как расширяется пространство личного эмоционального и жизненного опыта. Но все мы знаем, что другая сторона существует, она неминуема, даже если нет у неё берега и причала. Мы все обречены на неё. Человеку обязательно нужно странствовать, а жить человеку вовсе не обязательно – так говорили древние греки. Мы находимся в вечном поиске своей тёмной земли. Интересно то, что размышляя о ней, человек вспоминает свою жизнь светло, как будто воспоминания можно взять с собой, как ценный и необходимый груз – вода, пища, тёплые вещи. И даже если вдруг придётся разрыдаться, превратившись на миг в потерявшегося ребёнка, это будут светлые слёзы. Обидно, что праздник закончился, но детское сознание тем и прекрасно, что едва проводив очередной день рождения, они немедленно начинают ждать следующего.
Так получилось, что это стихотворение завершает наш лонг-лист, и мне хочется вместо точки поставить здесь ещё один прекрасный светлый реквием. Потому что ничего никогда не кончается. И никто не кончается.
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.

Милые березовые чащи!
Ты, земля! И вы, равнин пески!
Перед этим сонмом уходящим
Я не в силах скрыть своей тоски.

Слишком я любил на этом свете
Все, что душу облекает в плоть.
Мир осинам, что, раскинув ветви,
Загляделись в розовую водь.

Много дум я в тишине продумал,
Много песен про себя сложил,
И на этой на земле угрюмой
Счастлив тем, что я дышал и жил.

Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве,
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.

Знаю я, что не цветут там чащи,
Не звенит лебяжьей шеей рожь.
Оттого пред сонмом уходящим
Я всегда испытываю дрожь.

Знаю я, что в той стране не будет
Этих нив, златящихся во мгле.
Оттого и дороги мне люди,
Что живут со мною на земле.
    
                С. Есенин


И несколько слов о наших победителях. Так получилось, что все имена, за исключением Сергея Пагына, оказались для меня новыми. Но тем интереснее. Благодаря конкурсному стихотворению я открыла для себя очень созвучную мне поэзию Нины Злаказовой. Особые отношения со словом, по которым сразу и безошибочно опознаётся автор, у Олега Шкуропацкого. Яркая образность, стилистические находки – всё это создаёт ощущение «новой темы», когда понимаешь, что сказано ещё далеко не всё и далеко не обо всём.
В стихах Валентина Емелина и Глеба Ходорковского особенно отчётливо просвечивают два чувства, из которых, как мне кажется, вообще выросло всё искусство: нежность и горечь. Как в сказках Андерсена. Есть мир, а есть его отражения в зеркале тролля. И если делаешь свой выбор в пользу любви – люби.
Отдельно взятая судьба – тоже Вселенная. Её мелодия по-разному звучит в стихах Лилии Слатвицкой и Екотерины Волковой. В каком-то смысле это стихи-антиподы. Даже самая мелкая рыба может оказаться той, которая держит на своём хребте всю Землю. И вся история нашей планеты – только подготовка к её прыжку. Рано или поздно катастрофа случится. Но, с другой стороны, мир невозмутимо взирает на всю нашу суету и говорит всем своим существом: я полон, о люди, и со мной никогда ничего не будет. И с вами тоже никогда ничего не будет. Некоторые внемлют.
Что касается стихотворения Сергея Пагына, оно оставляет редкое в наши дни ощущение хорошо сделанной вещи. Для человека. Приятно в руки взять. Без сносу. С ней ничего не сделается, когда над всем литературным пространством наконец-то прозвучит крик петуха, и сгинет многое.
Ещё раз поздравляю победителей!
Благодарю за внимание! Встретимся на «Белом мамонте», когда придёт зима.