Вечный бег

   Она бежала по грязным переулкам, стараясь вспомнить недавно вычитанную мысль о том, что жизнь заключена в движении. Устало-удрученная улыбка кривила ее губы. "Как же, в движении - жизнь. Сейчас мной управляет не жизнь, а смерть. В движении (или в обездвиженности?) кроется именно она, а не что-то еще." Она спорила сама с собой ради того, чтобы видеть в своих хаотичных шагах и поворотах не только тупое перемещение, но и осмысленность: "Пока я могу думать, я не остановлюсь."
   Она бежала, карабкалась по лестницам и цеплялась за крыши, выдумывая на бегу новые миры и сказки для самой себя. В них оживали миллионы людей, отмечали свои уникальные минуты (годы?), но все было конечно - и целые миры умирали вместе с отжившими клетками ее, безымянной, вечно несущейся вперед, мозга. Порой она забывалась, теряя, или просто так и не найдя, цель своего бега вникуда по темным дорогам города.
   От чего она бежала?
От пронизывающего света фар, стараясь не забыть, что когда-то очень давно, целых полтора дня назад, свет дарили не только эти, казалось, вездесущие фары одинокой машины.
   Тогда она была молода и, возможно, даже красива. Сейчас она не понимала, сколько она бежит, запуталась во времени, неспособная определить даже сколько ей лет. На ее лице читалось редко проскальзывающее вдохновение, когда она увлекалась своими мыслями и фантазиями, отступаясь от безумия, изказившего ее когда-то мягкие черты лица.
   Ничто не приходит внезапно, она прекрасно помнила, как приливными волнами накатывал страх, но тогда, раньше, рядом был Он, который вытаскивал ее из-под девятого вала испуга.
   За полтора дня до новой подворотни было светло. Потом смеркалось. Они, оба веселые и легко смеющиеся над своей неудачливостью, смотрели на редкие  проносящиеся мимо машины. В который раз он вскинул руку - вдали показались очертания медленного, будто густо текущего по асфальту такси. Это была бордово-красная "Волга". Машина притормозила, старчески шамкая шинами по мокрому асфальту, открылась дверь.
   Она по-детски радостно захлопала в ладоши, он смерил ее скептически-насмешливым взглядом и пропустил вперед: "Сначала леди".
Металлический стук двери, названный адрес, "цена не волнует". Старик-таксист стер злобную усмешку с лица, что-то прошелестев себе под нос, и вцепился обеими руками в руль.
   Ехали медленно, разговоры совершенно не клеились. За стеклами опустело. Город подозрительно темнел, словно не собираясь выдавать улицам рассвет, несмотря на наступающее раннее утро.
   Водитель словно не замечал на своем лице подлой улыбки, что так пугала пассажиров, особенно девушку: страх волнами обдавал ее душу, она отчаянно цеплялась за руку молодого человека, стараясь не смотреть в окна. Пугало все, и то, что у ее спутника все хуже и хуже выходило рассеивать ее страхи, уверенности совсем не придавало.
   Машина замедляла свой ход и вскоре совсем остановилась, хотя до нужного молодым людям места было все еще потрясающе далеко.

Недоумение.

   Руки таксиста все так же впиваются в руль, он все так же коварно улыбается.

Дрожь.

   Старик тягуче поворачивается.

Холод.

   Его расфокусированный взгляд блуждает по салону автомобиля.

Капли пота.

   Дряблые губы еще больше растягиваются в пародии на улыбку, а взгляд постепенно становится сосредоточенным, останавливаясь и находя цель.

Воздух будто выбит из легких.

   Он, ее верный спутник, играет со стариком в затягивающие в бездну гляделки.

Онемение.

   Таксист медленно кивает, будто спрашивая разрешения и приводя свои морщины в тошнотворное движение.

Закладывает уши.

   Он понимающе смотрит в маньячные, горящие неведомым желанием, глаза.

Жжение в легких.

   Спокойный голос.

Звук, как сквозь вату.

  "Хочешь?"
   Голова, липко сверкающая плешью в полумраке опускается в знак согласия.

Кровь неистово носится по венам.

   "Бери."

Беззвучный крик.
 
 Хищный блеск в ликующих глазах.

Каблук начинает нервно отстукивать дробь.

   Старик медленно отрывает руки от руля и протягивает их к Нему.

Головокружение и полная парализация.

   Юношу выгибает дугой.

Мысли кончаются.

   Старик убирает руки и привычно медленно отворачивается.

Лед.

   Он вновь кладет руки на руль и мерзко улыбается в зеркало заднего вида.

Девятый вал.

   Ее подбрасывает на сидении, и после недолгой борьбы с никак не желающей открываться дверью, она выбегает из машины, кидаясь в ночь.
   Надрывное бульканье мотора оглашает переулок. Свет фар догоняет ее шаги. Перед взглядом маячит пожарная лестница. "Скорее вверх!"
   Пролет, ступеньки, ступеньки, дырка, пролет, битые бутылки, снова пролет - и крыша. Немного отдышаться - и вновь мчаться вперед: по крышам, спускаясь вниз, путаясь в заборах и вновь ища спасения в лестницах.
   Подворотня. "Тупик! Не может быть. Это нечестно!"
В заборе показывается дыра. "Город - живой! Он помогает мне."
   Просочиться, припав к земле - и снова, снова бежать от всепроникающего шума приближающегося автомобиля. Через некоторое время она начала понимать правила этой игры. "Шахматы. Его ход, мой ход... Выбраться, лишь бы выбраться!"
   Ее бег вскоре стал напоминать ей вечную борьбу темных сил и светлых - города и демонического таксиста. Бесцельное движение девушки стало осмысленным: она - индикатор этой борьбы.
   Взгляд на часы показал, что давно должно было наступить утро, но город по-прежнему оставался темен и безлюден. Она продолжала свое движение, порой приостанавливаясь на крышах, где ее почти не мог достать таксист (а таксист ли?). Она даже позволяла себе короткий сон, который, впрочем, один раз был прерван именно стариком: она проснулась на очередной крыше, и первым, что она увидела, был медленно крадущийся безумный старик, хищно облизывающий пересыхающие губы через каждый шаг. Еле-еле она нашла в себе силы сойти с места (Кролик не попадется в капкан. Пока что. Хорошее выражение "пока что".) - и сорвалась в неуловимо-резком движении. Вновь она неслась, уходя из-под света фар испуганным, но сильным оленем и ныряя в лазейки, даримые городом, изредка отвлекаясь от однообразного и, тем не менее, постоянно меняющегося антуража улиц на свою фантазию и споры с собой.
   На пройденном уже когда-то мостике ее осенило. "Я последняя. Осталась с ним один на один, город не в счет. Это вечная ловушка."
   Бордово-красная "Волга", преследующая ее, стала замедляться. Мотор перестал неистово кашлять. Дальний свет умиротворяюще погас.
   Инфернальный старик вышел из машины. Ловушка захлопнулась.
Мир стал мутнеть, пока совсем не пропал в темно-синем внезапно звездчатом тумане. Его больше нет.
   Еще одна клетка в мозгу скованного страхом животного, именуемого человеком, погибла, принеся этой с гибелью очередной маленький апокалипсис: один из придуманных миров погиб вместе с забытой мыслью.
 
 Течение времени для стопки фрактально-похожих миров неслось неиссякающей рекою как ни в чем не бывало.