Гражданская лирика
Тишина
Тихо в мире, не трепещет лист,
Облака зависли в небесах.
Ветер стих, не слышен птичий свист
И застыла тишина в сердцах.
То ли передышка перед громом,
То ли испытание души,
То ли время обменяться словом,
Чтобы быть услышанным в тиши.
НА КУБАНИ
От северных морозов на Кубань-
Пожить у моря, отогреться сердцем.
Оплачена трудом сполна вся дань,
Судьба раскрыла, наконец, мне дверцы.
Знакомо всё: мой старый сад и дом,
Все уголки в переплетеньях парков,
И к морю спуск, обросший камышом,
И ласковая с аистами арка.
Огромный рынок, перед ним фонтан,
Дом связи - мне роднее многих зданий,
Выводит память, будто на экран
Тех, с кем трудилась, не жалея знаний.
Вот площадь главная, здесь обелиск.
Фамилии ейчан ищу, читаю.
Плакучие склонились ивы, вниз.
Не важно, что не всех погибших знаю.
Но память прошлого годам не смыть,
Кладу цветы на мраморные плиты.
Священному огню здесь вечно быть
Ничто, никто не будет позабытый.
Я слышу, звон плывёт колоколов,
Мы день начнём опять с благословенья
Степей Кубанских, весей, городов
И с верой в наше возрожденье.
ЗДРАВСТВУЙ ГОРОД
Здравствуй, город, я вернулась.
Сердцем я к тебе тянулась
Через время и пространство,
Я желала встречи страстно.
Здравствуй берег, здравствуй море,
Мы с тобой в едином хоре
Станем славить город Ейск-
Всех заслуг его не счесть.
Принимай меня в объятья,
Мы с тобой по духу братья,
И мой парус ветер вольный
Обмывал волной солённой,
Обжигали дни и годы,
Но прошли мы все невзгоды.
Зачерпну воды рукою,
Пыль дорог с себя всю смою,
Поклонюсь небесно- синим
Куполам , душой я с ними,
Свечи жаркие зажгу
Тем , кто жизнь отдал свою
В час тяжёлый лихолетья.
Пусть уже прошли столетья,
Память поколений наших
Поимённо помнит павших.
Здравствуй, город, я вернулась,
Будто в счастье окунулась.
Дуй, Азовский тёплый ветер,
Улетим с тобой мы в детство,
В босоногость, в безмятежность
И в черешневую нежность.
Здесь в садах давно подрос
Мой медовый абрикос.
Убежим мы на бульвары,
Где теперь другие пары
Назначают час свиданья,
Слышат первые признанья.
О, мой Ейск , за радость встречи,
Я признательна навечно,
За цветы на клумбах парков,
На газонах, на прилавках
И за мягкий взгляд ,и говор ,
Не любить нельзя наш город.
ПРИЕЗЖАЙТЕ
Глубоко вдыхаю воздух свежий.
От Азова веет чуть прохладой.
Тут печали вспоминают реже.
И морские волны как награда.
Здесь над морем безмятежно небо,
А каштанов перезвоны нежны.
Жаль мне тех, кто на Азове не был-
Не увидят цвет акаций вешний.
Не увидят летние рассветы
И закат на горизонте пышный.
Приезжайте, милые, все летом
Друг ли, брат ли, здесь
никто не лишний.
Таганрогский залив
Залив не назовёшь зелёным,
До горизонта желтизна,
Но в небе синь ,голубизна,
Наполнен берег детским звоном.
Расположился он вальяжно,
Изогнутый большой дугой,
Родной до камня, не чужой
Азовский берег жаркий, пляжный.
Смывая летний зной, истому,
В заливе плещется волна.
Здесь небольшая глубина,
Легко иду по дну морскому.
Вода дотянется до носа
И ласково стечёт с лица.
Мелка та мера для пловца
Или бывалому матросу.
Но место есть и для отважных,
Стоят на рейде корабли,
И там, от берега вдали,
Проводят груз тяжёлый баржи.
А вон в порту с рассветом ранним
Снуют среди больших судов
На фоне белых облаков
Трудяги - башенные краны.
Здесь ветру вольному раздолье,
Здесь птицы белые парят.
Не по чужой, по доброй воле
На русском люди говорят.
И я задорно, будто в детстве,
Вновь песню старую пою:
"Не нужен берег мне турецкий",
Уютно мне в родной краю.
Лето в Ейске
От большой любви, а не случайно
Из зимы, в весну, в круговорот,
В суетный, весёлый, без печали
В летний попадаю переплёт.
Дождалась, уже умчались тучи,
Снова лето гость и добрый друг.
На меня оно из всех излучин
Благодатью льёт из тысяч рук.
- Лето, где сады благоуханней,
Где ещё прозрачнее туман?
В Ейске нам черемуховой манной
Дар от солнца бескорыстно дан.
А каштанов свечи, как гирлянды,
Волны моря – сказки говорят,
Ставни окон, будто фолианты
В глубине историю. хранят
ДЕТИ ВОЙНЫ
(Кубань1942-1943г.)
Хруст накрахмаленных халатов,
Вкус чудодейственных пилюль.
В больничное окно палаты
Глядит пылающий июль.
