Философ из Чегема

«Сейчас общепризнанно, что двадцатый век оказался самым трагическим в истории человечества. Он оказался не только самым трагическим, но и самым позорным. Африканизация мира происходила быстрее, чем окультуривание Африки. В сознании многих и многих людей джаз победил Бетховена.
Легко представить, что мировая культура воспитывает какое-то количество людей и делает их достаточно нравственными и законопослушными. Но какое количество? Этого никто не знает. Зато мы догадываемся, что новые поколения (новые дикари), хотя частично окультуриваются, но большая их часть пополняет ряды неокультуренных людей. И тут математически ясно, что человечество постепенно дичает, а огромные технические достижения двадцатого века маскируют одичание душ.
Более того, эти одичавшие люди создают свою дикую масскультуру, лишенную этического начала, которая угодна одичавшим людям и еще больше способствует их одичанию…»

Эти мысли принадлежат одному из самых известных писателей, книгами которого зачитывались в конце двадцатого века.  А его «Чегемские рассказы» вошли в золотой фонд русской литературы.
Фазиль Абдулович Искандер, родившийся в Сухуми 6 марта 1929 года в семье бывшего владельца кирпичного завода, иранца по происхождению. Когда мальчику было девять лет, отца арестовали. Мать-абхазка увезла Фазиля к родственникам в небольшое село Чегем, которое он впоследствии обессмертил своими рассказами.
Русскую школу мальчик окончил с золотой медалью и без проблем поступил в Москве в Библиотечный институт. С четвертого курса, когда ситуация в стране начала меняться в лучшую сторону, перевелся В Литературный институт им. А.М.Горького, который и закончил в 1954 году.
В 1954-1956 работал журналистом в Брянске (газета «Брянский комсомолец») и Курске (газета «Курская правда»). В 1956 переехал в Сухуми, став редактором в абхазском отделении Госиздата, где работал до начала 1990-х годов, после чего перебрался на постоянное жительство в Москву.
В 2011 году, в день своего 82-летия, Фазиль Искандер заявил:
«Я — безусловно русский писатель, много воспевавший Абхазию. По-абхазски я, к сожалению, не написал ничего. Выбор русской культуры для меня был однозначен».
Может быть, поэтому он не стал ни председателем Союза писателей Абхазии, ни Народным писателем республики – то есть не получил ни одного из тех отличий. Которыми так щедро осыпали его коллег: Кайсыма Кулиева, Расула Гамзатова, Мустая Карима. А может быть, он сознательно держался в стороне от всевозможных лавровых венков, поскольку за них нужно было так или иначе платить. И не столько деньгами, сколько совестью и принципами.
Известность к писателю пришла в 1966 году после публикации в журнале «Новый мир»  повести «Созвездие Козлотура». До этого были попытки писать стихи (сборник «Горные тропы» вышел в Сухуми в 1957 году) и опубликованные в «Юности» «Чегемские рассказы», которые далеко не сразу завоевали любовь читателей.
Искандер-прозаика отличает богатство воображения: он предпочитает повествование от первого лица, выступая в роли явно близкого самому автору рассказчика, охотно и далеко отклоняющегося от темы, который среди тонких наблюдений не упускает случая с юмором и критически высказаться о современности.
Главные книги Искандера написаны в своеобразном жанре: роман-эпопея «Сандро из Чегема», эпос о детстве «Чика», повесть-притча «Кролики и удавы»», повесть-диалог «Думающий о России и американец». А также популярны повести «Человек и его окрестности», «Школьный вальс, или Энергия стыда», «Поэт», «Стоянка человека», «Софичка», рассказы: «Тринадцатый подвиг Геракла», «Начало», «Петух», «Рассказ о море», «Дедушка» и другие произведения.
В 1979 году повесть Фазиля Искандера «Маленький гигант большого секса» попала в «самиздатовский» альманах «Метрополь». Художник Борис Жутовский описывал это так:
«Как ни крути, а все в России от царей. Да если ковырнуть историю - всегда так и было, а может, и будет.
