Творческий путь Василия Ловчикова продолжение 2

Ирина Шевелёва

«О БЛИЗКИХ И РОДНЫХ…»

«Меня как поэта породила деревня», - с гордостью признается Василий Ловчиков.
Еще не кончилась Великая отечественная война, а в освобож-денной после переломной Слинградской битвы  деревне Горяйново Касторненского района Курской области жители, вернувшись в свои дома из землянок, куда их загнали фашисты, поднимали разоренную землю. И – пели, пускались в молодежные переплясы по вечерам под гармонь и балалайки. Знаменитая песнями курская земля зазвучала заново – незабытыми мотивами и сочиняемыми на лету меткими озорными частушками. Ими жил и стар и млад. С восторгом слушал их и Василий. «Я увидел, что частушки сочиняют простые люди», - и стал пытаться сочинять их сам.
Но пробовал бойкий, восторженный ребенок только среди родни – семьи деда по отцовской линии, куда в самом начале войны они переехали с матерью и двумя братьями. Уходя в ее первые дни на фронт, отец, воронежский рабочий Дмитрий Алексеевич Ловчиков, решил в деревне, в родовой патриархальной избе-пятистенке уберечь жену с детишками от военных испытаний. Так распорядилась судьба.
Своими глазами мальчик видел, как пришли немцы, как грабили, расстреливали, вешали, выгоняли людей из их жилищ. Запомнил на всю жизнь, как в землянке прятались от бомб. Лишь угнать население в Германию немцы не успели – началась грозная сталинградская битва. И уже снова в дедовской просторной пятистенке родные ждали с фронта отца и двух его братьев Бориса Алексеевича и Фёдора Алексеевича Ловчиковых. Одному из них Борису, пропавшем без вести, посвящено стихотворение «Высокая награда», в котором  сын, разыскавший  безвестную отцовскую могилу, прикрепляет высокую награду к его портрету - солдатский жетон, подтверждающий, что он выполнив свой солдатский долг, пал смертью храбрых.  А отец Василия  Дмитрий Алексеевич  вернулся с фронта:

Всю войну прошел пешком
От начала до победы –
Брел с солдатским вещмешком
Сквозь ее кошмар и беды…
Вывел в люди сыновей,
Грудь наградами украсил…
Путь под крест у тополей
Был тяжел, но не напрасен!

Так беспафосно воспел сын отца-фронтовика, отметив в нем знакомым ловчиковским словом все безупречно точные черты любимого образа. Земными штрихами рисуя достойную жизнь человека:

Посадил прекрасный сад,
Как хозяин дом поставил.

Из трудового и ратного пути воронежца - рабочего, прирожденного садовода, воспитателя достойных детей - сам собой возникает сказочный национальный образ:

Все умел и делал сам,
Верил в сказочные дали,
Но не верил в чудеса –
Знал, что сбудутся едва ли.

Образ человека своей эпохи – и вечный русский образ:

Всем, прожившим так, как он, -
Сна и устали не зная,
Низкий до земли поклон,
Память вечная земная!

Родовую память поэта усиливает и образ деда Алексея Васильевича - крестьянина с прочными народными устоями: «За стол дед садился первым, а за ним все по старшинству гуськом. Этот порядок не нарушался», - усвоил в детстве Василий. Приверженный устоям дед обладал истинно русским неунывающим и незлобивым нравом:

Но труд не стонами венчал –
За плугом шел с веселой песней,
С ней нас трудиться приучал,
Привычки этой нет чудесней…

Поэт помнит: любимые цветы деда – ромашки. И не ведает, куда на могилу нести цветы… Воспринимая это как тяжкую вину… Родственные скрепы имели немаловажное значение в семье поэта, помогли ему в жизни, сформировали его характер. Послужили ему надежным творческим истоком. В «Прощании с родительским домом» - тоже об этом:
Мой заветный родительский дом,
Ты мне был путеводной звездою…
……………………………………….
И очаг, самый теплый на свете,
Перестанет по-прежнему звать.

