Заметки внимательного наблюдателя. Продолжение

        Отношение крестьян к земле – это лакмусовая  бумажка в вопросе состояния деревни, её экономического здоровья.
         На первый взгляд это заявление кажется абсурдным: крестьянин всегда относится к земле одинаково. 
        Всегда, да не всегда! Надо признать, что, пожалуй, единственная из заявленных большевиками целей, была-таки ими с успехом достигнута:   р а с к р е с т ь я н и в а н и е    крестьян. Люто ненавидя крестьянство как «представителей мелкобуржуазной собственнической среды, рождающей частную собственность ежечасно, ежеминутно, ежесекундно», большевики ставили целью превратить крестьян в пролетариев (и им это удалось, крестьяне стали неимущими совершенно), в некое подобие фабричных рабочих, отчуждённых от средств производства. Человек с чувством хозяина  совсем не вписывался в их представления о «новом человеке» - винтике, бессловесном живом орудии производства.
         На протяжении многих лет крестьяне (как их не называй: колхозники, сельчане) практически не воспринимали землю как кормилицу, как источник достатка или процветания (которых, впрочем, достатка и процветания, у них и не было). Это чудовищный, прискорбный факт, но в большой крестьянской стране на протяжении многих лет лишь единицы задумывались о значении земли (чисто умозрительно, не будучи экономически или духовно к этому подвигаемы). Размер заработка сельского работника далеко не всегда и не напрямую зависел от результатов его труда или его отношения к труду на земле, гораздо больше он зависел даже в брежневские времена от расположения председателя-директора хозяйства, каких-то норм и расценок с потолка, даже случайного стечения обстоятельств. Такими обстоятельствами могло быть, например, желание секретаря обкома… получить орден.  Да, да – если дело шло к юбилею и цековское начальство благоволило этому секретарю, он, рассчитывая на награду, требовал от райкомов обеспечить энное число передовиков сельхозпроизводства, ударников, гвардейцев и т.п. Если область  ВЫРАСТИЛА десяток пахарей-, комбайнёров-орденоносцев, значит и на обкомовскую грудь скатится не звезда героя, так орденок. Какое в таких условиях может быть отношение к земле…    Мне известны сотни случаев, когда крестьянин брался           н а п а х а т ь   нужное количество гектаров земли не для того, чтобы она дала ему урожай, нет, а для того, чтобы начальство дало ему талон на внеочередное приобретение автомобиля (была такая практика   с т и м у л и р о в а н и я  производительности труда), а получив вожделённый талон, он и думать забывал о том, что и как пахал. Это был закономерный итог того самого РАЗДЕЛЕНИЯ ТРУДА, о котором так любил рассуждать один всеми забытый теперь теоретик из Трира (помните хрестоматийный пример с булавкой: один рабочий набил руку гнуть проволоку, второй надевать на неё головку, третий паять…). Так и тут: один работник умеет только пахать землю, что на ней будет расти и как сеяться его не интересует; другой – только таскать сцепку сеялок, что и как будет всходить, его не заботит; третий будет осуществлять химпрополку, какие сорняки и сколько погибнут, а сколько останется – его не касается, он свою работу сделал. Каждый отвечает (если вообще отвечает) только за одну операцию, одну часть длинной цепочки, называемой ВОЗДЕЛЫВАНИЕМ земли, хлебопашеством. Механическое перенесение законов производства промышленного в производство сельскохозяйственное убивало дух хлебопашца.
         Верный своему обещанию обходиться минимумом статистики и в своих обобщениях и выводах опираться только на примеры, автор к таковым и переходит.
          Эту картину я наблюдал лично в одном из сибирских сёл. Надо сказать, что неуважение к земле, к произрастающему хлебу в деревне в тот период достигло такой глубины, что противоречие между крикливыми лозунгами о «хлебе, который всему голова» и реальным поведением сельчан,  мне, например, казалось уже необратимым процессом, казалось, крестьянин никогда больше не обнимет свою землю-матушку, не встанет на колени перед полюшком-кормильцем, не помашет кулаком самому господу богу, жалеющему для его поля капли дождя… Любой деревенский житель, будь то даже сам директор совхоза, агроном, председатель сельсовета или простой тракторист, конюх, токарь, кто там ещё, мог запросто проехать на машине по пашне, по посевам, по созревающему или спелому хлебу. Я тысячи раз бывал тому свидетелем. Воспитанный с детства в почитании к произрастающему хлебу, к живородящей земле, я не мог видеть, как на полевой дороге, пролегающей по хлебному полю, разъезжаются двое сельчан: сворачивают в хлеб, топча его колёсами. Это было в порядке вещей. Лично я при этом буквально чувствовал боль и жуткую неловкость: что-то среднее между тем, как по живым телам ходят сапогами или теми же сапогами наступают на белоснежную постель в детской комнате.