Вожак в стае зверей на земле всегда много значил. И в сказках, и в жизни. В то время императором был еще шепелявый, а Скуратовым - поэт. Брежнев с Андроповым.
Слухи ходили - поэт.
Потом подтвердилось. Тихий был человек, молчаливый, но шлейф тянул иезуитский. Хотя просто в яму не сбрасывал и на дыбу не пялил. И не гуртом, а каждому свой грузик на шею. Вася Аксенов удумал журнальчик «там» издать. Набрал разных. Издал. Булат и я отказались. Скуратов колокольчик развесил - кому что. А Фазилю совсем вроде ничего. Национальный кадр. И маленькая Абхазия, и можно сделать морду великодушия и мудрости. Да, главное - ведь эпос пишет, свой, абхазский, про Чегем и Сандро, а там побаловался. В это время мы и познакомились. У Сани Городницкого в застолье.
Вот и сидим за столом. Пьем, галдим. Фазиль во главе стола - восточный человек, ритуал блюдет, весело и хорошо. Потом уж, потом спрашивает, а вот у меня «там» «Кролики и Удавы» вышли, а как бы здесь издать? Совсем уж наш брат обнаглел по прежним-то временам.
Я ему говорю, Фазиль-де, ведь есть у вас, у абхазов, Абрыскил, ну это вроде Витязя в Тигровой Шкурке или там Ильи Муромца. А я его иллюстрировал как-то. В памяти. По национальному эпосу вроде шел, ну как в вузы процент студентов. Блеснул глазом, задумал чего-то под густой шевелюрой, губами пожевал весело…
…Потом корыто треснуло, и выборы-перевыборы. Фазиль даже в Верховный Совет попал - как умный, «как не тот», как «оттуда». Но недолго поскучал и ушел тихонечко - не царское это дело.
Потом на Кавказе началось, племянников его постреляли в родном нам всем Мухусе. И горько это все было, и страшно - все камушки и деревья там родные всем. А дальше - больше, кровь пошла, головы отрезанные. Кавказ взбаламутился донельзя, держава развалилась на все куски…
 Но мы все равно сидим у Саньки или у Фазиля, пьем, Ким и Санька песни поют, еды полон стол и к ночи по домам разъезжаемся. Город светлый. Постреливают, поворовывают, ну а везде-то как? Стая - она везде стая. Главное, нюх проявить - чутье верхнее…»
Но это все было позже. Хотя как общественный деятель и духовный авторитет общества, Фазиль Искандер неоднократно выступал в защиту малочисленных народов, хотя политикой, как таковой, никогда не занимался. От первого президента Абхазии Владислава Ардзинбы деликатно дистанцировался: не ассоциировался у него Владислав с сильным политиком.
(Тут я могу его понять: многие годы проработала в одном институте с доктором исторических наук  Владиславом Ардзинбой и ни на одном собрании голоса его не слышала. Хотя в курилке, случалось, перебрасывались парой-тройкой общих фраз).
Переехав в Москву, Фазиль Искандер почти автоматически стал старейшиной и наиболее уважаемой фигурой в московской абхазской диаспоре. Но до сих пор переживает из-за того, что  свобода, которую Россия получила в 91-м и за которую он сам ратовал, будучи депутатом последнего Верховного Совета СССР, принесла обществу освобождение не только от тоталитаризма, но и от стыда, совести и морали…
«…Нынешняя жизнь полна неутешительных парадоксов. Сегодня само слово «стыд» стало неприличным, будто нецензурщина или ругательство,  а вместе с ним слова «бескорыстность» и «совесть». На человека, который их произносит, смотрят с опаской. Мол, чего от него ждать?.. Я долго думал: в чём же дело? И понял: в глубине души нашего человека живёт стремление к абсолюту. Стремление к абсолюту совести породило великую русскую литературу. А стремление к абсолюту свободы - великое одичание общества. Продолжу стихами:
«Куда ни сунься - всюду хам.
 Что остаётся делать нам?
 Как хамскую умерить прыть?
 Попробуйте перехамить!»
А что ещё остаётся делать? Вот так мы всей страной и «перехамливаем» друг друга. И многие внутренне порядочные люди уже перестают этому сопротивляться.