С исторически знакомой горечью поэт передает общее чувство эпохи, прощания с ней – через личную утрату:

Здесь когда-то был сад –
Царство яблонь и слив,
Много весен назад
С ним мы вместе росли.
Здесь отцовский был дом
И уютный наш двор…
Дом забрали на слом,
Ну, а сад – под топор.
Здесь хрущевки сейчас
Доживают свой век –
Все решает сплеча
Временщик-человек.
Но, как прежде, цветет
Часть посадок отца,
Чьи плоды уже рвет
Из хрущевок пацан…

Казалось бы, скромное, неяркое стихотворение. Но своей нос-тальгической грустью безобманно  рвет душу. Эпохой хрущевок, когда-то осчастлививших новоселов, а ныне одряхлевших и до сих пор неснесенных. Ностальгией по истребленным частным домам и садам… Стихотворение притягивает, как центр лирических картин, другие, более яркие, эффектные стихи Ловчикова о рукотворной природе, доброте родного дома.
«Все решает сплеча временщик-человек» - образ, выходяший за рамки конкретной эпохи. За первичное ощущение уходящего времени. Стихотворение - о безалаберности властных решений, о загубленном цветении былой жизни, не заменяемом новой, радующей души людские природной и сотворенной человеком красотой, хищном бездушном вытеснении деревни безобразными городскими строениями, о печали исчезающих садов, а с ними благодарной памяти о людях, украшавших землю… Вдохновенный и пропитанный горечью венок любви поэта. Но все равно он счастлив неискоренимой памятью:

И я искренне рад,
Что с отцом их сажал,
В ведрах воду не зря
Из колодца таскал.

Неустанной трудовой энергией дышат женские образы родовой лирики Ловчикова. Бабушка поэта Устинья Петровна «в крестьянском быте знала толк».

Все успевала делать быстро,
С коровою на «ты» была,
Доила в срок, держала чистой
И в стадо вовремя гнала.

Какой размеренный порядок в уходе за живностью, за пусть личной коровой. Но – достоянием большой семьи. Хотя и колхозное стадо не знало тех ужасов, какие настали во времена перестройки. Поэт верит – его бабушка такого бы не допустила. Совесть бы не позволила. И вера:

Все праздники святые знала,
С утра ухватами гремя,
У русской печки хлопотала,
В срок приготовить пир стремясь.
………………………………….
…бульон с лапшою, холодцы,
Сметана, сдобные печенья,
Медок и тонкие блинцы! –

прямо державинский гимн крестьянскому застолью – пусть и без державинских дворянских разносолов. О русской национальной кухне сегодня особо не распространяются, словно забыв, что наши блюда уже не за один век стали примером для подражания и зависти многим кулинарным изыскам Запада. Крестьянский труд сумел и в десятилетия революции, войны, голода, суматошных реформ сберечь упорство, сноровку, неизбывное умение выживать. И – растить богатырские поколения. В запоминающемся шедевре «Памяти матери» Василий Ловчиков передал самую суть народной святости.

В печаль окутана постель,
И трудно осознать,
Что из родных привычных стен
Уходит в вечность мать.
Последний вздох
Терзает боль,
И нет пути назад…
Но и прощаясь,
Лишь любовь
Ее роняет взгляд…
…………………………………
Все рядом – взрослые давно,
Но и в последний час
Ей было трудно все равно
Одних оставить нас.

Охваченный горем и изумленной благодарностью поэт произносит вещие слова:

И только вырастив детей,
Мы в силах осознать,
Что из святых всего святей
И всех роднее – Мать!

Редко у какого поэта встретишь столько стихов о родне. Василий Дмитриевич посвящает стихи предкам, родителям, дяде, племяннику, теткам, братьям, невесткам, вдове умершего сына, сыновьям, внучкам. Не напрасно сберегая раскидистую семью. Рисуя ее крестьянские корни, рабочую ответственность, умение и сноровку. Воссоздавая их мысли – о России, состоянии страны, о политике. В короткой поэме о встрече - «Трудный экзамен» - с приехавшим в гости старшим братом Ловсчиков с любовью, гордостью и жалостью на его жизненные трудности описывает общие трудности и стойкость всего народа. Создает земной поэтический образ родного человека:

А у дверей цветущий и веселый
Берет меня в объятья старший брат.
В решеньях скор и по натуре пылкий,
Брат с детства в споре истину искал,
И в этот раз за дружеской бутылкой
Связь коммунистов с жизнью проверял…
Вопросы брата для меня не новы,
Но и теперь, уже в который раз,
За партию держу ответ суровый,
Ведь гегемон экзаменует нас!..
………………………………………..
… «Ура! Ура! – осилив сдачи план,
И докричались – семенной хлеб сдали,
А Черноземье – на год под бурьян!»
Как на такой вопрос ему ответить?
Цитатой Съезда прессу заклеймить?