Две койки, тумбочки, два стула
В палате светлой на двоих
И шум в сердцах, как будто в улье,
И боль пронзает и свербит.
Ровесниц двух свела палата,
Настиг на полдороге криз.
Сердца, измученные схваткой,
Ещё цепляются за жизнь.
В системах истекают капли,
Плывёт как на волнах постель,
А по окну мохнатой лапой
Стучит встревоженная ель.
И у неё такой же возраст,
(Растёт в саду ещё с войны),
И ей пришлось гореть как хворост
В минувшие лихие дни.
Дитя войны - такое званье
Не за отвагу на фронтах,
А просто за недоеданье,
Верней, за голод и за страх.
За взрыв снарядов по соседству
И за прописку в детдомах,
За исковерканное детство
И за кошмары в кратких снах.
Тогда в июне, в сорок первом
Ещё кружился школьный вальс,
Но траурным листом газетным
Объединило горе нас.
Когда письмо - не треугольник,
В углу есть марка и печать,
Тогда держась за подоконник,
Рыдала горько чья-то мать.
Но выл гудок фабричный волком
И плакать было недосуг.
Так в детство врезалось осколком
И в сердце спрятался испуг.
Сиротство горькое и голод,
Сирены безнадёжный вой.
В руинах тело прятал город,
Тянулся дней холодных рой…
2.
-До войны мы жили в Ейске,
Плохо помню это время,
Вспоминая нынче детство,
Лишь войны на сердце бремя.
Мне уютно на Кубани
В нежных кружевах акаций,
Но февраль - напоминанье
О вторженье злобных наци.
Вести страшные из фронта,
Как ожоги-похоронки,
Гул снарядов с горизонта,
Дым и чёрные воронки.
Сброд немецкий и румынский,
И фашисты из гестапо,
Шли в Россию с алчной мыслью,
Наложить на земли лапы.
Жгли деревни и станицы
И уже делили море.
Есть в истории страницы
Про Кубань, про наше горе.
Над землёй родной, над ейской
Знак, стервятником, спесивый.
С кораблей огонь завесой
Не щадил людей и нивы.
На глазах моих, соседкин
Мальчик, был убит -подросток
« Потому, что он советский»,-
Полицай сказал нам просто.
В газовых машинах деток,
Кровь забрав, сгубили твари.
Залегло на сердце это,
Будто плёнка чёрной гари.
За станицей, в стоге сена
Скрылись мы с сестрой и братом.
Нас тогда спасли от плена
Партизаны из отряда.
Но сбылось, толпою тусклой
Шли, дрожа румыны, немцы.
Их глаза смотрели пусто,
В плен шли орды иноземцев…
В 43-ем взяли гадов
В Сталинградское кольцо.
Сталинград стал немцам адом,
Нам же вечностью отцов.
И с тех пор, я ненавижу
Свастику - зловещий знак,
Я во снах нередко вижу,
Что в мой дом заходит враг.
И опять сжигает сердце
Месть за павшего отца,
Только месть, увы, не средство,
Верю в память до конца.
3.
Как время мчит года галопом,
То вверх к мечтам, то в реализм.
Как верили они, что скопом,
В трудах, все вместе - в коммунизм.
Итог- больничная палата.
Спокойный всюду белый цвет,
И потолок навис покато,
И в веки давит яркий свет.
А доктора снуют, как маги,
И верим мы в их мастерство.
Тут каждый миг сродни отваге,
Награда - день, как волшебство.
Вот завершись процедуры,
С кровати голос, чуть живой:
«Не кормлены, остались куры.
Кто напоит в жару водой?»
И смех, и грех - всегда в заботе
И только в забытье покой.
Не шутка- жизнь прожить в работе
И вдруг в безделье с головой.
В палате на двоих чуть слышно
Идёт о жизни разговор…
Судьба не одарила пышно,
Война - суровый приговор.
А за окном обняв полнеба,
Танцует елка на ветру.
Уходит день тяжёлый в небыль,
Оставив алую зарю.
ОДА ЕЙСКУ
Не удивить нам Родину простором,
А у России городов не счесть,
Но скажут земляки ейчане хором,
Что лучший город в мире – это Ейск.
Из дальних городов, из разных весей,
Сюда несли мы радость и печаль.
Здесь деды создавали свои песни,
Здесь юность обретала свой причал
Храним и помним все свои истоки.
И ветви тех ушедших вглубь корней.
Младое поколение потоком
Вливается в живое русло дней.
За честь России Ейск стоит отважно.
Он счёт годам столетьями ведёт,
И насмерть здесь стояли не однажды,
И знают все – Кубань , не подведёт.
Радушием богатые ейчане,
Природа источает аромат,
Весёлые рассветы не случайны,
Здесь счастьем разливается закат.
Здесь корабли качаются на волнах,
Разносят чайки радостную весть,
Что дышится легко, свободно, вольно,
В таком прекрасном городе ,как Ейск.
Кубанские просторы
Никогда не видала простора
Шире, чем эти степи.
Не сравняется с ними ни море,
И ни горные цепи.
Как лежат величаво, достойно,
Не скрывая обзора.
Здесь встречать нам легко и спокойно
Уром ранние зори.
