Немного

- Ну-с, милочка, как у нас дела?

Ответом послужил тяжелый, исподлобья и будто пьяный взгляд, очерченный синевой и привычно отупленный. Доктор Рейн принужденно улыбнулся. Нинель провела в этой палате года три его врачебной практики, но улучшений в состоянии больной замечено не было. А вот сомнений в наличии болезни не находилось.

Вот и сейчас... Доктор вздрогнул. Тихий, с нарастающим шипением, смех начал заполнять маленькую палату.

- Ты купил билеты?
- Но, Нинель, тише, какие билеты?
- Цветочки, лепесточки, крякозяброчки, ли-ли-листо-о-очк-к-к-ки, а-ха-ха-ха-ха-х-х-х-ха-а... А биле-е-е-е-еты ты купил? Кривые сте-е-е-ены, выправи мне стены! - Нинель брызгала слюной и смеялась, зажмурив свои безумные глаза.

Смех не успокаивался, слюна бешенства продолжала летать, безумное действо, кажется, не собиралось завершаться и только набирало обороты, начиная даже пугать своим размахом...

"Выправи мне стены! Стены! Стены! Огурцы, огурцово, стены, стены, стены, помидор..."

- Нинель! Нинель! - тщетно пытался перекричать завывания больной доктор Рейн, стараясь удержать ее руки и успокоить. Но дальше - больше. В ходе борьбы мужчина начал чувствовать странное возбуждение. В его изнуренном мозгу проплыло нежданное размышление: а для привычного ли обхода я сюда пришел? Нинель была сумасшедшей, в силу некоторых причин грязной и неумытой, но... Она была женщиной. Это доктор Рейн чувствовал сейчас как никогда ясно. Что стоит ему?.. Кто узнает? А даже и узнав, решится обличить? Ведь это - больной. Номер койки и карточка.

Зрачки доктора медленно, но верно расширялись, дыхание учащалось, тело напрягалось подобно музыкальной струне. Подумаешь, Ни-нель... Да тут еще рывок, рывок, мне-то сил, голубушка, достанет.

Когда все закончилось, немного приходя в себя, доктор понял, что картина крючившейся на замаранных простынях больной его абсолютно не трогает. И что, может быть, он видит ее не последний раз.

Так и оказалось. Картина эта стала для Рейна привычной, а Нинель угасала на глазах, больше не молила о стенах и билетах, целыми днями, по словам медсестер, лежа лицом к больничной стене и не произнося ни звука.

Неизвестно, какой долгой вечностью могла оказаться эта история для доктора и больной, если бы не морозно-солнечное утро, перевернувшее своей суматохой, вскриками и ужасом спокойствие больницы, ее насельников и персонала.

Утро, в которое, наконец набравшись сил и встав с кровати, Нинель, широко расправив руки, вышла из больничного заточения. В сияющее видимостью свободы окно.

(26-28.10.13)