Дорожные ухабы, безвылазная грязь, брат с мозолистыми руками работяги – и поэтические попытки брата, уважающего Маяковского… Все дорого поэту. Братское застолье заканчивается с отъездом брата:

Но знаю я, что зря стучат колеса
Таких, как брат, куда ни завези…
На их правдолюбивые вопросы
Пока ответов нету на Руси!

Вопросы брата стали и вопросами поэта, продолжились его пламенной серией стихов о перестройке, новом веке России. Оставшись родственными вопросами жизни и судьбы.
За двадцатый век родственные связи рвались и терялись многократно. В стране распадалось вековое родственное общение, подорванные корни происхождения, не только знатных родов, разметались как по эмиграциям, так и по советским пространствам. Беспризорность, безотцовщина, сиротство военных лет, нынешние трагедии брошенных детей, приведшие к продаже-усыновлению наших детей в другие страны, трагические конфликты отцов и детей, повальные разводы, нежелание родственников знать друг друга заполонили российское общество.
Но хотя сеть огромного государства прорывали роковые события истории на протяжении веков – Русь, Россия, Советский Союз таинственной волей народа соединялась вновь и вновь.

Я горд, что родом из народа:
Ни граф, ни лорд, ни господин,
Что СССР глотком свободы
От этих бонз освободил, -

пишет поэт, чья гордость за своих не ослабела и в наше время – которое зачастую видится не «родом из народа». И он не в силах удержаться от современного развития, с горькой усмешкой, нескончаемой темы:

…И наградил другой свободой:
Терпеть воров, богатых рать.
И слышать бред такого рода:
Им дар от Бога – воровать!..
Добились чести хлестаковы
И их вскормивший лживый вождь,
Что правду в их «свободе слова»
Сменила, не стесняясь, ложь!

В стремлении вернуть гордость своей родине поэт, опираясь на собственную родовую гордость, погружается в глубины исторической изначальности Руси.

Кровавый закат над землею пылал,
Народам беду предвещая:
Князь гордых славян Гостомысл умирал,
Бакоте-волхву он чуть слышно шептал
Последний завет, угасая:
«Чудь, Кривичей, Весь и Словен я сплотил
Единым могучим союзом,
Норманнов господства над нами лишил,
Союз десять лет от раздоров хранил,
Способствуя дружеским узам.
Что вас без прямого наследника ждет,
Предвижу, я трон оставляя:
За мною вослед и единство умрет,
Вновь племя на племя войною пойдет,
Друг друга борьбой ослабляя…»

Легенды о призвании Рюрика на Русь варьируются по-разному. Возникают все новые и новые версии, включая происхождение Рюрика. В отечественной литературе есть произведения на тему старинных событий, в том числе и лермонтовский юношеский «Вадим». Все авторы черпали сюжеты из «Повести временных лет». А Василий Ловчиков взглянул, споря с норманистами - историком Василием Ключевским и своим любимым поэтом А. К. Толстым, - на знаменитые исторические события со своей, оригинальной и в то же время корневой, понятной народу позиции. Семейной:

…Вадим согласился на схватку за власть,
За Новгород – бой до победы:
Его победитель пусть будет и князь!..
………………………………………………
…Судьба в поединке двух внуков свела –
Потомков вождя Гостомысла,
Победу избраннику деда дала,
Тому, кому прочил он трон и дела;
С чем спорить, знать, не было смысла.

Объединивший Русь, Рюрик открыл великую историю государства, с его победами и кровавыми преступлениями. По Ловчикову, побежденный Вадим – как бы родоначальник либеральных поколений, идеологии либерализма «на особицу» – отравил Рюрика.

Он умер, но Русь устремилась в века…

Поэт, приверженный родовым устоям, словом поэзии возрождает тайну истинной силы, непобедимости вековой России:

Он умер, но Русь устремилась в века,
И опыт ее убеждает,
Что сила народов – союзом крепка,
Союз нерушим – лишь в державных руках,
В других – монолитность теряет.

