Прутья хлеба

На тонкой шее женщины просвечивалась кожа, виднелись тонкие жилки. К лицу прилипла маска старости, хотя женщина по годам из молодых, но походка вялая, ссутулившиеся плечи, заторможенность… Она работала в магазине, что по меркам блокадного Ленинграда являлось малюсеньким счастьем в борьбе с голодом. С трудом она доковыляла к магазину, где уже дежурила длиннющая очередь, открыла его и стала ждать привоза продуктов питания. Она сама здесь получала по карточке пайку еды, правда, такую скудную, лишь бы не «дать дуба». Подошли  подруги по работе, с такими же истощёнными лицами. Все они считались элитой среди голодающих…
Жуткие слухи ползли по городу: люди якобы кушали собак, кошек, любую живность, но совсем уж невмоготу слышать… поедали людей…  На подобные слухи старались не реагировать, ибо уже знали пагубные последствия недоедания. Это кощунство проявлялось незаметно для человека: сознание отключалось, вернее, как бы умирало, желание съесть что угодно, кого угодно истощало волю, как тяжёлая болезнь стирала в памяти этические нормы поведения…
В конце рабочего дня, превозмогая головное кружение, женщина шарила, как обычно, глазами по прилавкам, по углам магазинного помещения в надежде урвать толику хлеба. И, о чудо,  корочки чёрного хлеба. Оглядевшись, скрытно от подруг она подобрала их с грязного пола и спрятала в кармане изношенного пальтишки…
Дома она с вожделением вынула лакомые кусочки и положила один из них в рот, жевала-жевала. Хлеб, ну, очень твёрд и, кажись, не съедобен. Она стала внимательно рассматривать корочки. Выяснилось, что это обломки чёрных прутьев, из которых плели корзины для хлеба… Но ей  всегда хотелось не ошибиться, и увидеть в каком-нибудь предмете настоящий кусочек горбушки… 

                Записано со слов труженицы тыла
                Натальи Павловны Головковой