Гармонией веры

                Гармонией веры…

            
             «И на Луне… на Луне, мой сын, живут человеческие существа, братья нам – нет, не по крови, но по способностям мыслить и верить в предначертания господни»… - Это мне поведал отец Игнатиус во время исповеди. Его утомленный голос с трудом достигал моих ушных раковин в какофонии разрывающихся бомб, треске ружейной стрельбы, то затихающей, то вновь набирающей мощь, будто прилив незримого океана. Церковь Святой Матильды, где я преклонил перед Всевышним колени, занимала господствующее положение над прилегающими землями и вражеские мортиры, избравшие ее, по всей видимости, главным источником своих обид, теперь палили по ней нещадно, вымещая, таким образом, скопившиеся за сутки непрерывного боя усталость и злобу. Сия святая обитель была точно гигантский термитник вся истыкана дырками от поразивших ее ядер, в куполе же зияла страшенная брешь. Среди груд битого кирпича и праха святых угодников неповрежденным остался только восточный придел с находившейся там исповедальной кабинкой…
                Кипел бой близ местечка Сан – Феррацо. Доблестные солдаты Ангельской Гвардии его Святейшества Папы Дубиния XII сдерживали безудержный натиск врага. Я должен буду вести в контратаку наши полки. И потому перед смертной сечей я решил сперва – наперво очистить поношенную душу искупляющей влагою покаяния. Изливши отцу Игнатиусу свои прегрешения, я ожидал услышать от него  упокоительные словеса прощения. Он же зашептал: «Сыне, и на Луне, в том невидимом мире, живут человеческие существа, братья нам по щедрости божьей»… Я растерялся. В ответ на затянувшееся с моей стороны молчание, священник жарко продолжил: «Давеча, прогуливаясь ночными тропинками местных полей, я ненароком запнулся о подвернувшийся под каблук камешек, взор мой обратился к небу и… Налившееся яблоко Луны притянуло ветвь небосвода вместе с собою к грешной земле – так, что сей дивный плод засверкал над моей плешивой головой»… Я усмехнулся. Не замечая уже моего присутствия, отец Игнатиус продолжал: «И я подумал тогда, вот она эта Луна, ну как наша Земля – твердь в небесных морях, согретая любовью Солнца… И меня озарило: верно там обитают и птицы, и всякие звери, благоухают цветы, тянутся ввысь древесные исполины… И если всё это есть, то я допускаю возможность рождения там и человеческих существ – потомков лунных Адама и Евы»… Священник запыхался от столь трепетных для него речей: «Чего же вы, сын мой, молчите! Я чувствую, что вы, Сен-Берен, не разделяете моих убеждений»! «Мне пора на войну»! – только это и смог вымолвить я. Выйдя на яркое солнце из сумрака полуразрушенного храма, я чихнул и от души посмеялся над фантазиями бедного нашего полкового батюшки: «Видно вчера ему здорово напекло, что такие чУдные мысли в голову лезут»! Тут ко мне подбежал вестовой, ведя в поводу моего боевого коня. Я потрепал его по холке, резво вскочил в седло и, пригнувшись, шепнул верному другу: «Ты – то, надеюсь, не выдумал всякую  там чушь про иные миры… Неси меня на врага, неси, будто ты воплощение ветра в телесном обличии»!
               Тут прогремел взрыв.
               