Вот станицы, вот хутор казачий,
С журавлём над колодцем,
Кружевами садов обозначен,
В яркой радуге солнца.
Здесь в степной разноцветной одежде,
Суть казачек в задоре.
Казаки на Руси, как и прежде,
На посту и в дозоре.
Здесь хлеба на просторах кубанских-
Мощь и воля державы,
Наша быль, наша жизнь, наша сказка,
Путь сегодняшней славы.
Мы кубанскою песней сердечной,
Будто связаны цепью,
Так сливаются с небом извечным
Здесь привольные степи.
НА КУБАНИ
Я любуюсь зимней елью,
Тихо дремлющей в сугробе.
Рядом тополь – воин смелый,
Как разведчик, в белой робе.
Небо, звёзды, ночь склонились,
Ель баюкают легонько,
Чтобы сказки ей приснились,
Мирно спали, чтоб иголки.
Мне уютно на Кубани
С мягкими её снегами,
Вот и март напоминанье,
Что весна не за горами.
Здесь сговорчивы метели,
Пошумят, чуть, для острастки,
А потом поют капели
Всю весну, до самой пасхи.
Хорошо мне на Кубани
В нежных кружевах акаций
И весной и летом ранним
Средь каштановых плантаций.
А потом жара и море,
И волна ласкает тело,
И оранжевые зори
Не во сне, на самом деле.
РОССИЯ.
Мне песни слагать бы о милой России,
И в них прославлять её добрую силу.
Не песней, а криком надорван мой голос,
На нивах не зреет посеянный колос.
А ветер приносит печальные вести:
Границы прошлись по разграбленным весям.
Там вороны вьются, Русь тащат на части,
Слетаются птицы, недоброй все масти.
Истоптаны ноги, разорвано платье.
Дороги, дороги не дали мне счастья.
Но как допустили, вернулось всё снова,
Как дети России остались без крова,
Без счастья, без ласки, без веры, надежды?
Я чёрные снова надену одежды.
Прошла по просёлкам, иду по столицам ,
Пируют столицы и маски на лицах.
Вновь солнце во мраке, не светится лучик,
Собрались опять и закрыли всё тучи.
Ах, ветер, гони их, и рви их на клочья,
Мне сердце не мучай, не в силах помочь я.
1993г.
НУ, ЧТО ЕЩЁ…?
Ну, что ещё? А не содрать ли кожу
И вывернуть всю с головы до ног,
Чтоб веселить какую-нибудь рожу
Жующую ход - дог ?
А тело исхлестав, как плетью, строчкой,
Душою распластаться на листах.
Боль , горечь утолив, дойти до точки,
Потом уснуть в слезах.
Терзать себя. А кто-то , скуки ради,
Стихи, вдруг, пожелает полистать,
Зевнёт: «О чём печаль в тетради?
Пойду - ка, лучше, спать"
Другой, оставив жирный след в углах,
Сомнёт и бросит в урну лист - комок.
Болят рубцы на сломленных листах.
А я опять, молчок?
Нет, лучше, все стихи себе на завтрак.
Не хуже, чем изысканный десерт.
Но знак вопроса не сегодня, завтра
Потребует ответ.
1995г.
СТОЯТ НА РЕЙДЕ КОРАБЛИ.
Стоят на рейде корабли,
Как на картинке.
Пока ещё не на мели,
В туманной дымке.
Ещё покорны им моря,
Они на службе.
Со дна поднять бы якоря
Давно им нужно.
И чтобы был там адмирал,
Моряк бывалый.
И надо, чтобы был штурвал
В руках не старый.
И лоцман, чтобы сверил курс
На верность цели.
И, чтобы каждый был не трус
На самом деле.
Но капитаны не спешат,
Как в сонной дрёме.
Над ними чайки мельтешат,
Команда в коме.
А ветер с каждым днём сильней
И бьёт волною.
Ржавеют цепи якорей,
Гремят с тоскою.
Когда-нибудь устанет сталь,
Рванет до срока.
И корабли умчатся вдаль,
На волю рока.
1995г.
ЗВЕЗДОПАД.
А в небе снова звездопад,
Летят в бессмертье чьи-то души
И, значит, пули вновь свистят,
И смерть уносит самых лучших.
Уносит самых молодых,
И самых смелых, и отважных.
Осиротели мы без них,
Осиротеем не однажды,
Вновь на земле кромешный ад.
На слёзы матерям , на горе
Жизнь отдаёт свою солдат
В горах, на поле и на море.
И снова хочется кричать
В минуты горького молчанья,
С планеты этой не сбежать,
Ни от беды, ни от отчаянья…
А в небе снова звездопад.
Летят в безвестность чьи-то души.
Я загадаю наугад,
А, может быть, жизнь станет лучше.
Не разорвётся вдруг снаряд
И не нарушит тишину,
И не уйдёт тогда солдат
На ненавистную войну.
1995г.
МИР РАЗДЕЛЁН…
Мир разделён на две «не половинки».
В хоромах "небожители" живут.
Старушки в пресловутые «корзинки»,
Прожиточную милостыню ждут.
А в них в подарок - призраки свободы.
Свободы жить с рождения рабом.