Своей поэзией Ловчиков подхватывает отечественную традицию осмысления и передачи потомкам основ национального бытия. Глубоко чувствуя в себе ее исторические корни, перенятые из родового опыта. Чувствуя святой покров общности, осеняющий страну. Восхищаясь сыновьями, делясь с ними самым заветным в душе:

Не потому ль и в творчестве своем
Я не приемлю сущее в разврате,
А воскрешаю верным мне резцом
Черты Христа, святых и Божьей Мати?

«Пройди достойною тропой» заклинает он другого сына, любуясь его натурой:

Неприхотлив, собой пригож,
В делах настойчив и упорен,
В любой компании хорош,
Предельно объективен в споре.
Доверчив и правдив во всем.,
Предела щедрости не знает,
Что заработает с трудом –
Легко с друзьями прогуляет…

Беспокойство отца за сына одно: «Пройди достойною тропою». В стихах, посвященных сыну, поэт со слезами благодарного умиления вспоминает, как тот в свой отпуск потащил его в зарубежный вояж:

Его давно как хлебосола знал,
Но понял: повод здесь совсем иной…
…………………………………………..
Мы не зашли набраться до бровей,
Но он меня не зря ж в Таиланд тащил,
Вдали от дома, аж за тридевять морей,
Отца по-царски угостить решил!
Быть может, завтра вновь морской муссон,
Властитель местных проливных дождей,
Загонит нас в спасительный притон,
Дав с сыном провести один из лучших дней.

Конечно, Василий Дмитриевич в своей бурной биографии повидал много краев и народов. Но он благодарен жизни за трогательное и великое счастье испытать сыновнюю любовь. Как прикосновение к душе России.
Все глубокое восприятие России у Ловчикова непосредственно ощущается читателями, хотя у него нет чисто философских произведений-открытий на эту необъятную тему. Он, так сказать, лиро-эпи-ческий практик в ее разработке. И главное при чтении его стихов – совпасть с его творческим состоянием.
В годы войны Василий успел три класса проучиться в деревенской школе – за несколько километров от дома. Учился охотно. Вот только с русским языком не повезло. Не заложила деревенская учительница основ русской грамоты, с последствиями чего способный, бойкий на слово мальчик, будущий поэт мучился долгие годы. Хотя отлично знал немецкий, изучил английский. Из-за неуверенности в прочном знания грамоты не рискнул поступать в вуз на литературный факультет. Судьба судила ему иной, особый путь. Связанный с устоями и жизненным опытом его крестьянской, рабочей, прошедшей воинские испытания семьи.
Вернувшись в родной, полностью разбомбленный фашистами Воронеж – все равно которого «песеннее в мире не найти», - Василий поступил в мужскую городскую среднюю школу №18. «Но как песня навечно в груди: и учитель, и школа, и класс!». Общительный, дружелюбный, острый умом ученик быстро обзавелся друзьями. С некоторыми из них дружба сохранилась на всю жизнь. В стихотворении «Я рад, что в девяносто пятом» он с любовью, перечислив всех друзей, вспоминает о том, что было и выражает пожелание, чтобы их связь не рвалась:

Пусть эта  связь в часы удачи
И горькой неудачи час –
Вновь чувством локтя озадачит
И до берёзки свяжет нас.

Вместе с друзьями он шире познавал окружающее, мечтал о будущем. Сплотил вокруг себя команду, которую в школе называли «конторой».  Жили жизнью страны. Четко разбирались в мировой политике. Открывали въявь воронежский край, его добро и тепло, «и Каменную степь, и «Тихий Дон», дубравы и поля со спелой рожью». Ходили в дальние походы с учителем географии:

И женщины окрестных деревень,
Когда устало мы тянулись мимо,
Пытали нас, опершись о плетень:
«Куда ж вас гонят по жаре, родимых?»
Наш Толик – острослов и балагур,
Им привирал охотно не краснея:
«Ведут нас в устрашение врагу –
Сражаться против Штатов за Корею».
И понимая, как нам нелегко
Мозолить степь под раскаленным небом,
Крестьянки нас поили молоком
И угощали деревенским хлебом.

