Дядя Володя, любимый -3

      – Ты меня любишь?– спросил он, когда она подошла к нему.
      –  Люблю! Даже очень.
      – Смотри! А то мне сегодняшний день совсем не нравится.
      – Что-то случилось? – Эльза насторожилась.
      – Зачем тебе знать, какой дядя Володя плохой.
      – Вы – плохой? Шутите!
      – Ты так не думаешь?
      – Да лучше вас ни одного человека на свете нет!
      – А я и не знал. А ну, повтори!
      – Что повторить?
      – Что я хороший.
      – «Хороший» это не то слово. Вы… вы…
     Странное дело. Она не может произнести слово, которое только что легко говорила. Сейчас оно для нее наполнилось другим смыслом. Она и хочет сказать, что она чувствует, и не может. Язык онемел, губы одеревенели… Но Маяковский и так все понял.
      – Ну, что я? – весело говорит он, беря  ее лицо в свои ладони и смотря ей в глаза. Приятно было Маяковскому видеть, что его любят. Ему нравилось всегда и везде себя чувствовать первым. Когда его предпочитали другим. И даже можно больше сказать: ему невыносимо было находиться на вторых ролях. От этого он страдал. И это касалось не только любви… Но он не стал говорить о своих чувствах, а повернулся к реке и сказал просто:
      – Ты поплыла бы со мной на лодке? Сейчас!
      – Да!
      – А ты не боишься? Одни ведь! Ночью!
      – Нет!
      – Смотри! А то страсти крут обрыв, а ты еще маленькая, – говорит Маяковский, опять повернувшись к ней и беря ее руки.
      – Я не боюсь. А хотите, я прыгну с этого обрыва? – Эльза указала на крутой спуск к реке, у которого они стояли. – В детстве я мечтала об этом. Я хотела доказать Лиле, что я храбрая, но  так и не прыгнула. Боялась.
      – Обожди-ка…
     Маяковский отстраняет Эльзу. Он уже не слышит ее. Он весь  поглощен внезапно возникшей мыслью, что он вот сейчас бессознательно, можно сказать случайно, сказал такое, до чего мог никогда не додуматься. –  «Обрыв страсти! Это же то, что нужно! Это же эльзино отношение к нему! С обрыва страсти, так же, как с обыкновенного обрыва, можно скатиться в пропасть, из которой нет дороги назад! Здорово! Надо сейчас же закрепить это стихом».    
     Чувствуя приближение вдохновения, в волнении он заходил по поляне, бормоча и проверяя на слух рождающиеся слова будущего стихотворения:
                – Страсти крут обрыв –
                будьте добры,
                отойдите.
                Отойдите,
                будьте добры. 
     – Дядя Володя! – вскрикивает Эльза, не понимающая что происходит.
     – Что? – откуда-то издалека возвращается Маяковский. – О чем это мы с тобой?
     – Вы все испортили! Я хотела прыгнуть с обрыва, а вы даже не слушаете меня!
      – Эльза, детка, не надо обрыва, ты уже сделала одно дело.
      – Какое я дело сделала?
      – Да так, пустяк один. Ты спасла мне жизнь.
      – Интересно – чем?
      – Одним только словом… которое спряталось в твоей головке.  Забилось там и боится показывать свой миленький носик. Эх, ты!
      Он дотрагивается до ее носа. Улыбаясь, пристально смотрит на Эльзу смеющимися глазами. В них и веселость, и благодарность, и озорство. И все это мгновенно откликается в ее сердце. В волнении она опускает голову. Ее охватывает нежнейшее чувство к нему. С замиранием сердца она ждет. Вот сейчас! Вот сейчас это случится. После этого неужели все останется на прежнем месте? не закачается, не перевернется мир? Боже мой!.. Она ждет, ждет. Наконец, исподлобья бросает на него взгляд. – А он уже  о ней и  думать забыл. Смотрит на реку поверх нее и сокрушенно качает головой. Потом с облегчением вздыхает, как человек, от которого только что отвели беду.
      – От меня сбежала женщина, а я думал, что я неотразим. Представляешь! – говорит он. – Из-за этого хотел утопиться… Помнишь у Горького? «Боги дали человеку воду, чтоб он пил и мылся – он же взял и… утопился». Теперь не утоплюсь. Не доставлю радость моим врагам… Бежим, берем лодку – и по реке! Кататься! Подальше от посторонних глаз! 