Взахлёб прихлебники поют со сцены оды
И оскверняют храмы, отчий дом.
Хозяев жизни прославляют хоры,
Сквозь хруст купюр и злата алчный звон,
А между тем, «возвышенные» воры
Награбленное, тащат за кордон.
Здесь чад и дым, огонь лесных пожарищ,
Здесь, где витал России светлый дух.
Где он теперь - мой брат, мой друг, товарищ,
Опять распят на перекрёстке двух…?
Который раз мы оскверняем души,
Кумиров возведя до статуса богов.
Опять бессилие гнетёт и душит,
Спасти как от разора отчий дом?
1993г.
ХРАБРЫЙ ВОИН.
Храбрый воин, храбрый воин собирается в поход,
Надевает он кольчугу, в руки острый меч берёт.
В сбруе, в кованой уздечке подвели ему коня,
А расшитую попону подает ему жена.
Замолчали в страхе дети, утирает слёзы мать.
И собрАлись все соседи в путь нелёгкий провожать.
Храбрый воин, храбрый воин ждёт его тяжёлый бой.
"Так ответь мне, храбрый воин, на вопрос мой непростой.
Что тебе чужая доля, что тебе чужая воля,
Для чего тебе война?"
Но пожал плечами воин и высоко поднял бровь.
Промолчал он удивлённо, закипела в жилах кровь…
А в степи , на кромке моря, где волна о берег бьёт.
Тоже очень храбрый воин собирается в поход…
Бой ведут на бранном поле два отважных храбреца,
А над ними стонут в горе материнские сердца.
Двое юных, двое храбрых, двое сильных – спора нет.
Без конца, веками бьются, уже много тысяч лет.
ОТМЕРЯЮ…
Отмеряю километры,
Отбиваю в ритме шаг.
Вкруг меня бушуют ветры,
В этом мире все не так.
Где стандарт длины и веса,
Чтоб измерить силу лжи?
На глазах висит завеса,
А за пазухой жужжит
Песня злата. Жажда власти
Заглушила чуткий слух.
Вновь Мамоновские страсти
Правят миром, давят дух.
ОТМОЙ МЕНЯ, РУЧЕЙ.
Отмой меня, ручей,
Водою ключевой,
Отмой меня, вода,
От скорби вековой.
Отмой и унеси
Печаль земного света,
Чтоб больше не искать
Мне на неё ответа.
Смой след кровавых битв
И яростных сражений,
И доблесть всех побед,
И горечь поражений.
Невыносим мне груз
Тяжелого наследства.
Из века в век нести
Изломанное детство.
Отмой меня, вода,
От скорби вековой,
Яви мне мир иной.
В ДЕНЬ ПАМЯТИ
Колокольный звон, церковный хор-
Торжество, и нежность в каждом звуке.
А душа с непознанной наукой
Тянет бесконечно длинный спор.
Обрекаю я себя на муки,
Примирить я не могу с тех пор
Горькую обиду и укор,
И простёртые в молитве руки…
…Мать молилась, не смыкая глаз,
И не поскупилась снова вечность,
Похоронкой, траурною речью
Щедро небо снизошло до нас.
Поколенью каждому- война.
К рождеству, ну чем же не подарок?
Нам от детства выжженный огарок.
Память ещё горечью полна.
В сердце камень, горе не сотрёшь.
Я прошу не для себя у неба:
«Сделай, чтобы злобным мир наш не был,
А потом уже грехи сочтёшь».
КТО НЕ УМЕЕТ ПРОЩАТЬ…
Кто не умеет прощать, пусть тот,
точит острое жало.
О любви начинаю писать-
её на земле так мало.
И, сжигая все разом грехи,
до самого дна, дотла,
Уже сочиняю опять стихи
о силе добра, без зла.
В патоку нежных слов окуну
цветочек любой, ветку.
Стихи свои в фантики обверну,
как леденец - конфетку.
Строкой возвышаю вновь и вновь,
хоть до седьмого неба,
Любого за ласку и за любовь,
только бы злым он не был…
Мне бросят в лицо: «Вот ещё псих,
если бы было так просто.
Стих разве сможет выправить жизнь,
пусть даже не рифмоплетство"?
Прощаю ему безнадёжность эту,
опять ищу верный слог.
Вторую щеку подставляю свету,
лишь бы закончилось зло!
ОСТЫЛА Я К ПОЛИТИКЕ...
Остыла я к политике и к битвам.
Мне бы герань и розу, чуть тоску
И небу всуе не творить молитвы,
А лишь припасть к прибрежному песку,
Из ручейка черпнуть воды ладонью,
Бродить с тобой и снова чушь плести.
Утешившись в своём любимом доме,
И дальше жребий тихий свой нести:
Любить и ждать, и засыпать в объятьях,
Укаченной, в неприхотливых снах,
Проснуться и блаженно улыбаться,
Что снова день и он в моих руках.
Исполнив скромное предназначенье,
Чтобы герань мне подарила цвет.
А, что герань - пустое развлеченье,
Уже кричали мы на целый свет…
С экрана ложь рассыпалась, как бисер.
Осипшим криком кто-то горло рвёт.
Я выключаю мерзкий телевизор-
Волной он по герани больно бьёт.