                QQQ      
             
                Очнувшись, Сен-Берен увидел себя лежащим на берегу широкой, ленивой реки в тени высоких, раскидистых деревьев, в кронах коих щебетали невидимые птахи. Их трели наполнили душу Сен-Берена трепетными воспоминаниями: припомнились сладкие годы детства и, на какой-то миг, почудилось, будто он снова стоит мальчишкой на клиросе среди своих друзей и они поют во славу вифлеемского младенца…  По небу плыли легкие облачка, по прихоти вышних обитателей они слагались в замысловатые узоры, таинственные писания ангелов. От реки веяло прохладой, приятно освежающей тело, каждую косточку которого (вплоть до мельчайших) непонятно от чего саднило. На нем единственно была надета белая просторная рубаха, пошитая из мягкой, на ощупь, неизвестной ткани. Сен-Берен приподнялся на локтях и оглядел округу – перед ним раскинулась удивительная картина: прямо-таки Сад Эдемский, ежели принять словеса святых отцов за верную истину…   
                «Что? Что? Что со мной приключилось? И что это за дивное место»? – Не уставал он себя вопрошать. Уж подкрадывались сумерки, солнце медленно закатывалось за окоём и в просветлевшем небе вспыхивали, одна за другой, первые звезды, поднималась Луна… Да, поднималась Луна, и всё более удивлялся происходящему Сен-Берен: вместо привычного серебра лунный диск отливал голубым и зеленым, с белою шапкой на макушке. Сен-Берен просто отказывался верить своим глазам. Он перекрестился, и в расстроенных чувствах, не задумываясь куда идти, зашагал босыми ступнями по невысокой, с металлическим отливом, траве. Пройдя несколько сот шагов вдоль реки, вниз по течению, Сен-Берен вышел на поляну. Она была достаточно велика, в поперечнике достигала, навскидку, 300 – 400 метров. Идеально округлой формы, будто кто-то её намеренно циркулем очертил средь затихших рощ. Поляну устилала всё та же, с металлическим отливом, что и в лесу, трава. В центре ее виднелось пирамидальное сооружение, высотою с деревенскую колоколенку. Сен-Берен, не раздумывая, бросился вперед. Уже на бегу, он со стыдом вспомнил, что неподобающе одет, не знал и на каком языке повести свою речь с обитателями строения. Так и перекатывая в уме приветственные фразы из семи ему знакомых европейских языков, Сен-Берен достиг искомой цели. И вправду, строение оказалось пирамидою о шести равных гранях, выстроенная из неизвестного ему светло – серого, шероховатого на ощупь, материала. С гладкими боками, без единого шва между слагавшими ее блоками, пирамида молочно белела в набирающем силу свете необычной Луны («Или чего там ещё»!) Внезапно увершие пирамиды осиялось розовым пламенем, множество серебряных огоньков забегали по ребрам странного сего сооружения. Одна из ближних сторон раскололась, и из появившейся трещины выплыли две размытые фигуры. Всё более уплотняясь перед изумленным (в какой уж раз за сегодний день) Сен-Береном предстали мужчина и женщина…
               «Здравствуй, друже»! – Их голоса вспыхнули в его мозгу огненными письменами, разгоняя сумрак невежества, стирая тени навязанных страхов, упорядочивая путающиеся мысли. Они взяли Сен-Берена за руки и ввели в пирамиду…
                Перед Сен-Береном раскинулся Океан Бытия – бесконечный и непостижимый в своем величии! В тайных глубинах его вспыхивали мириады зарождающихся миров и угасали древние… Бороздили вздымающуюся и опадающую океанскую гладь бродячие солнца. В набегающих волнах времени парили свободные души, что уже сбросили смертные маски из плоти или их еще не примерившие! Сияющие воды Океана были неизмеримы людскими понятиями: шелуха рассудочных конструктов растворялась и проступал кристалликами истины освобожденный Божественный Логос!
                Сен-Берен плакал. Он уже не силился вспомнить, когда в последний раз слезы искренности орошали кровоточащие раны на его сердце. Мужчина, а это был Адам (и Сен-Берен принял сию данность при первом только пожатии их рук), обнял его за плечи, давая тем самым почувствовать крепость дружеских уз и пред ликом Разрушающего… Женщина, и это была Ева (и Сен-Берен принял сию возможность при первом только косновении шелка ее волос его щеки), поцеловала Сен-Берена в губы, дабы мог он познать жар любви и пред ликом Холодящего… И осознавши конечность бесконечного и бесконечность конечного, Сен-Берен уверовал в существование Жителей Луны и успокоился. Их разумы сплелись воедино и в кисее Океанических течений свободные души сложили слова:
                И вновь, и вновь,
                Из века в век,
                Поверим наших душ
                печаль,
                Гармонией мы веры,               
                человек!
               
                QQQ
               
                Мои черепные кости дребезжали от буханья лопающихся ядер, рассерженного жужжания пуль. Нутро мое ныло, эхом в нем раскатывались предсмертные вопли умирающих солдат. Мне не хотелось разлеплять веки и видеть запачканное пороховыми дымами небо, ржавое от пролившейся крови солнце… Я всё же медленно открыл глаза и увидел склонившегося надо мною отца Игнатиуса, он шептал: «Поверим, поверим гармонией веры печаль наших душ, брат – селенит»…   
               
  (2008 год)