Дядя Володя, любимый!

     Эльза Триоле ждет на перроне дядю Володю. Так она  называет Маяковского.
     А называет она его так с самой юности, с тех пор как он ухаживал за ней, пока не влюбился в замужнюю сестру ее Лилю Брик и не оставил ее. Если б это была не Лиля! Если б это была не Лиля! Но что же делать, если Лиля ее сестра и он любит ее? С тех пор прошло 13 лет. Эльзе уже 32. Боже мой, как бежит время!
     Медленно подплывает поезд из Ниццы. И вот он, ее дядя Володя, родной, огромный, показывается из вагона с неизменной папиросой во рту в сопровождении двух девиц-«переводчиц», которые что-то рассказывают ему и смеются. Маяковский стоит в своей излюбленной позе, расставив ноги, смотрит на них мутными, воспаленными от бессонницы глазами, машинально кивает и улыбается, слегка искривив угол рта, из которого торчит папироса. Эльза хорошо знала эту его «улыбку без глаз», к которой он всегда прибегал, когда хотел вежливо от кого-нибудь отделаться.
     Из вагона выходит господин приятной наружности.
     – Значит, сегодня вечером в ресторане Купель на Монпарнасе? – обращается он к Маяковскому через переводчиц.
      – В десять!– уточняет Маяковский.
      – В десять!– эхом отзывается господин и уходит.
      Эльза машет Маяковскому. Девицы исчезают в толпе. А он неторопливо направляется к ней. По перрону он идет как хозяин, размашисто, вскинув голову, перекатывая папиросу с одного угла рта в другой.   
      –  Почему я его уступила сестре? Почему не боролась?.. А зачем? Я видела, что без всяких усилий она победит. И я ушла. Вернее уехала. Вышла замуж за французского офицера Андре Триоле и уехала во Францию. Так из Эльзы Каган я сделалась Эльзой Триоле. А с Лилей я не поссорилась. Напротив. Еще больше к ней привязалась, - думает Эльза. 
     – Странно, что я до сих пор называю его дядей Володей. Ведь мы почти одногодки. Когда мы познакомились, ему было двадцать, а мне семнадцать. Боже мой, это было аж в 1913 году! В юности эта разница в три года была очень заметна. А сейчас мне просто нравится его так называть. Знакомые говорят, что я просто «выпендриваюсь». Не удивляйтесь, между женщинами используются и не такие слова. Им не нравится, что я хочу быть молодой. Может быть, и вам не нравится? Напрасно. Я – женщина! Чего же вы хотите?
      В этот момент она замечает человека, ничем не выделяющегося в толпе. Эльза знала этого человека еще по Москве. Очень хорошо знала. И опасалась. Недавно она столкнулась с ним в холе гостиницы «Истрия», в которой жила сама и в которой всегда останавливался Маяковский. Тогда он сделал вид, что ее не заметил. Как и сейчас.
      – Элик, детка, как ты узнала о моем приезде? Ты что, шпионишь за мной? – вместо приветствия говорит  Маяковский, подходя к ней.
      По его виду Эльза сейчас же определила: сегодня опять он не в духе. В такие минуты он раздражителен, резок…
      – Побойтесь Бога, дядя Володя. Когда это я за вами следила?.. Если бы вы знали, как мне нравится встречать вас! –  Уже давно она привыкла говорить с ним восторженно. Вот и сейчас она произнесла последнюю фразу восторженно, как девчонка.
     – А что это за мужчина, с которым вы говорили? – после некоторого молчания продолжила Эльза.
     – Да писатель один. Луи Арагон.
     – Так это же хорошо! Такое совпадение! Я тут недавно читала его статью в газете. Хотела ему писать… Дядя Володя, миленький, познакомьте меня с ним! Я вас очень прошу. Если вы меня не познакомите с ним, ни в какие магазины я с вами больше ходить не буду. Так и знайте, – не то в шутку, не то всерьез говорит  Эльза.
     – Хорошо, хорошо. Успокойся. Познакомлю я тебя с твоим Арагоном. Это и для меня будет польза. Не знаю здешнего языка. Буду с ним разговаривать на твоем французском. «На триоле».
     Сказал и нахмурился. Сегодня Маяковский явно не намерен шутить.
     – Ловлю вас на слове. Потом не отпирайтесь.
     Эльза подставляет ему щеку для поцелуя. Он медлит, и она сама
целует его. Это неприятно кольнуло ее, но она поспешила переключиться на другие мысли. Она привыкла ему прощать.

               П р о д о л ж е н и е  з а в т р а