Вкус хлеба воронежского Черноземья незабываем. Еще не ведая о таинственно скрытой древности воронежской земли, о пятидесяти веках произрастания здесь национальных корней - древнее египетской цивилизации, о загадочной для всего мира жизнестойкости края, мальчишки несли ее в себе.
Разносторонние увлечения Василия Ловчикова, его одаренность – он даже подавал надежды как балетный танцор, его общественная деятельность в школе, его увлечение радиотехникой – открывали перед ним широкие дороги. А тут друзья узнали о Гатчинском ВВМИРТУ. Всей «конторой» подали заявления. Но принят был один Василий. Друзья не прошли по здоровью.
Ловчиков шагнул в неизведанное, расставшись с прежними друзьями, но не порвав с ними. В стихах он через годы обращается к школьному другу, посвящая ему по-прежнему свежие строки:

Не говори, что жизни рок жесток,
Что разбросал он нас – не говори:
Замкнулись наши души на замок,
Умолк звонок, зовущий у двери!

С неистребимой тягой к писанию стихов вступил Василий Ловчиков в училищную учебу, армейскую муштру с их подготовкой к военной службе. Обзавелся новыми друзьями, новыми интересами. И пусть время от времени откликался на происшествия в Училище, в самой Гатчине, он, конечно, не мог посвятить много времени творческим занятиям.
Гатчина с Павловским императорским дворцом, с восстановленными под Военное училище каре, с щеголеватыми морскими курсантами – и с разгулявшей в городе шпаной, воровской блатной средой, державшей в страхе весь город. Контраст, волнующий поэтическое воображение. И он через годы вылился в насыщенный азартом сюжет о легендарной драке:

Весть о бойне в дворец за секунды
Долетела, и сразу же тут
По-морскому: «Ребята, полундра!»
Наших в кровь уголовники бьют!»
………………………………………….
…Всех, кто цепи, кастеты имели,
Кто вставал перед строем стеной,
Били бляхами в кровь, не жалели,
Выбивая победный настрой.
И бежала орава блатная
Кто куда от нежданной беды,
Все свои рубежи оставляя,
Унося назиданья следы…
…………………………………………….
«Но с тех пор стало в Гатчине тихо:
Не тревожила город шпана!».

Эта незабытая за годы самим поэтом первая военно-морская схватка послужила началом опыта армейской жизни – отстаивания воинской чести, умения держать ответ перед начальством, никого не сдавая, не теряя смелости говорить правду. Вообще не сгибаться перед людьми и обстоятельствами.
Она обострила лирическое зрение. Обострила цепкое удерживание в памяти и службу в белорусском гарнизоне морской авиации в Быхове, и Чукотку в самые критические для страны мгновения Карибского кризиса.  И службу в военной разведке под «прикрытием» Министерства внешней торговли за рубежом, и спасение советских офицеров-разведчиков от провала из-за предательства Резуна, и опыт последующих лет работы, преподавания… Жила бурно в душе. И выбилась как ручей, что «бьет лед струею непокорной и к блеску солнечных лучей стремится с песенкой задорной… Он – пульс Земли!» – россыпью незабытого, в изначальной поэтической свежести:

Но и Мороз порой желанный гость:
С собой приносит неба чистоту,
Улыбку и привет далеких звезд
И летную погоду нашим ТУ.

Циклы «Наземным труженикам авиации», а также «Школьным друзьям», «Выпускникам ВДА», «Сотрудникам по Фазотрону» и еще целый список – о тех, с кем служил по окраинам России и зарубежным центрам, кого знал издалека, перед кем преклонялся. Как перед прославленным и незаслуженно забытым адмиралом Кузнецовым. Ставшее песней слово признания: «АДМИРАЛУ ФЛОТА КУЗНЕЦОВУ Н.Г».


В истории русского флота
И нашей великой страны
Нередко от властного гнета
Страдали Отчизны сыны.
В опале томился Суворов,
В забвенье страдал Ушаков,
За флот с власть держащими споря,
В немилость попал Кузнецов.
…………………………………….
…И снова мы чтим Кузнецова –
Он в бронзе забвенье попрал.
И жалко, что сам это «снова»
Живым не познал адмирал!

