Письмо на радио Свобода

               
Письмо на радио “Свобода”  из российской глубинки

Пускай я вычеркнут из списка
И доживаю век не близко,
Пускай московская прописка
Давным-давно запрещена,
Я не Гладилин, не Аксёнов, -
Не брал ни долларов, ни бонов,
А все доходы подсчитала
С унылой миною жена.
Нет, я конечно, не политик,
Хоть бедолага, но не нытик, -
Пока вы там севрюгу жрали,
Кто за добычу отвечал? –
За то, чтоб вам была севрюга
И Русь от севера до юга,
И наша мартовская вьюга,
И наш Архангельский причал?
О, сколько стало нелюдимых,
Когда уехал сам Владимов,
И сколько смелых духом пало
И ослабело от стыда!
Нас обманули те и эти,
Они, они теперь в ответе,
Но нет управы, нет закона
И не последует суда.
А мы тут жили так, как жили,
Судьбой своей не дорожили,
И даже если нас душили,
Не уезжали никуда.
Хоть, впрочем, нас не высылали,
И мы тогда ещё не знали,
Что всё возможно, если тучи
Сгустились раз и навсегда.
Мы жили доблестно в застое,
Ведь всё родное и простое:
Не согласись на полуправду
И не иди на полуложь.
А что у нас на сердце было,
То не пропало, не уплыло,
А стало Божьим наказаньем
И до сих пор кидает в дрожь.
Поэты, мы писали прозу,
Сдаваясь общему наркозу,
И ясно видели угрозу
Фашизма в собственном краю,
Хотя и думалось, что больше
Его в Прибалтике и Польше,
А смут и крови – на Кавказе,
В их абрикосовом раю.
А мне и вешние “Aпрели”,
И ваша “Память” - надоели:
Нельзя же путать, в самом деле,
Яичницу и Божий дар.
Ликуй, Войнович, снова вхожий
В наш дом, который нам дороже,
Чем разных деятелей рожи
И зарубежный гонорар.
Да, я согласен выжить нищим,
Бродить с клюкой по пепелищам,
Пускай живете вы по тыщам,
Я пробедую по рублям,
По нашим рваным,
                деревянным,
И скупо Родиною данным, -
За вечный риск, за постоянный
Восторг  сведения   к нулям.


                1994