«От Белоруссии и до Камчатки
 Жизнь положила тебя на лопатки»...
 Один интеллигентный человек недавно сказал мне: «Я устал от честности. Это не значит, что я впаду в бесчестность, но могу впасть в безразличие...»
Когда Фазиля Искандера спросили, почему он, абхазец, предпочел Россию, почему по примеру Вахтанга Кикабидзе не отказался от Ордена Дружбы Народов, заявив при этом: «Моя родина, Грузия. Мне дороже. В фильме «Мимино» герои говорят: «Человек должен жить на своей земле», писатель ответил:
-  Я об этом никогда не задумывался. Хотя меня иногда спрашивают: «Почему вы выбрали в качестве места жительства Москву, а не родной Сухум?» Что им ответить? Я русский писатель. Пишу свои произведения на русском языке, воспевая при этом свою Абхазию. В Москве я не чувствую себя чужаком. Я её, собственно, и не выбирал. За меня выбрала жизнь, ещё в молодости. Я здесь учился, потом работал. И свой тут уже давно. Недавно мой сын Александр спросил меня: «Пап, а тебе когда-нибудь мешало, что ты не русский?» Я подумал и ответил: «Ты знаешь, Саша, - нет, никогда!» И не мне одному. «Нерусскость» в России не была помехой очень многим. Только в последнее время это стало для кого-то проблемой. Но она, эта проблема, несвой¬ственна самой России. Значит, всё вернётся на круги своя.
И действительно уже возвращается. В 1993 году Фазиль Искандер стал лауреатом Пушкинской премии, а в 1999 году -  премии «Триумф». Недавно он получил сразу две награды за свой труд: литературную премию «Ясная Поляна» в номинации «Современная классика» и премию Правительства РФ в области культуры.
Однако патриарх отечественной и мировой литературы, которому в марте исполнилось 84 года, не почивает на лаврах, а продолжает творить и, кроме того, довольно резко высказывается по поводу российской действительности.
«Иллюзии насчёт демократии развеялись без следа. Чего же ждать в будущем? Если свобода снимает оковы нравственности и допускает беспредел – это, конечно, зло. А свобода, которая защищает естественные интересы человека, - благо. Как отличить одно от другого? В этом и есть «быть или не быть» будущей России. В СССР оставаться порядочным было легче: в те годы зло имело чётко очерченные границы. Если кто-то нарушал их вопреки своей совести, то он хотя бы осознавал, что творит. Нынешнее зло расплывчато и туманно и поэтому гораздо страшнее...
…Советская власть, загнав народ в яму, тем самым невольно оградила его от пропасти. А сейчас мы, не удерживаемые ничем, балансируем на самом краю нравственной бездны. Митинги шумят, а народ безмолвствует, потому что не знает: быть или не быть «стыду и совести»? Есть ли свет в конце тоннеля? В любом случае есть совет: «Если у выхода из пессимизма вас ожидает цинизм, поворачивайте обратно...» Преобразования в стране ещё не закончились. На Западе свобода пришла на столетия раньше, чем в России. Они там научились обуздывать её излишества. А мы - нет…
…Цену свободы невозможно измерить. Но всё-таки необходимо, чтобы страна была свободной. Взять себя в руки и жить настоящей, честной и полноценной жизнью человек должен в любом случае. Нам с вами ничего не остаётся, как подчиниться этому закону. Разумеется, я бы хотел, чтобы всё было легче и разумнее. Да и кто бы не хотел? Но мы же с вами в России… А вся Россия – это зал ожидания счастья.»