     Он вновь становится таким, каким она его любила: веселым, деятельным, неистощимым на выдумки.
      – Да! Да! Смотрите, как здесь красиво! Звездное небо!.. Как это у вас? (Декламирует.)
                – Послушайте!
                Ведь, если звезды зажигают – 
                Значит – это кому-нибудь нужно?
      Голос Эльзы за кадром:
      – И тут я сказала фразу, которая не дает мне покоя всю мою жизнь. Вот эта фраза: «Я хочу познакомить вас с моей сестрой». – Жалею ли я, что сказала ее? Не знаю… Я всегда задаю себе один и тот же вопрос: что было бы, если бы я их не познакомила? И вот тут-то и начинаются мои сомнения: «Они бы познакомились без меня!» – «Они бы никогда не познакомились без  меня!» И так без конца. У меня голова кругом идет от этих сомнений… Но хватит об этом. Слушайте, что было дальше.
     – Я хочу познакомить вас с моей сестрой – Лилей Брик, – говорит Эльза.
     Теперь уже его очередь пришла волноваться. Он побледнел. Потом с усилием выдавил из себя:
      – К ней я ни за что не пойду.
      – Это почему же? Это даже интересно. Смотрите, не пожалейте! Многие хотели бы быть на вашем месте.
      – Я знаю.
      – Знаете? Откуда?
      –Знаю – и все.
      – Вы видели ее! – вырвалось у Эльзы, предчувствующей что-то неладное и уже жалеющей, что начала этот разговор. – Она вам понравилась, – после короткого молчания убежденно проговорила она. – Но почему вы не хотите идти к ней? Вы боитесь?
      – Просто не хочу… Может быть, я хочу быть с тобой. Хочу любить ту, которая приходит, когда  мне плохо.
      Почти не спавшая в последнее время, перенервничавшая, Эльза вдруг разрыдалась. Для нее эти слова были громом среди ясного неба. Хотя она их и ждала, и произносила их за него не раз по ночам. Но вот они сказаны – и ее переполнили чувства, которые она не в силах была сдержать. Они вырвались у нее наружу.
      – Дядя Володя… любимый... единственный… Люблю… люблю вас, – говорит она, полная счастья, со стекающими по щекам слезами.
     Сказав это, она замолчала. Она ждала, опустив голову. Она слышала свое сердце, как оно толкается в упругое полотно кофточки…  Маяковский подходит и небрежно обнимает ее. Постепенно ее волнение передается ему. Рука его скользит по ее юбке вниз. Жадными губами он ищет ее губы… Напрасно! Губы его не встречают ответного порыва, к которому он привык у других женщин. Эльза дрожит; как комок нервов напряжена. Его желания натолкнулись на что-то твердое. Твердый орешек, над которым надо долго трудиться, пока доберешься до сочной мякоти. И встал перед ним другой образ. Ослепительной еврейской царицы, которую Бог перенес в наши дни. Пусть для других она обыкновенная женщина. Накрашенная, рыжая, нагло соблазнительная. Для Маяковского она навсегда царица. И ему захотелось к ней! К ней! к ней! Ноги ее исступленно гладить. Молить – о любви. Его чувства к Эльзе  резко пошли на убыль. Он  начал трезветь, спускаться с Небес на Землю… И увидел он перед собой бледную, измученную любовью жалкую девочку!
     – Боюсь, у нас ничего не выйдет – произносит он глухим голосом и опускает руки.    
     – Что с вами?
     – Я думаю о твоей сестре… Прости меня. Я совсем раскис. Расслюнявился. Разбабился. Но она преследует меня! Ее сладкий, манящий взгляд – это же приглашение на казнь! И вся она, сладкая и томящая, притягивает меня, как костер притягивает бабочку. «В огонь! в огонь!» – указывает она. И я готов броситься в него с удовольствием… Два коричневых солнца и коса  – рыжая медь. И я, огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви!.. Это же предчувствие совсем другой, неведомой мне жизни. Предчувствие счастья, которого у меня никогда не было. Может быть, только в детстве – на самом дне… Идем! Знакомь меня со своей сестрой. Я буду говорить с ней. Я тоже не ерунда. Могу ей понравиться.
     Голос Эльзы за кадром:
     – И я познакомила его с Лилей, в которую он тут же влюбился без памяти. Мне можно было это предвидеть, потому что в нее нельзя не влюбиться. Уж такой она родилась.
 
            П р о д о л ж е н и е  з а в т р а