Огюст Лакоссад одним файлом

Огюст Лакоссад (1815-1897) – французский поэт, выходец с острова Бурбон (ныне Реюньон).

Его отец, адвокат Пьер-Огюстен Казнав де Лакоссад, уроженец метрополии, состоял в свободном браке с местной уроженкой Фанни-Люсиль Дежарден, метиской-полукровкой. Родившийся в этом браке сын неизбежно унаследовал два статуса – квартерона (человека, в жилах которого течёт четверть туземной крови) и незаконнорожденного-бастарда.

Эти компрометирующие обстоятельства, о которых иногда не стеснялись напомнить, преследовали поэта до конца жизни. Сначала ему, как незаконнорожденному, отказали в приёме в Королевский коллеж в Париже. Учиться пришлось в Нанте. Закончив обучение, Лакоссад попытался вернуться на Реюньон, но местное общество его отвергло. В 1839 году он вновь уехал в метрополию.

Первым браком Лакоссад женился на Лауре-Люсиль Деньо. Однако семейная жизнь не сложилась. Трое детей (сын и две дочери) умерли во младенчестве, и на этой почве между супругами наступили тяжёлый раздор и вражда. Овдовев в 1859 году, Лакоссад шесть лет спустя вступил во второй брак, но и в нём не нашёл покоя и семейного счастья. Тяжёлые обстоятельства личной жизни отразились на личности и поэзии Лакоссада: многие его стихи безысходно пессимистичны и мрачны.

С 1844 года Лакоссад служил литературным секретарём у Шарля Сент-Бёва. Тогда же начал печатать публицистические статьи в газете «Revue des Deux Mondes» и в официальном органе поэтов-романтиков «Revue de Paris». С 1872 года Лакоссад стал главным редактором официозной газеты «Revue du Gouvernement» и одновременно исполнял обязанности директора библиотеки Сената.

У Лакоссада были выдающиеся способности к иностранным языкам: он владел английским, итальянским, греческим, латинским и польским. Ему принадлежат многочисленные переводы на французский язык стихов Адама Мицкевича и Джеймса Макферсона.

На литературный путь Лакоссад вначале ступил как поэт-романтик. По французской поэтической табели о рангах его имя числится во втором ряду так называемых парнасцев – поэтов, заявивших о себе на страницах знаменитой антологии «Современный Парнас», три выпуска которой вышли в 1866, 1871 и 1876 годах. Авторские сборники Лакоссада «Стихи и пейзажи»  и «Обломки кораблекрушения» пользовались большим успехом. С земляком-реюньонцем, поэтом-парнасцем Шарлем Леконтом де Лилем, Лакоссада связывала своеобразная дружба-соперничество.

В 2006 году, спустя более ста лет после кончины, завещание поэта было исполнено: его прах перенесли с парижского кладбища Монпарнас на Реюньон.

В России творчество Огюста Лакоссада почти неизвестно, несколько давних переводов его стихов на русский язык прошли незамеченными.

ТАЙНА

Ты хочешь прочитать с наивностью беспечной
Ту тайну скорбную, что в глубине души
Я сохранил... Дитя, твой пыл чистосердечный
Оружием в меня направить не спеши.

Все доблести мертвы, и света нет во взоре,
Надеждам грянул час отцвесть и умереть;
Мечтами отпылал, давно с судьбой в раздоре,
Я сердце затворил – и не раскрою впредь.

Ты – чистое дитя, твой облик столь безгрешен,
Но в почву мёртвую желания не сей!
И должно ль мне – тому, кто в скорби безутешен –
Цветущие мечты сгубить, как суховей?

Нам счастья не найти, влечение напрасно –
Любовная игра нас поздно увлекла.
Я создан для любви, и мне претят соблазны;
Бессилен на добро – не сотворю и зла.

Тебе и твоему пленительному взору
Я жертвую; мой груз – мне одному нести.
Как юная лоза, достойную опору
Ты по весне найди – и пышно расцвети!

Минувшее гнетёт – к нему склоняю думы.
Мне – тень; твоя душа – на солнечном свету! 
...И вскоре кипарис сурово и угрюмо
Ветвями затенит надгробную плиту.

ПРОЩАНИЕ С МЕЧТАМИ

Что мучите меня – вы, юности мечтанья?
Устав от вашей лжи, закрыть глаза я рад.
Былого не вернуть – там разочарованье
Ведёт унылый счёт бесчисленных утрат.

Я силы истощил на труд неблагодарный,
И суетой надежд теперь не увлечён;
Испепелённых лет мне горек чад угарный,
Не сметь меня будить – я погрузился в сон!

Нам силы ни к чему – усталым, измождённым.
Немало лютых мук жизнь отпустила мне.
Богов я не хулил; я друг всем побеждённым;
Я горд – пусть мой корабль давно лежит на дне.

Шипами пышных роз исколот и унижен –
Но руку не кляну, что рану нанесла.
Мечты, ступайте прочь! Я иссушён и выжжен,
Как почва, молнией спалённая дотла.