Одна из книг Фазиля Искандера называется «Праздник ожидания праздника». Действительно, красных дат календаря всё больше, а веселья в душе как-то не  прибавляется. Почему? Писатель считает, что причина этого заключена в нас самих:
- Прежде праздник был освобождением от гнетущих обязанностей, которые навязывала народу власть. Диктат исчез, но и лёгкости на сердце поубавилось. Почему? Люди не уверены, что всё в стране делается правильно, что мы идём трагическим, но верным путём. И не находят в этой неопределённости повода для праздника. Для многих жизнь стала менее осмысленной, а для кого-то и вовсе превратилась в хаос. Мы стали скептичнее. А скепсис, когда он принимает не личный, а общенародный характер, не несёт в себе ничего хорошего. Народ не может и не должен жить дальней целью, ибо она всегда служит оправданием ближайшему мошенничеству… Тем не менее пафос искренней веры должен перекрывать все неудачи и лишения. Веры в свой труд, семью, малую и большую Родину. И даже в правительство, которое редко ошибается, а если и сделает неверный шаг, то всё-таки покается… Если такой веры нет, остаётся только надежда…
 Да, самому отвечать за всю свою жизнь нелегко: требуется незаурядное личное мужество. Эта черта характера должна войти в плоть и кровь. Вообще настоящая ответственность бывает только личной. Человек краснеет один… Иногда проще закрыть глаза на реальность и пойти в кабалу. И необязательно к тоталитарному государству. Повсеместная продажность или воровство соседа тоже могут внушить легковерному человеку пафос, что так и надо жить… Разочарование людей понятно: энтузиазм не может подхлёстывать слишком долго. Во всякой работе есть естественные ритмы. Их длительное нарушение приводит к надрыву и депрессии. Вот мы и надорвались…
Люди быстро забывают прошлое, а потом «восстанавливают» его в памяти по книгам. Фазиль Искандер больше доверяет собственным воспоминаниям и рассказам очевидцев:
- Абхазия ведь не всегда входила в состав Грузинской ССР. Очень короткое время, с 1921 по 1922 год, она была Абхазской ССР, то есть имела тот же статус, что и Грузия. Потом кто-то втолкнул Абхазию в объятия Грузии.  Имена ведь в то время не назывались. Но Абхазия вошла в состав Грузии, по-моему, не в 22-м, а в 32-м году. Но до 1936 года Абхазия еще держалась на своих ногах – покамест ею правил Лакоба. Это был умный, самостоятельный и довольно либеральный политик.
Поэтому-то он и был отравлен Берией! Что я знаю? От Берии пришло указание, чтобы Лакоба явился к нему в Тбилиси. Нестор Аполлонович обычно ездил к Берии со своей женой, но на этот раз отказался от того чтобы взять жену с собой – видимо, понял, что дела там сложные. Он приехал в Тбилиси, и в первый же день в ЦК Грузии они с Берией разругались вдрызг. Лакоба ушел к себе в гостиницу. Через какое-то время в телефоне раздался голос не то жены Берии Нины, не то его, Берии, матери. И этот голос сказал Лакобе: « Зачем вы ссоритесь, Нестор? Ведь вы же друзья. Приезжайте к нам, вместе пообедаем (или поужинаем)...» В общем, уговорила Лакобу приехать к Берии. Я уверен, что она (жена или мать Берии) ничего не знала о замысле Берии. При встрече Берия протянул своему «другу» бокал с отравленным вином. После обеда Берия и Лакоба пошли в театр, где Лакоба почувствовал себя плохо, встал и пошел к выходу. Уже на улице он сказал своему шоферу по-абхазски всего два слова, но звучат они очень сильно: «Меня убили!». Он повторил эти слова несколько раз, видимо, уже почувствовав действие яда. Он едва добрался до своего номера в гостинице, лег и умер. Через какое-то время, полчаса или час, в гостинице появился Берия....
Я был тогда мальчишкой и смутно помню, как было объявлено, что Лакоба умер от сердечного приступа или что-то в этом роде. Труп его привезли в Абхазию, но жена Лакобы была очень отважной женщиной: зная сложные отношения между мужем и Берией, она пригласила своего врача, который определил, что Лакоба был отравлен. Тогда она попросила врача поехать в Москву и сообщить там о причине смерти Лакобы. Врач поехал, но по пути его перехватили, повезли в Сочи, дальше след этого врача теряется. Очевидно, он тут же был или расстрелян, или посажен. После этого в Абхазии начались процессы наподобие проходивших в Москве. Главным обвинителем на лакобовском процессе по бериевской раскладке должна была стать жена Лакобы.