1996г.
ГОСПОДА.
Беззастенчиво бока
Обнажили облака,
Обнажили, распластали
И...на солнце загорали.
-Господа, ведь так нельзя,
Стынет бедная земля!!!
Облака собрались в кучи,
Превратились сразу в тучи.
И дожди из них полили,
Лили , лили, лили, лили.
Промочили всё насквозь-
Заржавел последний гвоздь.
Ржавый гвоздь достался нам,
Остальное господам.
Прихватив всё, господа
Разбежались, кто куда.
КАСПИЙСКОЙ ВОЛНЕ
Волна, со мной поговори.
Ты знаешь истину , конечно.
Вода, всё в памяти храни,
Что забываем мы беспечно.
К тебе утешиться пришла,
Я дружбой дорожить умею,
Когда-то для меня была
Ты детства вольной колыбелью.
Теперь другие времена,
Смятением наполнен ветер.
Забыты наши имена,
Мы здесь, как не родные дети...
Ладони в воду опущу,
Она сквозь пальцы просочится.
Пусть всё, о чём теперь грущу,
В морской пучине растворится.
Под моря шум и плеск, и рокот
Я успокоюсь до конца.
Есть у воды великий опыт
Лечить разбитые сердца.
1999г.
Я ПОМНЮ…
Я помню, по мосту от радуги рассвета
Стекали краски в рЕку, как с ведра.
Я любовалась. Где же было это,
В той жизни или только лишь вчера?
Как смУтна память, как бедна тонами:
-Река всё там, с названием Нева?
Я вам скажу, но это между нами:
-Как странно, что она ещё жива.
Санкт-Петербург и Ленинград,не помню,
Что было раньше, что пришло потом.
Там я висела над обрывом тёмным-
Меня подняли раздвижным мостом.
Я не успела проскочить, промедлив,
Чуть задержалась в судьбоносный миг,
А прошлый век, он цепок был и въедлив,
Не отпускал. Я не сдержала крик.
В меня вонзилось острие металла
И я раскрыла слабую ладонь,
Но что-то в невесомости держало,
А по реке кровавый плыл огонь.
На той и этой стороне разрыва:
Огни те различались по цветам.
Там в октябре моя замёрзла слива,
Но в это ль лето или в те летА?
А, может быть, я всё ещё на дЫбе,
И над гранитом не сошлись мосты?
Вот яхта белая идёт на волнах,"дыбясь".
Кто правит паруса, не я? Не ты?
Так значит нет меня, скорее даже нас
Ни на корме, ни в светлом небосводе.
Висит луны огромный, белый глаз,
Раз вижу, я жива, как будто, вроде.
2010г.
МОИ ГОДА.
Свои года не стану принижать
И малевать искусным макияжем.
К ним присмотрюсь, быть может, уважать
Смогу, за опыт прошлый, прямо скажем.
Я с ними съела соли пять пудов
И хлеба пополам до самой крошки.
Я не витала в облаках из снов,
Хлебнули мы и горя полной ложкой.
Пусть попрекнут, что жили мы тогда,
Наивно веря, в будущее счастье,
Не смею укорять ушедшие года-
В них мой бальзам от нынешних ненастий.
Да, верили, что рядом друг и брат,
Да, открывали настежь двери дома.
Был каждый не добром своим богат,
И в душах не было такого перелома.
А если было, кто теперь судья,
Пред кем сегодня надо повиниться,
Кто друг, кто брат, товарищ и кто я...?
Но заново, увы, нам не родиться.
В НОЧНОЙ ТИШИ.
В ночной тиши я слышу шёпот
Из раскрывающихся губ.
То шум столетий, тихий ропот,
То звуки Иерихонских труб.
Пройдут года, тысячелетья,
Я узнаю всё ту же суть.
Осады, битвы, лихолетья...,
Так смерть свой продолжает путь.
ПЕТУШИНЫЙ БОЙ.
Лезвие, что поострей ножа
Прикрепили к петушиным шпорам.
Молнии сверкнули вдруг в глазах
Птиц ,приученных к кровавым спорам.
Встала в круг толпа беснуется, хохочет
И несётся гогот, крики, брань.
Ставят ставки те, кто прочит
Получить от смерти дань.
Дикость застывает в этих лицах,
Замирает, бровью не ведёт,
Падает израненная птица.
И вторая кровью изойдёт.
Вновь несётся озверелый рёв
Из веков восставших дикарей.
Возбуждает пролитая кровь
Этих одичавших нелюдей.
12 ИЮНЯ.
В сером мраке отблески грозы,
Прожигая небо, остывают.
Это только лишь всего азы,
А наука следом поспевает.
Гром ломает небеса на части,
На куски, а разум на излом.
Только что безоблачное счастье
Уплыло с безудержным дождём…
Так гремел и лектор на трибуне-
Истину кроил на новый лад.
Было это в ласковом июне
Неужели двадцать лет назад?
А что будет, нам споют метели,
Нам, не признающим этот быт.
Страусом в песок бы, в самом деле,
Только вот песком не будешь сыт.
АХ, СКАЗКИ ДИВНЫЕ ВОСТОКА.