Сердечного огня, слёз, жизненного сока
Во мне ни капли нет – источники пусты;
На сердце стынет лёд, рассудок спит до срока;
Вовек не прорастут души моей цветы.

Я жертвою бывал суровости и гнева;
Что толку – возводить вину на род людской?
Я, раны бередя, твердя псалмов напевы,
Распутьями дорог не побреду с тоской.

Я жил, и я желал, и к недоступной цели
Стремился иногда, гордыней обуян;
Все звёзды для меня на небе пламенели;
Я жалость презирал, и был любовью пьян.

Назойливую боль ценю я – как иначе?
Её не растоптать, не растереть в пыли;
И всякий человек – творец своей удачи;
Судьбу свою, как дом, мы сами возвели.

Обманщицы-мечты, прощаться с вами больно!
Но вам я улыбнусь в расстанный грустный час;
Отныне буду ждать на берегу привольном
Покоя для души и сумрака для глаз.

Грядущее, любовь, пленительная Муза –
Надежды больше нет... Оставьте мирный дом!
Я сердцем изнемог от тягостного груза;
Хочу лишь одного – забыться вечным сном.

МОТЫЛЁК

На крылышках твоих, о мотылёк прелестный,
Блистанье позолот и синевы небесной;
Как выдох, невесом; порхая и летя,
За поцелуй цветка ты споришь с ветерками,
Но сумерки придут – и ты меж лепестками
Уснёшь, как малое дитя;

Любимая моя прекрасней розы алой;
Но, очарован ей, свой поцелуй не жалуй
Устам – их за цветок принять немудрено,
Иначе я её безбожно приревную;
Вдыхать и обожать их прелесть неземную
Лишь мне, счастливому, дано.

НОЧНЫЕ МЫСЛИ

Когда полночный час под холодом и мглою
Всё утаит, что спит в земле и над землёю,
Но совесть, боль, любовь, страдание не спят –
Печален, одинок, свершаю я обряд.
Спускаюсь в глубь души; по мере низверженья –
Сомнения, борьбу, порывы, пораженья,
Надежды крах, мечту, ушедшую, как сон,
Ошибки... Вижу всё, чего теперь лишён.
И, чувствуя себя паломником усталым,
Что в бездне нищеты довольствовался малым,
Взываю и молюсь к Тому, Кто в вышине:
Отец и Судия, будь милосерд ко мне,
Надёжным другом будь, заступником небесным,
Внемли, Всевышний Бог, моленьям бессловесным.

ПРОЩАЛЬНЫЕ СЛОВА

Жизнь, полная скорбей, мне подарила знанье:
Любовь на смерть обречена.
Уходит прежде нас; и глубже нет страданья,
Врага суровей, чем она.

Не такова ли жизнь? Сплошная горечь, пытка,
Отчаянье царит кругом.
Любовь лютее зла, смертельнее напитка,
Нам поднесённого врагом!

То нежности прилив, то схватка роковая
Невольников – мужей и жён.
Сражаются, сердца друг другу надрывая.
Кто побеждает – тот сражён.

Глухие небеса не внемлют нашим стонам.
Где выход? Тайна велика.
И жизнь – коварный сфинкс – во гневе исступлённом
Вонзает когти нам в бока.

Природа, подмешав страданье в опьяненье,
Сжигает наши существа,
И продлевает боль, даруя на мгновенье
Надежду, что любовь жива.

Не видя наших мук, с улыбкой сатанинской
Любовь творит – она слепа;
Творит из плоти плоть владыка исполинский,
А мы – покорная толпа.

Жена и муж – всегда сообщники в раздоре,
И жертвы горестной судьбы;
Казнят наперебой друг друга, множат горе –
Пока не лягут во гробы.

Ведь женщина – что тень, во всём подобна тени;
Гонись за ней – стремится вон,
А от неё бежишь – подобная гиене
Или змее, спешит вдогон.

Люби – и предадут; ты верный и достойный –
Но осмеют тебя сполна.
Изменчив женский нрав – такой же неспокойный,
Как в бурю на море волна!

Люби и изменяй в круженьи непрестанном,
Знай: ты не жертва, ты палач!
И кубок свой разбей, не напиваясь пьяным!
Заставь рыдать, но сам не плачь!

Барахтаясь во лжи, в изменах умирая,
Узнаешь, что они таят –
Геенну для двоих взамен земного рая,
Не сладкий мёд, но жгучий яд!

Не это ли зовут восторгом сладострастья
Иные глупые уста?
О горечь пустоты, сердечное несчастье,
Невыразимая тщета!

Умрём! И в небесах убежище отыщем,
И ненависть умрёт сама.
О царственная смерть, даруй свободу нищим
От прозябанья и ярма!

ЦВЕТОК ПРОЩЕНИЯ

На холмиках могил цветите, о фиалки,
Усталые сердца забвением поя!
Пролейте поскорей на прах немой и жалкий
Дыхание небытия.

О, как я вас любил – и вами я обманут!
Дыханье ваше пил – с ним принял горький яд.
Доверился душе – и в петлю был затянут:
Вы лживы, словно женский взгляд.

