***

http://www.stihi.ru/avtor/gugashut         

       Помню,  Андрей читал мне вслух Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан…» Как горели у него глаза, когда, отрываясь периодически от книги, взахлёб, говорил и говорил о том, насколько возможности человека безграничны. И насколько человек с детства попадает в кабалу своих иллюзий и навязанных обществом стереотипов. А особенно сильно внушение чувства вины. Это чувство подрезает крылья чаще всего.

        Вспомнила, что в детстве, года в четыре, гуляла с мамой в парке. И побежала по асфальтовой дорожке. Запнулась и рассадила коленку до крови. Встала как ни в чём и побежала дальше. Я совершенно не чувствовала боли. Абсолютно! Пока не заахала мама… В смысле – стала дуть, утешать… поймав меня и повела домой мазать зелёнкой. И тут я почувствовала боль. Именно тогда когда был произнесён первый «Ах!»
Тоже самое в семь. Взялась я играть с ножницами. Почему-то они оказались в доступном для меня месте. И получилось так, что я с размаха упала на диван(был у меня такой прикол ) и ножницы были в руке. И упала на остриё. Пронзила грудную клетку недалеко от сердца. Довольно глубоко. И даже не заметила этого… Не чувствовала боли. Только когда (не сразу) полилась кровь… испугалась и пошла искать маму… куда-то в огород. Вот что там было… Ещё чуть-чуть и в сердце… Ах, ох… А мне не было больно. Я вообще в детстве не чувствовала боли. Это я к чему говорю? Может без внушения, что ДОЛЖНО быть больно… не было бы и боли… Это о том насколько внушаем человек и о его возможностях…
           Андрей систему (государство) ненавидел с детства. Всеми фибрами души. То, что из людей делают рабов. То, что платят мало за тяжёлый труд. То, что отец его умер только потому, что не было нормальных специалистов в той больнице. Что деда ни за что загнали в штрафбат.  То, что без вины садят. То, что менты бьют, заставляя в чём-либо признаться. То что в армию загоняют всех подряд… не глядя ни на психику ни на физическое здоровье… И много-много чего ещё… То что налоги берут и на эти налоги образно говоря строят рабам клетки, делают оружие… Этим же оружием убивают порой невинных людей. Афган. Чечня… Всё это постоянно было в нём… В его нервах.. В его чувствах.
Мечта нае..ть государственную систему не давала ему покоя. Психология такая, что работают за гроши на хозяина только рабы. Что в Библии про пташек сказано иначе… чем внушается нам с детства. В поте лица… Это он пропускал… Считая, что за такую зарплату потеть лицом не достойно нормального человека. Хотя работал. Проводником пару лет и конюхом… Это ему нравилось. Но ведь началась перестройка. Сокращения. Голод реальный. И опять всё пошло наперекосяк. Поймали на перевозке травы. Еле отмазался,  из проводников ушёл.
Несколько лет спустя, как мы стали жить вместе, в 1997 году он заставил буквально свою мать(резал и резал руки в пьяном состоянии и разбрызгивал кровь по новым обоям и на белую кофточку заслуженного учителя – Марии Ивановны – крича, что жить с ней под одной крышей не может больше) продать квартиру двухкомнатную. Пополам с матерью разделили они деньги. И мы с ним( с трудом он меня уговорил…) поехали по свету. Счастья искать. В поисках оказались в почти заброшенном хуторе в ростовской области. Каждый день этих путешествий можно было бы описывать отдельными рассказами. Смысл был по Рериху. Что только в движении человек может достичь духовного совершенства, а, сидящие на одном месте, тупо плесневеют. Очень Андрюшка верил Рериху.
Именно там, в этом хуторе впервые пришла моему мужу «светлая» мысль изменить свою жизнь так, чтобы не он государству, а государство ему. Или давно пришла. Озвучил впервые. Он начал с того, что спросил у меня – как я думаю – лучше слепым остаться, без руки или без ноги? Я сначала восприняла как шутку. В духе садо-мазо… А он не шутил… Говорил увлечённо, а оратор он был отменный… просто бесподобный – какие у него возможности и перспективы для спокойной жизни откроются. Что можно будет получать пенсию и спокойно писать книги, рисовать картины(кстати рисовал он тоже очень интересно), что на худой конец можно будет даже попрошайничать. И ГЛАВНОЕ! Он сможет  поехать в Москву и искать Иванку столько времени – сколько понадобится. Опять же – пенсия и возможность побираться... А найти Иванку и встретиться с ней – это было святое. Именно ради этой идеи его и ради стихов я была с ним и старалась, как умела, помочь. Чтоб он раньше, чем исполнится мечта не загнулся под забором или в тюрьме. Я ОЧЕНЬ хотела, чтоб его мечта сбылась. Это нас объединило. На время. Так вот…  Слушала я слушала… Тихо седея… Потом сорвалась, сказав, что если он это сделает я его тут же брошу… Чтобы не рассчитывал даже что стану помогать. Меня поражало как хладнокровно и с каким трезвым разумом он на эту тему рассуждает. И глубокое уважение появилось вместе с чувством ужаса. Я подумала – это насколько же надо всё и всех и себя ненавидеть… или наоборот?