      Тут не лишне сказать: в досоветской России законодательством было предусмотрено наказание за прокладывание следа через посевы! След-то тогда можно было проложить на чём – на телеге. Ну и что это за след? А совхозный агроном на уазике за один разъезд с совхозным грузовиком какой шрам оставлял?
        Повторяю, такое поведение считалось нормой. Правда, однажды я сам попал в ситуацию, когда вышло всё не совсем по норме, хуже того: я сам оказался в неблаговидном положении. Расскажу, как это было. Еду я рано утром полевой дорогой и как раз посреди пшеничного поля встречаю грузовик - совхозную водовозку. Первое, что я подумал, это: кто меньший вред нанесёт, свернув в посевы. Он на грузовике, конечно, вытопчет больше. Что делать: дорога узкая - не разъехаться, назад сдавать - каждому по два-три километра будет, не вариант. И я свернул в хлебную полосу. Ощущение было как раз, будто сапогами в детскую постель… Но, самое смешное, водитель грузовика притормозил и… прикрикнул на меня: «что ж ты хлеб-то топчешь, а?». И мне стало нестерпимо…смешно. Да, смешно. Этого шофёра я немного знал и видел, как он осенью по спелой пшенице перемахнул на машине через недожатую полосу, когда увидел приближающийся директорский уазик (он-то у комбайнов оказался ради того, чтобы украсть немного намолоченного зерна). В нашей ситуации я сразу вспомнил того печника, который «наехал» на самого Ленина, «ведь при прежней, царской власти Пофорсить он разве мог», помните? Этот тоже: решил покуражиться над интеллигентом, показать себя этаким рачительным хозяином совхозных хлебов. Дескать, «кто велел топтать покос».
       К чему я всё это рассказываю? А вот к чему. В 91-м году с доброй воли новых российских властей крестьяне наконец-то (сколько веков мечтали!) получили право владеть землёй. Одно поле целиком досталось молодому совхозному механику, который решил немедля воспользоваться и правом выхода из совхоза, и правом создания единоличного фермерского хозяйства. Это поле пересекала полевая дорога.
        Надо сказать, что  ЗАКОННОЙ и сейчас, и в то время считалась только та полевая дорога, которая обозначена на карте. И пролегать она должна именно так, как показано на карте. Когда по чьему-либо произволу, либо по воле обстоятельств (образование канавы, например) дорога смещается в сторону – это не может быть признано, должно быть:  как на карте, так и в натуре. Такая законная дорога пролегала и через поле того вновьпоявившегося фермера. Но каждый год кто-то первым прокладывал путь напрямик к федеральной трассе через посевы, мимо этой дороги. А потом уже все ехали коротким путём и набивали новую дорогу по хлебам. И так из года в год: незаконная дорога перепахивалась, засевалась, но её вновь прокладывали. И вот поле ранней весной объявлено собственностью отдельного жителя села. С каким же наслаждением смотрел я, стоя на краю поля, как всякий, кто проезжал здесь, лишь на мгновение бросал взгляд в сторону привычного короткого маршрута, но продолжал двигаться по единственной узаконенной полоске. Прошло уже больше 20-ти лет, я иногда проезжаю той дорогой и всегда сворачиваю на поле посмотреть, не ездят ли местные жители как в советские времена – напрямки. Нет, больше не ездят. Думать забыли. Оказывается, не совсем было убито доброе чувство в крестьянине, его уважение к чужой собственности (к чужой, но конкретного человека, а не какой-то общей и ничьей) и к земле.
