Бреду я по узеньким улочкам Рима

Бреду  я  по  узеньким  улочкам  Рима
в  усталости  дикой  сомлев.
И  шествуют  в  древнем  величии  мимо
премудрая  «луппа»  и  старенький  лев.

Вздымаются  арки  и  плещут  фонтаны
все  десять  столетий  точь - в - точь,
на  бархатных  крыльях,  как  волосы  Анны,
спускается  южная  ночь.

Стряхнув  с  себя  пепел,  поднявши  колени -
а  в  термах  звучат  голоса -
легко  поднимаются  прошлого  тени,
их  блещут,  как  прежде,  глаза.

Закованный  в  латы  стоит  гладиатор,
волненье  людское  презрев… -
свободу  и  деньги  сулил  император,
и  дрогнул  оскаленный  лев.

И  воет  волчица,  сойдя  с  пьедестала,
ей  вторят  любви  голоса…
Волчица  в  уныньи,  волчица  устала
мозолить  прохожим  глаза.

А  где-то  бряцает  оружьем  Евлетий,
он  снова  берет  города,
как  будто  не  минуло  двадцать  столетий,
как  будто  живет  он  в  тогда.

Лишь  солнца  лучи  озарят  в  чудной  лени
оливковых  рощ  пол-листа,
чу,  слышится  топот  сандалий,…  и  тени
свои  занимают  места.

« Постойте!…куда  вы?!  …замрите  мгновенья!
я  с  вами,  в  шестнадцатый  век!
Там  сердце  Микеля!…»    Напрасно,  волненья
не  слышны  застывшим  навек.

И  дремлют  в  величьи  немом  истуканы
пока   -  хоть  сбежать  бы  не прочь  -
на  бархатных  крыльях,  как  волосы  Анны,
не  спустится  южная  ночь.