 Мне приходилось бегать по садам, работая за ведро фруктов, потом продавать их на трассе. Работать у корейцев на плантациях луковых по прополке. Получая в конце дня деньги на пачку чая сигарет и булку хлеба. Приходилось зимой таскать с разрушенного МТМ дрова – точнее длиннющие и довольно тяжёлые жерди от забора. Когда в морду летела каша дождя и снега и ноги моментально промокали в некачественной обуви. Причём, или скользили по пути, как на льду или вязли по щиколотку. И то, что я могла притащить за раз,  хватало только на день. Работы там конечно не было. Местные жили в основном за счёт садов и своих пенсионеров. А сам Андрей редко что-либо делал, кроме того, что пас нашу лошадь в посадках. Или мы на этой же лошади ездили на бахчу, на семечки или на кукурузу.  Пока была лошадь. Потом её пришлось продать. И всё таскать на себе. Так вот – несмотря на все эти нюансы – (с периодическими забегами Андрея за мной по хутору с топором) – я бы может быть и не оставила его. Но вот то,  что он решил заняться членовредительством… добило меня окончательно. Почему-то мне казалось, что это не выход. Не выход. Что с тем здоровьем, что есть и тем, что от него останется после… уже будет не до спокойной жизни на пенсию. А если так пить, как он(и не только пить),  то никогда никаких денег не хватит.
 Потом я решила вернуться  в Ишим. И Андрей поехал. Не смог остаться один. Хоть и говорил, что если бы у него был дом свой, то он бы жил один. Вот дом стал быть. Но… Он не переносил одиночества. А голова у него работала… очень хорошо. Сначала он занял, уже в Ишиме, денег на поездку в Москву –  в «Жди меня» - чтоб найти свою мать(чтобы к ней жить укатить, потому что  наши отношения вконец испортились), которая скрылась от  сына в не очень известном направлении. Так он съездил в Москву и даже снялся на передаче (если не врал) но анкету то точно он там заполнил. Вернулся. Иванку не нашёл. Деньги кончились.  Решил застраховать свою ногу. К тому времени он уже точно знал, что это будет нога. Мы заняли денег на страховку. Если бы её выплатили – это была бы  сумма… типа стоимости домика в небольшой деревухе. Андрей бесился от того, что мало…маленькая ставка. Что можно было бы больше сорвать – больше вложив. А я не верила. До конца не верила, что он это сделает. Ну, не укладывалось это в моей голове. Видимо на тот момент моя голова была ещё более ли менее нормальная. И до сих пор помню хитрые глаза бабы из страховой – а, мол, что вас подвигло сейчас именно от несчастного случая страховаться. А,  Андрей не моргнув глазом – мне цыганка нагадала что я ногу потеряю в этом году. Тётка – и Вы поверили? Андрей, мол, поверил. Я, говорит, вообще цыганкам верю.
И через некоторое время Андрей поехал продавать наш дом в тот хутор где мы жили и сказал, что приедет уже без ноги. Я его отматерила и попыталась внушить, что тогда пусть лучше вообще не возвращается. А он – мол, я же специально еду хрен знает куда, чтобы ни тебя ни твоей матери это не коснулось. Когда начнутся разборки что да почему… И страховой это случай или нет… Я всё ещё не верила.
 А он уехал…   Где-то через недели две мне позвонила подруга из Феодосии и сказала, что Андрей к ней заехал, типа на денёк… По пути из хутора. А теперь он, мол, в больнице лежит. Ногу поездом отрезало. Там в Феодосии лежит.
   Поезда подходя к станции едут довольно-таки медленно. Андрей ночью отошёл по путям за город и будучи, походу, совершенно в невменяемом состоянии сунул ногу под последний вагон какого-то то ли поезда, то ли
электрички… Поэтому его не затянуло под поезд. Ещё он за что-то держался рукой. Это всё он очень смутно помнил.  Потом замотал  культю, чтоб кровь не так бежала. Рубашкой. И куда-то пополз. Вдоль рельс, но скорее всего в противоположную городу сторону.   Подобрали его путейцы, когда начало светать  и  отвезли в город. Он был почти без памяти, но говорит, что видел ногу свою оторванную… рядом с рельсами, на насыпи.
   Да. Он сделал всё, чтобы жить так, как ему хотелось. Несмотря на все странности – нельзя не уважать это в человеке. Он всегда отвечал за свои слова. Если что-то обещал, то делал. И раз его не устраивало строить жизнь в этом государстве(он мечтал в Голландию эмигрировать. Пёхом) строить по шаблонам. Так, как все…  То  он сделал всё, что мог, чтобы найти ещё один выход. (на этой повестке была жизнь отшельниками в лесу или например в Припяти, прибиться к табору какому-нибудь, уехать к шаману… ну, и т.д. т.п. но там не было Иванки, возможности до неё добраться. А просто заработать на это денег в голову не приходило. Не с Андрюхиными способностями тратить…)
А тут всё получилось, как хотел.  Смог. Преодолел себя. Эксперименты над собой – это у него было в крови.
Да.  И страховка и пенсия. Но вот проблему глобального, разрушительного одиночества, (ибо не стало энергетической подпитки, взаимообмена) после решить мы уже не смогли.
    Он перестал писать стихи. То ради чего собственно… и вот… Почти перестал.  Мучил алкоголизм и фантомные боли. Постоянно. И снились сны, как он  бежит по лесу… на поляну… И падает в стог сена. И ноги болят от того, что он очень долго бежал… Особенно правая… Которой нет.

Вникни в ночь мой чУдный мим.
Она слышит Дракона.
Она разучилась слагать стихи
Неповторимого
В её танец проникла луна,
Мы спим.
А над нами совы
считают дни….
 (А. Гуга)