         А как стали крестьяне ценить каждый клочок пахотной земли. Время от времени мне приходится проезжать дорогой на город Ужур. По обеим сторонам дороги низменные земли, местами заболоченные. Говорят, что и название города в переводе с одного из тюркских наречий коренных жителей этих мест означает что-то вроде ямы, мочажины, болотины.  Сколько лет я наблюдал одну и ту же картину: у дороги кювет, буераки, какие-то кучи земли, заросшие бурьяном. Ни агрономы, ни директора совхозов, ни тем более простые трактористы никогда не обращали внимания на эти клочки земли, прилегающие к их пахотным полям. В некоторых местах эти пустырьки облюбовали дальнобойщики, съезжая с асфальта на отдых и, извините, «отлить» - на сотни километров трассы в обе стороны ни одного кемпинга, туалета. Да что там, автозаправки не было ни одной на расстоянии 500 километров. Мне уже давно примелькались все эти «достопримечательности» дороги. И вот этим летом еду вновь после некоторого перерыва. И что я вижу? Все до единого брошенные уголки, полоски, пятачки аккуратно распаханы под будущий посев. Кучи растолканы, канавы засыпаны, болотца и ляги опаханы вплотную, насколько это можно. Ну, как не порадоваться за землицу. Любит, оказывается, её крестьянин, любит. Потому что хозяин. Она его собственная. Он её ценит и бережёт. Его благополучие зависит от того, как он её обиходит.
          Сейчас осень, фермеры убрали урожай – поля пусты. Недавно ехал мимо фермерских полей в одном хлебосеящем районе и обратил внимание на такую деталь. В некоторых местах вешние воды из года в год промывают канавки через пахотный клин, унося часть плодородного слоя. В прежние времена лишь большие, явные овраги (когда уже время упущено) кое-где заваливали землёй, сталкивая гумусный слой с берегов оврага на его дно. А сейчас хозяева заботливо, я бы сказал любовно, привалили тюками или кучами соломы потенциально опасные ложбинки – весной вода не только не унесёт отсюда плодородную землю, а нанесёт из соседнего березняка, так как кучи соломы будут её задерживать.
         Я убеждён, что ни один человек, пока он сам не стал в большой степени зависим от своего надела земли, от его труда на этом участке земли,  не может понять до конца, почувствовать – что такое есть земля. Все мы со школьной скамьи помним, что почти все войны велись именно за земли. Ну, помним, ну понимаем, что новые земли никому не помешают. А вот что есть земля – это можно понять только тогда, когда ты обработал её, положил в неё семечко и принялся ждать результата. ПРИНЯЛСЯ ЖДАТЬ! Именно так. Ты только подготовил её, немного подтолкнул, а всё остальное она ДЕЛАЕТ САМА, и она вполне ЗНАЕТ САМА, как,  что и когда делать, чтобы ты получил урожай. Земля – уникальнейшее (если не сказать волшебное) средство производства. Вот  представьте, что у вас появилось своё средство производства в виде, например, современного завода. Завод может производить нужные населению вещи. Он вам достался (такое счастье выпало!) в готовом виде. Вы можете стать богатым. Для этого надо: чтобы завод ежеминутно получал энергию – раз, чтобы постоянно поступало сырьё – два, сырьё и материалы нужно где-то и как-то хранить, чтобы процесс производства не прекращался – это три, у каждого станка нужно поставить работника (а его научить) – четыре (можно заменить работника роботом, но его надо купить и контролировать), нужно уметь управлять всем этим процессом – это пять… И всё это в постоянном, непрерывном режиме, не зная покоя ни днём, ни ночью. Бьюсь об заклад, вы, лёжа на своём диване, уже перестали завидовать Дерипаске и другим «олигархам».
         А земля – это такой «завод», который не требует ни электроэнергии, ни ежечасного   контроля за ходом производства, ни постоянного присутствия тысяч рабочих. Она тихо и мудро сама производит главное богатство человечества. При этом не делая вредных выбросов в атмосферу, не сбрасывая в реку гадость. Она умнее самого умного инженера, она трудолюбивее самого трудолюбивого рабочего.  Вот что такое земля. И, кажется, я дожил до таких времён, когда крестьяне снова стали понимать землю, ценить и любить её. Стало быть, оздоровление имеет место быть, деревня в нашей стране снова становится деревней, а не сельской фабрикой по производству из добра … низкокачественного навоза, и бесконечному переводу  народных денег в песок.