Есть на востоке Сахалина...

        Вся  вереница картинок из далёкого детства не оставляла меня никогда, она ворошила память, будоражила моё эйдетическое восприятие и в школьные ранние годы, и в годы студенчества, и много позже…  Бессознательно я составляла из этих разрозненных отпечатков в  памяти целую книгу, которая писалась свойствами   неизгладимых чувств.
    Это облако  с её   запутанными сюжетными перипетиями наслаивалось на самые первые впечатления детства, становилось вторым...  третьим… и уже с представлялось  единым «снежным» комом. Можно было, конечно, отделить эти памятные знаки друг  от друга, но невозможно было бы установить их  последовательность… Что  же из воспоминаний было первым, какое было вторым? Но несомненным оставалось одно : картины эти не только не забываются и напоминают о себе, они выстраиваются в мозаичное полотно и будто просят меня :  «Расскажи… расскажи об этом другим, освободи свою душу от  их тягости…»
     И вспоминаются слова матери :  « Я знаю, ты будешь писателем. Когда ты станешь им, то напиши и обо мне». Её мучали военное прошлое, голодные годы  во время войны и после,  с последующей её вербовкой на Сахалин… И вся её драматическая жизнь, в результате которой я и попала в детский дом.
    Теперь , за давностью лет, я , кажется, могу поведать о затерянном детстве одной  из многих  таких «сахалинок», рождённых в  неустроенные  пятидесятые.
     Есть на востоке Сахалина серый, неприютный городок  Макаров. В памяти моей всплывают под стать   провинциальному  населённому пункту и пейзажи.
      Вокзал…  Возле него смрадная пивнушка. Пахнет сильно бензином. Вероятно, местные водители останавливались  частенько   в  том месте, чтобы попить пивка. Я внюхиваюсь в этот почему-то   «любимый» запах горючего. Но запах пива перебивает все  остальные… Слышны пьяные голоса.
 

                1
     Когда  , будучи взрослой, я прочитала Александра Блока, « по вечерам над ресторанами горячий и тлетворный дух  и правят окриками пьяными…», я представила «ту пошлую обстановку» именно так, как когда-то в детстве…
       И вот если отсюда, от вокзала,  подняться по  горке вверх, то  вам пересечёт путь прямая   дорога, которая ведёт слева ( юга Сахалина)  на –право ,т.е. на север  острова. Как, вероятно, и принято было в России, такие улицы, идущие  вдоль берега моря, называют  «Набережными».
     Сюда, в 1949 году, по вербовке приехала моя мать, Серафима Елисеевна.
Она,  как и многие женщины  послевоенных лет, наверное, мечтала изменить свою  полуголодную судьбу, а после потери  так и не вернувшегося с войны  мужа, польского офицера, с пятилетней дочерью приехала на  Сахалин.
     Здесь у неё родилась   внебрачная дочь  Тамара, а потом, после её смерти, вскоре появилась и  я.  Я  представляла собой (  по воспоминаниям знающих меня в детстве людей)  босоногую, вечно бегающую  девочку  просто по улицам, пока мать работала то   на шахте, по потом в кочегарке.
     Позже, в детском доме, я  с жалостью вспоминала родные места…  Дорогу на  японский храм, эти долгие  каменные ступеньки, по которым мне трудно было взбираться, когда мать, ведя меня за руку,  тащила в праздники по ней на сопку. Там , наверху, обычно проводились  гуляния  людей.  Шумные дяди и тёти усаживались где-нибудь на траве, раскладывали «стол» на каком-нибудь покрывале, постеленном на траву, и начиналось  празднество… А я убегала с местными детьми, сновала между многими семьями, рассевшимися  в «кружки.»
     Как-то ,  в очередной раз ,  я  потерялась… Заплутала   в высокой траве, бежала через кусты,   по сухим веткам, попадала в крапиву и долго не могла найти дорогу и маму… Кричала, плакала… Вдруг откуда-то выросла мамочка:» Что ты кричишь., доченька, я же тут… я никуда не ушла,»- приговаривала она.


                2



  Но однажды меня совсем забрали от неё. Мама, следуя поверью, что если у ребёнка спросить что-то такое, что невозможно предугадать, то  «устами ребёнка глаголит   истина», значит, я должна была  своей детской интуицией предсказать, какой исход будет.  Мама спросила меня: « Скажи, доченька, меня  посадят или нет?»  Я посмотрела на неё серьёзно, вздохнула ( вероятно, чувствуя, что «заберут» её от меня)  и произнесла жалостливо: «Мамочка, а  ,может,   забудут?»
      Но   «ОНИ»   не забыли… События тех дней   сохранились в моей  детской памяти так, как запомнила их я, а , когда мне исполнилось 15 лет и я приехала  повзрослевшей девушкой в Макаров после  окончания 8 классов, то остальное рассказала мне уже сама  мать.