Могильный холмик мой укройте, о фиалки –
Вы, символ чистоты и вечной тишины!
На мой безмолвный прах, заброшенный и жалкий,
Пролейте сладостные сны.

Прошу живых: когда на кладбище узрите
Что всеми я забыт, зови иль не зови –
Не уходите прочь, но бережно сорвите 
Цветок прощенья и любви.

МЕЛОДИЯ

Когда сгустится ночь, задремлют в сонной лени
Дневные ветерки, в долинах лягут тени
И на вершины гор накинут свой покров,

И шум лесной листвы сменится тишиною,
И восплывёт луна над кромкою земною,
Несома облаком паров –

О Муза! Погляди на мир во тьме унылой,
Задумчиво спорхни голубкой белокрылой
На золотой песок в лагуне голубой,

На дальнем берегу продли твой сон тягучий,
И влей чуть слышный гул твоих немых созвучий
В ночной бормочущий прибой.

ВЕЧЕРНИЙ БЛАГОВЕСТ

Звонят колокола, и в звоне их печальном
Мне видится порой: по пастбищам по дальным
В вечерней тишине рассеяны стада;
Я напрягаю слух усилием невольным –
И вновь ко мне плывут с напевом колокольным
Мои минувшие года.

Где юные мечты? Угасло солнца пламя,
Крикливые стрижи чертят лазурь крылами –
Дыхание зимы всё ближе, холодней;
Спешат они на юг и мечутся в зените.
Придите – и тоску на время прогоните,
О призраки минувших дней!

Забавы юных лет забвенье отдалило.
Всё предано, что нам грядущее сулило:
Всех лучших подсекла смертельная коса!
Кто выжил – тот застыл в беспамятной гордыне.
Где нежность их сердец? Я к вам взываю ныне,
О дней минувших голоса!

О, где моя любовь с кудрявой головою,
Та, дружбою меня дарившая живою?
На тропке полевой её потерян след;
И ей не услыхать, как звон дрожит и плачет –
В могильной тишине он ничего не значит,
Моя любовь минувших лет!

В полях колокола глухими голосами
Молитву сотворить зовут пред небесами,
Но в стынущей душе нет прежнего тепла;
Под благовеста звук далёкий и утешный
Взмываю к небесам душою небезгрешной –
О дальних дней колокола!

ДОЧЕРИ ЗЕМЛИ

[«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь [Бог]: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди» (Бытие, глава 6, стихи 1-4)]

Се дочери земли сынам людским рекли:
«На нашем берегу все краски отцвели,
И вянущим цветам небесный сумрак чёрный
Ни света не дарит, ни влаги животворной,
И ветер, пробудясь, когда заря взошла,
В цветочный аромат не окунёт крыла.
Всё минуло, увы! Лишь Горней Розой юной,
Как вечною весной, мир осиян подлунный.

Побеги от стволов роскошных и цветущих,
Растёте вы в тени отцов небесно-сущих.
Под тяжестью ветвей сей поросли земной
Их головы давно покрылись сединой.
А наши матери, нас нежностью питая,
Склонились, как лоза, от ягод золотая,
Бессильно до земли, обилием горды,
И славят Господа за щедрые плоды.

Отцам и матерям раскрыв свои объятья,
Свою любовь и к вам мы простираем, братья!»

ЛЕТНЯЯ ПЕСЕНКА

Сердечко розы свежей, алой
Распахнуто для пчёлки малой
И сладости полно;

Испив души благоуханной,
Пчела уснула бездыханной –
Мёд крепок, как вино.

Твои уста – всех роз алее.
О, как мне, мошке, стать смелее,
Твой мёд испить до дна!

Хмельное с губ принять лобзаньем –
И умереть, твоим дыханьем
Упившись допьяна!

БУРЯ

Руль выбит из гнезда! Сквозь дикий вой стихии
Лишь выкрики людей доносятся глухие,
И в клочья паруса порвал напор шальной,
И мачты, снесены бушующей волной,
Плывут. Затоплен трюм. И услыхать нетрудно
Ужасный треск бортов потрёпанного судна.

Кружится альбатрос по меркнущей лазури,
Всё громче гневный рёв освирепевшей бури,
Надежды боле нет – недобрый подан знак:
Кровавый солнца лик нырнул в кромешный мрак.

Неистов ураган! Гляди: с волнами споря,
Из глубины груди взъярившегося моря
Восходит призрак – Смерть! По гребням пенных вод
Губительница душ надменная плывёт.

Тот страхом опьянён, но всё же временами
Одерживает крен и борется с волнами;
А тот и духом пал, и воля в нём сдалась –
Готов он умереть, склоняясь и молясь.

Кто, бури не страшась, отважен и спокоен?
Кто отвергает смерть, как непреклонный воин?
Он зрит, он начеку... Да, счастие дано
Способным уповать, когда вокруг темно!
Но всех счастливей тот, кто, заглушая крики,
Взывает за друзей к небесному Владыке!