Там с древности сады цвели,
Благоухали ароматы,
Услада слуху их рулады-
Эмирам пели соловьи.
Негромко вторил барабан
И кяманча, звенели тары,
У дев прозрачные шальвары
Являли взору тонкий стан.
Дымился медленный кальян
И гости пальцами щелкали.
Вкруг танцовщицы им плясали
Их предлагал на выбор хан:
«Ещё здесь сладость, вот шербет-
Всему есть время, чуть терпенья»
Вносили слуги угощенья
И рубаи читал поэт…
Они не повторились ли ,
Те, сказки "дивные" Востока?
Там слёзы горькие потоком
У русских девушек текли.
Как дальней родины снега,
Открытый лик невольниц бледных,
Но слёзы дочерей неверных,
В любовных играх – жемчуга.
Арабская не смыта вязь
Среди нечитанных каменьев:
«От слёз невольниц-дев гаремных,
Здесь солоней вода в сто раз»
1995Г.
А НАМ ХВАТИЛО Б МАЛЕНЬКОГО ПОЛЯ.
А нам хватило б маленького поля
Цветущих хризантем – от бога в дар.
Но, видимо, на всё господня воля-
Бьёт в окна свет автомобильных фар.
И чад и гул. Проезжая дорога,
Уставшая, несёт потока груз,
А в сердце заползла уже тревога:
Не выдержу, рассыплюсь, расползусь.
Но небо смотрит пусто, безучастно,
Растёт в душе чернеющий разлом.
Как тяжко, больно, было это часто ,
Летело всё в тартарары, на слом.
А нам хватило б маленького поля
Цветущих хризантем от бога в дар.
Какая часть - моя от боли доля,
Отмерит кто, кому от Божьих кар?
ГОЛОС МАТЕРИ.
Я мать, я родила, взрастила сыновей.
Своей любовью, молоком вскормила.
Ловила каждый вздох и всхлип среди ночей
И берегла, лелеяла, любила.
Дороже света мне их каждый ноготок,
Я не дала б и волоску упасть.
Кто ты, нагрянувший с Европы на Восток,
Чтоб землю жечь и жизнь нашу забрать?
Не мог ты знать, что мы любовью живы,
Шёл за добычею, как в тёмный век.
Гонимый злом и жаждою наживы,
Не знал, чем горд советский человек.
Восстали сыновья, родные дети
И падали бесстрашия полны.
Никто, вы слышите, никто на свете
Не смеет называть их жертвами войны.
Мы победили. Да, огромной кровью
Пропитаны поля земли святой,
Да, мы сгорали огненной любовью
К вам, к поколеньям Родины одной.
Я мать, в себе несу имён громады.
Мне поминать и вновь напоминать.
Вам зажигать огонь свечи, лампады
И имена на мраморе читать.
Чтоб не кровавый был ваш путь, а Млечный
И, не дай Бог, нам память запятнать.
А Родина у нас одна навечно,
И невозможно Родину отнять.
9 мая 1995г.
БУДЬ ПРОКЛЯТ ТОТ…
Будь проклят тот,кто первым бросил камень
И грех братоубийства совершил.
Жил ,говорят ,на свете подлый Каин,
Но кто-то же его благословил.
Будь проклят тот, кто в злобе затаённой
Кровавой мести жажду утолил.
Но кто-то же назвал его героем
И наперёд грехи все отпустил.
Нагромоздили из камней курганы.
Они уже поднялись до небес.
Не разберутся сыновья, кто правы,
Ну,а кого опять попутал бес.
На братские могилы ставим плиты
И оставляем в память письмена.
И в горе, уповая на молитвы,
Читают матери на камнях имена.
Летит Земля, но путь её не Млечный,
Кровавый шлейф из горя и нужды.
Но кто же, кто обрёк её навечно
Нести свой крест насилья и вражды?
А С НЕБА ПАДАЛА ЗВЕЗДА.
А с неба падала звезда,
Вниз истекая, угасала
И где-то зА морем упала,
И там исчезла навсегда.
Но долго след ещё горел-
Её прощальное послание
Или последнее желание-
Хоть кто-нибудь, чтоб пожалел.
Кто отпустил одну, да в ночь
Через небесное пространство?
И там нет в дружбе постоянства,
И там никто не смог помочь...
Горели звёзды, как всегда,
А небо тихо промолчало,
Что звёздочку не досчитало
Средь миллиардов - не беда.
НЕ ОТРЕКАЮСЬ.
Не отрекаюсь от того, что было,
Хотя там было что-то и не так.
Всё временем, дождями всё отмыло,
Но …в глубине осталась мерзлота,
Та вечная, лишь только тронь буравом,
Взрывается сжигающим огнём.
И вылетало, и не раз, вулканом,
И рушились мосты, а мы идём,
Посыпав пеплом головы и души,
И снова не туда, путём не тем.
О, если б знать, где истина, что лучше,
В какую сторону и с кем?
Стою на перекрёстке, как ребёнок,
Ещё не научившийся ходить,
Подстриженная , под одну гребёнку,
Когда стоял вопрос: «Быть иль не быть?»
Когда тряслась под канонаду люлька
И мать жевала с голоду сакыз,
Отца догнала всё же в поле пуля
И небо саваном упало вниз.
