Трамвай улетает в небо. Маргарита Борисова

Господа, я собрал вас здесь, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. К нам едет романтизм.
... на самом деле, он уже пакует чемоданы, но от этого как-то не легче.

Как там погода? - Душевный холод собачий;
Падают листья, духом, нравы и цены.
Я, как всегда, ошарфован, укутан и мрачен.
Жарко, а снимешь свой шарф - и замерзнешь мгновенно.

Всем я тепло раздарил, да себе не оставил,
Кутаюсь вот в усмешки и лживые речи.
Я бы согласен уже утопиться в лаве -
Только бы всех не видать и согреться навечно.

Мы в своих душных коробках все требуем чуда -
Жизнь ведь наскучила в принципе нам, восьмибитным.
Что же до чуда - Святой заявился Иуда.
Воду принес, чтоб ходить по ней. Как избито.

В этой стремнине нет времени думать о Роке:
В спину толпа не дает ни секунды замедлить.
"Сэр, я клянусь вам, я где-то читал эти строки! -
Не обольщайся. Ты сам написал их намедни."

Что там с погодой? Да как из ведра проблемы.
Я уж стараюсь не выходить из дома,
Чтоб не ввязаться в петлю извечной схемы -
Стертой до дыр и как десять пальцев знакомой.

Поздно. Ввязался, рухнул. Клубком, как змеи
Свалены беды на плечи, шипя разозленно.
Я обещал этой осенью быть сильнее...
То есть найти в себе силы дойти до вагона.

Там, под окном - моральные кредиторы,
Лица закрывшие гордым титулом "друга".
Надо идти: ждет рассказчик нуднейших историй.
Я не пойду. Я нарочно сверну за угол!

Десять последних шагов. И немерено слов там -
Там, на пространстве меж мной и спокойствием рая.
Девять шагов... Из тьмы встает остановка,
Рядом - желанный оторванный номер трамвая.

Вкатываюсь через двери, врезаюсь в кресло:
Здесь так пахуче, тепло и почти что не страшно.
"Вы извините, но это не ваше место."
Да и вагон не ваш. Да и жизнь - не ваша.

Поздно. С шипеньем и скрипом закрылись двери.
"Остановите сейчас...!" только кашель нервный.
Вот вам и чудо, дамы и кавалеры.
Трап отъезжает.

Трамвай улетает
в небо
.