Первая книга Василия Ловчикова была издана в 1948 году – в родном Воронеже. Следствием первой встречи с известным не только в Воронеже, признанным собратьями по перу поэтом-лириком Николаем Белянским. Сам Белянский так вспоминает о знакомстве с молодым, начинающим, как ему представили, автором в предисловии к одному из его изданий:

«ВЕЧНЫЙ РОМАНТИК

…Свою первую поэтическую книгу Ловчиков принес в Воронеж-ское отделение Союза писателей. Я, не зная о его трудной и интересной судьбе, и, отобрав, на мой взгляд, более жизнеспособные, дающие энергию и окрыленные мыслью стихи, сказал автору, что если он доработает свою книгу, она станет запоминающейся и подарит читателям много света и добра».
Василий Дмитриевич позже посвятил Белянскому прекрасное, проникновенное стихотворение:

Нет поэта
Без Родины милой –
Незабвенный Есенин сказал,
И в стихах с небывалою силой
Его край на всю Русь зазвучал.
И твоя вдохновенная Лира
Дышит ласкою волжской волны,
И раздольем приволжского мира
Твои светлые строки полны!
Нынче нашу страну лихорадит,
И поэзия тонет во мгле,
С ней считаются доллара ради –
«Желтый Дьявол» царит на земле!
Но певучую душу России
У поэтов, как ты, не отнять!..
И стихи твои,
Вечность осилив,
Будут жить и по-русски звучать!

Счастливый на дружбу с замечательными людьми Василий Ловчиков поистине поймал свою птицу удачи – словно сама судьба свела – от встречи не просто со знатоком поэзии, но с подлинной звездой поколения детей войны, вдохновенно спасавших словом обезлюдевшую в утратах войны Русь. Среди них зажегшие поколение Владимир Фирсов, Владимир Цыбин, Дмитрий Блынский, Валентин Сорокин, Борис Примеров, воронежцы Алексей Прасолов, Владимир Гордейчев, Николай Белянский. И конечно, ныне ушедший Николай Белянский стал другом Василия Дмитриевича на всю жизнь.
Дар угадывать тех, кто стали ему маяками, всегда шел от радо-стной широты ловчиковской натуры, распахнутости  добру, таланту, мастерству – от той коммуникабельности, что помогла ему внедриться другом в сложный водоворот Запада и оставить не омраченную ненавистью память о себе. Это свойство поэт запечатлел в улыбчивом стихотворении «Русская душа»:

На Кубу, где ранее не был,
Причалил российский моряк.
Здесь в море, что снега не знает,
Но снега белее песок,
Звездой эпохальной сверкая,
Влечет, как маяк, островок…
………………………………………….
…Исполнив мечту – прикоснуться
К незримым эпохам рукой,
Спешил он в Гавану вернуться
На бриг отплывающий свой.
Но в баре, где вылет ждал русский,
Бармен похвалился, что он
Его перепьет без закуски,
Поскольку он здесь чемпион…
Пока два бойца проверяли:
Кто станет героем пари,
Пилоты итога не ждали –
Их лайнер над морем парил.
За честь победителя в споре
Моряк, что копил –
Потерял,
Поскольку свой бриг уже в море,
Наняв вертолет, догонял.

Поэт не осуждает летчиков, бросивших соотечественника на заброшенном островке – режим есть режим. Да и не война. А вот разом потерять, выбросить на ветер накопленное тяжелым трудом, за честь нации – восхищает поэта. Становится зарубкой в его поэтической памяти.
Не однажды Ловчиков поднимает бокал в знак судьбоносных дат в своей и своих друзей жизни. «Чарку до дна за всех собравшихся здесь» - в яркой, посвященной ветерану разведки, песне его друга композитора Михаила  Зарина радостно звучало не однажды:

Тех, для кого наши годы не вечер,
Порох истрачен не весь!

