Мне в комнате не тесно

–I–

 Мне в комнате не тесно совершенно.
 Камин сквозь сумрак проливает свет
 на стол, заполненный обрывками газет,
 рядами книг, прочитанных отменно,
 и авторучками. В кроватке у стены
 спит сын; его спокойное дыханье
 напоминает мне дыхание весны
 в тот забывающийся, как благоуханье,
 но мной ещё не позабытый год,
 когда я и любил и был любимым…
 Сегодня ночь, как мягкий чёрный кот,
 к окну крадётся шагом боязливым.
 Луна, как мопс, уставившись своей
 округлой мордой в шАровые шторы,
 бросает полутени от  ветвей
 ночных осин, стоящих как соборы,
 на стены комнаты, сокрытые стеклом
 окна. И тишь. И сын, объятый сном,
 не ощущает полночь за окном.
 И книги – как последнее мерило
 небес, объятых пламенем и льдом.
 В камине головешки тлеют стыло.
 Из авторучки синие чернила
 на лист бумаги вытекли стихом.

 –II–

 Мне в комнате не тесно… Небо, звёзды
 и Млечный Путь измучили меня.
 Зачем кометы в космосе борозды
 свои прочерчивают, факелом звеня?
 Там – бесконечность звёздного огня
 и, в то же время, гармоничность меры.
 Но для чего вся эта беготня
 жестоких атомов, не знающих ни веры
 в Создателя, ни жалости к людским
 порокам и достоинствам, таким,
 которым место есть в большой Вселенной,
 но все они на маленькой Земле
 нас заставляют думать о нетленной,
 бессмертной жизни в пепле и золе
 гигантской печки, выстроенной смертью
 во славу человечьего ума?
 Уж не она ли есть стратег и тактик
 вращенья идеального галактик
 и бега излученья там, где тьма,
 производимых неопознанною твердью
 в её же сердцевине, где игла,
 как двигатель с программным управленьем,
 как мастерица с бойким вдохновеньем,
 не зная ни сочувствия, ни зла,
 ни чувства голода, ни капли боли,
 шьёт белой нитью чёрное руно?
 Не тесно в комнате… Но я-то, что ли,
 рождён был как обычное зерно,
 чтоб сгнить в земле, успев закономерно
 из самого себя взрастить росток?
 Росток или идею?

 –III–

 В час, примерно,
 я подошёл к столу и взял листок,
 и кровь смахнул (а может быть, чернила),
 но так как текст уже совсем застыл,
 то всё, что там  глазами я испил,
 скорей всего, заимствовано было
 у ночи – из её очей.