Кого винить, как каяться, не знаю,
Себя корить, всю душу бередя?
Кого-то кровь волнует голубая,
Но у меня, багряная, всегда.
Мне говорят: "Не совершенно время.
Пора уже, наверно, повзрослеть".
А я несу, пригнувшись, злое бремя,
Уже готова память всю стереть.
сакыз- чёрная резина из нефтепродуктов.
В ДЕНЬ ПОБЕДЫ.
Гвоздики свежие на плитах-
Они послание любви
Тебе , солдат , ты не забытый,
Ты в вечной памяти крови.
И ты был молод и беспечен,
И над тобой пылал июнь.
Но в тот далёкий , страшный вечер ,
Ты не успел сказать: «Люблю»!
Твои рубиновые звёзды
Горели в башенках Кремля.
На свет их шёл ты эти вёрсты
И до сих пор в рубцах земля.
Тебе б шагать сейчас в шеренгах,
В день поминания отцов.
Но ты, солдат- уже легенда
В сердцах сегодняшних бойцов.
Победные твои знамёна
Украсят сёла, города.
Мы вас вписали поимённо
В скрижали мира навсегда.
МЕЧТАЮ...
Замолкнут военные горны,
Затихнут шальные ветра,
Прилягут усталые волны,
Уснут в тишине до утра.
И звёзды тихонько, как будто,
Не смея нарушить покой,
Расскажут про тихое чудо,
Разлившееся над землей.
Ах ,если б, свершилось, навечно,
Чтоб жизнь без насилья была,
То наши усталые плечи,
Накрыли б два белых крыла.
Без злобы, без жажды наживы
Над миром смогли б мы летать.
И были б солдаты те живы,
Которых, устали мы ждать.
ГДЕ-ТО ДАЛЕКО, ДАЛЕКО.
Где-то далеко, далеко
Горы поднялись высоко.
Подожду, когда подрасту,
Я до них ещё доберусь,
К облакам ворвусь.
На вершине солнце печёт,
Автомат сдавил мне плечо,
Надо мной плывут облака
Взять бы, как мечтал за бока,
Не до них пока.
С потом кровь смешалась, течёт.
Бог ли в бой послал или чёрт,
На земле чужой воевать,
Душу злобою осквернять,
И друзей терять?
Круто мне, друзья, повезло-
Жив остался чёрту назло.
Я к себе вернулся домой,
Я ещё совсем молодой
С головой седой.
Где-то далеко, далеко
Облака плывут высоко.
Жду теперь весенних дождей,
Но в чужих горах, средь камней
Кровь моих друзей,
ПЕРЕД ВЫБОРАМИ В ДЕКАБРЕ
Застывшие в стагнации,
На снежном полотне,
Черным - черны акации.
Тревожно что-то мне:
От белого , до чёрного
Всего-то два шага,
Их сделать легче лёгкого,
Молясь своим богам.
А в ветках перекрученных
Бушует воронье
И в криках их заученных
Бахвальство да враньё.
Горланят резко, истово-
К ним так приучен слух,
Что тонет в шуме истина,
Захватывая дух.
ПУТЕШЕСТВИЕ.
Квартира коммуналка - не чертоги.
И жизнь прошла в вагонах и в дороге.
А от Москвы до Дальнего Востока:
Мосты, под ними рек текут потоки.
Туннели, города, посёлки, веси.
Воображенью не под силу, если
Подумать только строили тогда
В голодные, жестокие года
На совесть, на века и не за страх.
Теперь всё рушим мы и переводим в прах.
За что Россию так не любит Бог-
Просторы дал, а вразумить не смог?
ПОЭТУ Н. ЗИНОВЬЕВУ.
За свой народ, в час искупленья,
Поэт, душою ты страдал.
Народ в минуты просветленья
Кивал согласно, но молчал.
В народе - призрак оптимизма,
Мол, не дадут упасть без сил…
Ведь от стола капитализма
Дают нам пенсию - костыль.
МОРСКАЯ УЛИЦА
Проскользнула к морю лентой узкой
улица в тиши.
Лишь прибой холодным, зимним утром
слышит песнь души:
"От строений модных тени грозны-
монстры в белизне,
Стены крепкие как монолиты,
не пройти луне.
Блики лишь на куполах и сводах,
в темноте земля.
То ль хоромы это, то ли дзоты,
вот близнец кремля.
У гостиницы, где двор под плиткой,
выжжены сады.
Только виноградник, как от пытки,
свит на все лады.
Площадь склона, отгороженная чётко,
никнет, как в тюрьме.
Отдана, на откуп, без учёта,
адреса во тьме.
Я теперь попалась в бизнес-сети,
в стенах крепостных.
Думала, курорт здесь будет детям,
нынче не до них".
ПЕРЕДЫШКА
Не спорю нынче я по мелочам,
Застыл в молчании мой зрелый голос,
Поник под бременем, как спелый колос,
Даю я отдых боевым речам.
Уже в сединах чернота волос,
Но предо-мною сложные дилеммы
И более насущные проблемы,
Важней газетной пестроты полос.
Почти покойником мой прошлый век,
Лежит, и ледяной покров не тает,
И коршунов разнузданная стая
Клюёт глаза у не прикрытых век.