На стихи Ловчикова Михаил Зарин написал девять песен. За песню посвящённую адмиралу Кузнецову они оба стали лауреатами всероссийского конкурса, посвящённого двухсотлетию российского подводного флота. На стихи Ловчикова также написал свыше шестидесяти песен и романсов композитор Владимир Патрушев. Их романс «Расскажи  мне подруга гитара» исполняется  актёрами театра имени Вахтангова в спектакле А.П. Чехова «Медведь». Самому Патрушеву посвящено поздравительное стихотворение: «Ты пожелаешь – люди плачут, похвалишь – пустятся плясать!»
Не счесть тех в разнообразном кругу общения Василия Ловчикова по жизни, по биографии, кому он посвящал стихи. Его жанр дружеских посланий, можно сказать, не имеет пространственных и временных границ. «Сверстникам-ветеранам»:

Им не кричим «Ура!», когда они, седые,
Свой покидают строй, оставив добрый след,
С собою унося лишь души молодые
Да право побеждать - привычку долгих лет.

Стихи по случаю юбилеев. А то и на смерть… Стихи по случаю повышения по службе… Или просто по случаю незапланированного выходного. В стихотворении «Праздник на «Пруду»:

«Был не в форме в ту пятницу я»…
……………………
Мне на радость –
Вошли в кабинет
Веник Гисич
И Валечка Васин!
Без дискуссий –
Всей тройкой на «Пруд»!
По сто грамм
Заказали «с прицепом»…
Вмиг исчезла
Хандра моя тут
И настрой появился при этом!
Васин начал читать нам стихи,
Что для женщин
Творил на Кавказе…
…………………………………………..
В понедельник, собравшись втроем,
Мы на гуще кофейной гадали:
Что за праздник мы в пятницу днем
На «ПРУДУ» под стихи отмечали?

Познавший столько испытаний, рисков, «ходьбы по канату» Ва-силий Дмитриевич открыто радуется жизненным праздникам.
Каждой радостной дате. Стихи - «бокальные» дружеские панегирики в адрес тех, что «возвышали Русь», мог бы составить отдельную книгу. Посвящения Лысякову Ю.М., «Другу – Владимиру Горячеву»,Святогорскому В.В., Кадурину Р.В., Аверченкову В. Я.,Занковичу Г.П., Ковалёвой Е. И., , Демидову А.В., заслуженному артисту России, И.Г. Русановой, Голоду К.М., Сушкову Л.А., Чистякову А.В., Леушу В.Б.  , генерал-полковнику Мещерякову В. И.  , Коликову Г.А. , Прохорову Василию Ивановичу, Ивану Ивановичу Трушину, Александру Мачехину, ученикам Ермакову В.А. и Чекан Н.И., соратнику Румянцеву И. М., академику А.Н. Канащенкову, В.Я.Рогову, О.В.Кустову ,В. И. Васину, «Памяти Анатолия Хомутова (Руководителю ансамбля «Атлантик-плюс», … И еще множество посвящений, помеченных инициалами. Среди них поэтические шедевры такие, как одному из его учителей полковнику Денисенко В.К – герою судьбоносного триптиха «На свет маяка». А также тост афганцу его однофомильцу  Денисенко П.А.:
 
За то, чтоб яркою звездой
Твой путь и впредь блистал,
Позволь нам за тебя, с тобой
Свой осушить бокал!

А в стихотворении «Полковник «РВСН», посвященном Константину Максимовичу Голод, Василий Ловчиков горестно восклицает:

Трудно верить в армейский развал
И в преступный разгул дедовщины,
Что престиж быть военным упал,
Самый важный престиж для мужчины!

И отмечает в его лице тех офицеров:

В ком не меркнет ни доблесть, ни честь:
То, что красит защитников души…
Так, чтоб был он всегда, каков есть –
Мы бокалы давайте осушим!

Нити – лучи родства людей России в служении, доброте, радости – для поэта признак его окруженности Родиной. Его счастье жить и любить.
Мужественность, бодрость, энергия пера Василия Ловчикова, случается, приобретает смягченное звучание. Словно берет свое потребность приникнуть к родным просторам в спокойные минуты, проникнутые умилением или грустью, даже трагизмом.
Родное все. И насыщенная родным душа рождает в поэте при-лив лирических чувств - в свойственной Ловчикову художественной манере. Пейзажные, исполненные задумчивой мысли сюжетные картины вкраплены в его активную, устремленную в грядущее творческую повесть о жизни.

