Я. Сейферт. Перед Матуашскими вратами

Я, уперев ладони в подбородок,
сидел спокойно пред оградой замка
и наблюдал за дракой двух гигантов.
Один с дубинкой, а другой с кинжалом.
И было времени довольно у меня,
чтобы дождаться окончанья боя.

Когда война к концу шла потихоньку,
урчало в животе.
          Поскольку голод был.
Но что там в поднебесье,
когда весна царит?
          Смешно на крышах  голуби воркуют
подле своих голубок
и стены сине-розовых дождей
на Прагу падают,

И под фуникулером на траве
смеются над ботинками фиалки,
и вагончик под крышу пролезает меж цветов,
и трогает сигнальный колокольчик.

В эту же минуту фонтан старинный
брызнул на меня водой,
как каплей молока кормящей женщины,
понявшей,
          что не может любоваться
лишь личиком младенца.

Впрочем, краса женщин
открыла и ослепшие глаза Гомера,
но он был уж стар.

Потом я только терпеливо ждал,
когда дубинка рухнет и череп затрещит,
и шапку кардинальскую  сорвет весенний ветер
с дворцового фасада,
          где бабочка сидит,
когда отразят лужи
передо мной клочки
          серебряного неба,
на котором ни облачка не будет,
и некие из них  к моим следам прилипнут,
как глаза улыбки,

И целая история за этим.
       Пренеприятная,
Но в ней ущерба нет.
Я продолжаю ждать,
          Ведь высоко кинжал, рукою вознесенный,
не погружен еще до сей поры под ребра
противника, как жаждет.