Главное обвинение мертвому состояло в том, что он якобы был турецким шпионом. Но вдова Нестора Аполлоновича, несмотря ни на какие пытки, не предала своего мужа, поэтому не предстала на суде в качестве обвинителя. От пыток она сошла в тюрьме с ума и там же умерла.
Вот такая история…»
А ведь испокон веков отношения между абхазами и грузинами
были абсолютно нормальными. Недоразумения начались с закрытия абхазских школ и перевода их на грузинский язык: якобы один и тот же язык, хотя это совсем другая группа языков. Затем, вторая причина: после 1936 года все абхазское руководство было заменено грузинским, что было очень болезненно воспринято абхазцами, особенно старшими поколениями. Сейчас сохраняется хрупкая стабильность, но сколько она продилтся – никому не ведомо.
Кроме того, у Фазиля Искандера существует и своя точка зрения на национальный вопрос:
- Миллионы бывших неграмотных людей стали полуграмотными и втянуты в политическую жизнь. Неграмотный человек прежних времен нравственно выше сегодняшних полуграмотных людей, которыми в наш век ловко манипулировали политики. Неграмотные люди прежних времен все-таки нравственно опирались на патриархальную мораль, которую вырабатывали тысячелетиями. Полуграмотный человек покинул этот берег, но не выплыл на берег общечеловеческой культуры.
Национализм, заметно усилившийся в двадцатом веке, тоже результат одичания человеческих масс. Национализм — это когда свинья вместо того, чтобы чесаться о забор, чешется о другую свинью.
В двадцатом веке техническое развитие возглавило цивилизацию, а гуманистическое развитие осталось где-то в стороне.
Тоталитарное государство запрещает правду, но тем самым развивает тайную свободу, тайную любовь к правде. И в конце концов эта тайная свобода рано или поздно разрушает деспотию.
Современное демократическое общество со своей громадной индустрией развлечений отвлекает человека от правды, явно не запрещая ее. И это отвлечение человека от правды трагических вопросов существования в исторической перспективе более медленно, но верно разрушает человека.
Главная задача нового века — сделать все зависящее от нас, чтобы гуманистическая культура возглавила цивилизацию, а не техническое развитие, как это происходит сейчас, когда само техническое развитие поощряется военными заказами государства и примитивными требованиями рынка развлечений. Вспомните, сначала появилась атомная бомба, а потом ее брезгливый подарок — атомная электростанция. И так во всем.
Все правительства мира должны найти в себе силу благородства ограничить свое честолюбие, чтобы привлечь к духовному управлению государством людей с наибольшим нравственным авторитетом в своей стране. Только тогда гуманистическая культура возглавит человечество и спасет его от еще большей катастрофы в грядущем. Но если катастрофа случится и часть человечества останется в живых, она, эта часть, отрезвеет от религиозного потрясения. Но надо все сделать, чтобы это не случилось.
То, что я предлагаю, в конечном итоге сводится к следующему: культура играет в мировые шахматы, а политики только честно передвигают фигуры. Тоже достаточно почетно…»
А напоследок – размышления Фазиля Искандера о современной литературе и не только о ней:
«В советской литературе после сталинского периода дети и внуки репрессированных большей талантливостью полностью победили детей и внуков репрессировавших. Хотя дети и внуки последних ни в чем не виноваты, им неоткуда было взять этическую энергию первых.
В литературе этическая пустота непременно приводит к эстетическим изыскам. И это ясно почти физиологически. Под давлением смысла слово делается тугим, трудным для обработки вне прояснения смысла. Без давления смысла слово делается дряблым, поддается любым изгибам. Вот мое отношение к новейшим модным направлениям в литературе.
...Слишком пристальное внимание к сосуду, из которого пьешь, всегда есть снижение внимания к тому, что пьешь.
...В Европе крепкие напитки прихлебывают, а в России всегда пьют залпом. В России пьют залпом, потому что не уверены, что у них не отнимут напиток, пока они его будут прихлебывать.
Но вот у нас демократическая Конституция, а народ продолжает пить залпом. Значит, еще не очень верит в нее…»