Морским простором даль теснит река
Приволжских перелесков вереницу,
И в новой водной шири с островка
Взметнула в небо колокольня спицу.
Она, как стон надгробный городка
Калязина, что под водой томится,
Зовет сюда людей издалека
Ему – невинной жертве – поклониться.
Но не спешит, как в прежние года,
Сюда народ толпою богомольной,
Лишь, как удав, безжалостно вода
Сжимает холм под скорбной колокольней
Да облака по-прежнему грядой
Теснятся у нее над головой.

Зрелый лирический шедевр смыкается с русской классикой двадцатого века. Валентин Распутин – «Прощание с Матёрой»… И такие самоцветы у Ловчикова всегда неожиданны, хотя и не выделены в особую лирическую «касту». Просто в них сконцентрирована вся радость, грусть, не растраченная в поворотах судьбы солдата, инженера, бойца невидимого фронта.

В ПЛЕНУ РЕАЛИЙ.

Там, за окном, весенний сад
Цветами радуги манит!
Здесь, на него бросая взгляд,
Шмель между рамами жужжит.
Так близок мир,
Что сердцу мил,
Так осязаем аромат –
Шмель рвется из последних сил:
Туда, туда – в цветущий сад!
Но скован стеклами полет –
Жужжаньем плен не одолеть!
Напрасно зрел в бутонах мед –
Шмелю к нему не улететь!
И мы порой, как этот шмель,
Мечтаем, мечемся, шумим;
Но далека мечтаний цель –
Реалий плен неодолим!

Даже жалоба последнего четверостишия овеяна доброй грустью. Добротой пронизаны стихи «Я к колодцу иду за водой…», «Звездный час»:

Я к колодцу иду за водой,
Солнца луч с цинком вёдер играет,
Старый пес у калитки чужой
На меня неуверенно лает…
………………………………
На погосте хозяин давно,
Без него пес у дома скучает,
Забывается старческим сном,
А проснувшись, для бодрости лает…
…………………………………..
На меня же напрасно не лай,
Помни – я не способен на кражу,
Лучше рядом хвостом повиляй,
Я тебя угощу и поглажу…

А звездный час ожидает незаметный камыш в неуютную для расцвета природы пору:

Но утихнет под снегом река,
И умолкнут литавры ветвей,
Вот тогда на призыв ветерка
Отзовется лишь хор камышей!

Тонкий музыкальный звук стиха ясно слышен в поэтическом чувстве автора.
Но его усиливают до воинского приказа нестихающие воинские строки бойца невидимого фронта:

Разведка шлет своих бойцов во все концы:
На Юг, на Север и на Запад и Восток,
И бой ведут ее секретные бойцы,
А он на Западе особенно жесток!..
И вновь к границам нашим тянет силы враг,
И снова Запад из Орала – Меч кует,
И вновь разведка к тайникам, хранящим страх,
Тропой незримою заветный ключ несет.

И завершается победно гремящее стихотворение – торжественным тостом:

За вас, соратники, за ваш нелегкий труд,
За то, что Мир пока в Европе правит бал
И наши люди от войны вдали живут,
Позвольте с вами осушить до дна бокал!

Хотя не всех, кого уважает, поэт почитает осушением бокала только соратников по судьбе, по испытаниям, по отчаянной способности на жизненно смелые поступки и на умение радоваться жизни. Перед иконой Христа неоцерковленный Василий Ловчиков смиренно склоняет голову. И задумывается над Его земным путем, земной личностью. С дотошностью разведчика, с пристальным вниманием к неразгаданным явлениям. Верует в его божественное призвание, а с Ним и в Божьи заветы. Помня веру своих родных, своих православных предков. И авторски стремится свести воедино – освобождая от заблуждений и фантазий - Его стремление в поэме «Крест Иисуса», реально постичь законы Вселенной.
Святость как народный идеал жив в душе русского воина, труженика, потомка и продолжателя рода. Идти только Божьими тропами – эта вековая традиция очевидно проступает в его творчестве. Как проступала на разных этапах его воинского пути. В поступках и личности Василия Ловчикова, в его патриотизме, благородной борьбе со всемирным злом – наш ответ утратившей веру Европе. В его преподавательской деятельности, куда он наставнически вложил душу, вырастив достойных генералов и адмиралов, не забывающих своего учителя. В воспевании близких и родных словом, идущим от народных корней.

Продожение следует