И не узнать теперь его лица,
Искажены черты , язык немеет,
И в жилах кровь уже не пламенеет,
И гаснут старой гвардии сердца.
Но у виска ещё терзает боль,
За то, что прахом истина сокрыта,
Она блуждает словно в лабиринтах,
Где мысль и чувства разъедает моль.
Зато из пепла выполз вновь буржуй,
Под вой ветров цепляется за руки,
На адовы готов за "кресло" муки ,
Выпрашивая "голос", как холуй.
Не время пустословью и речам.
Разноголосица газет претит мне.
Пусть льёт елей слащавый мой противник,
Есть время тишины и отдыха мечам.
В 91-ом
В 91-ом вылезли Вараввы,
Из затаённых щелей, тёмных дыр,
Установили правила и нравы,
Стал вороватым старый добрый мир.
Всё можно, здесь Вараввам нет запрета,
Правитель до горячки опьянён,
Которая зима сменяет лето
Под стон и плачь, под колокольный звон.
Открылись все запретные кордоны,
Идёт делёж, передрались зятья,
Но закрома страны ещё бездонны,
А вору не грозит пока статья.
В советчиках заморские магнаты,
Прельщает их наш золотой запас.
А олигархам в новые палаты,
Позолочённый ставят унитаз.
Пальба, разор, разгулы без предела.
Прибавкой к пенсии закрыли людям рот,
Как в оные года, на самом деле,
Безмолвствует заморенный народ.
Не тянет груз прожиточной корзины,
Не жирный кус, в ней- скудная еда,
Но в ней лежит замедленная мина,
Взорвётся, будет поздно, господа!
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Идёт Гражданская война,
Не на фронтах, а на бумаге,
И всё ж, в дискуссиях она,
Полна и страсти и отваги.
Между людьми водораздел,
Стоят незримые преграды,
А у вражды, один удел,
Воздвигнуть снова баррикады…
Проснулись, все мы - господа,
Но не дают покоя корни,
Ведь в жилах кровь, а не вода,
А кровь взывает к мести кровной.
И родословная вопит,
Глядя с портретов в старых рамах,
И позолотою горит
Обида за родню у дамы.
А у крестьянки боль в спине,
Как будто от побоев графских-
Прабабка ходит к ней во сне
И плачет «от хозяйской ласки».
Писатель как-то вспоминал,
Так, словно, жил он там недавно:
«Купец взаймы товар давал,
Расписке верил, жили славно.
И был народ в душе с крестом,
Не пил, не дрался беспробудно,
А беды все пришли потом,
От «красных», бес их всех попутал».
Объявлен был прощенья день,
Простили правых, виноватых,
Исчезла, будто даже тень,
От всех несчастий бесноватых.
От всех сегодняшних бандюг,
До извергов времён Нерона,
Почти сверкали нимбом, вдруг,
Свалилась святости корона…
Не счесть всех истин до сих пор,
В глазах от истин боль и слёзы,
А из страны свободно вор
Вывозит нефть, алмаз, берёзу.
1995г.
СМОТРЮ ТЕЛЕПЕРЕДАЧУ
«Мы строим "НЕКОЕ" государство»,-
Сказал из «телека» оратор,
И рыжий чуб кивнул согласно,
Сияющий и весь атласный.
« А это «НЕКОЕ», что значит?»-
В экран я прокричала громко,
От умиленья диктор плачет:
«Названья нет тому, тем паче,
В стране всё будет поэтапно:
Ограбим, всё до основанья,
Проснёмся,и уже внезапно,
Зажаты миллиарды в лапах.
Тащить,так сразу всё и оптом.
С деньгами рай, друзья, повсюду,
И за кордон сбегут галопом
Все господа и их холопы.
А, может быть, и не сбегут,
Страна вся станет заграничной.
Всё будет хорошо, всё - гут!
Народ утонет в обезличке.
В учебники - другие темы,
Столетье прошлое сотрём.
Нет прошлого и нет проблемы
Мы смело в «НЕКОЕ» взойдём.
А кто помянет, вон из класса!
Да, ведь учиться будут дети,
Лишь тех, кто закупить согласен,
Дипломы в университете.
Пусть неудачники судачат,
Взывают к совести и чести,
Весь мир так строит, не иначе,
Где «НЕКОЕ» без кражи, мести?
У нас нет горевать причины,
Останутся тут «деревяшки»,
Хрущёвок плоские личины -
Из века прошлого, близняшки.
Для бедноты и то наследство,
Когда помрут все старики,
Глядя, как строят по соседству
Воры сынкам особняки.
Они из грязи, сразу в князи,
Парят их царские чертоги,
А для народа плохо разве,
Коль у хозяина есть связи.
Помещик не смыкает веки
В тусовках - сутками в заботе,
Чтоб не остались без опеки
Угодья и леса, и реки.
Чтоб, не дай бог, Ванюшки, Пети
В лес не забрались по грибы.
В те времена и даже в эти,
У батраков, ужасны дети.
Пробраться могут сквозь заборы
На море в жаркий летний день,
Как удержать такую свору?
Улаживать придётся споры
И к новым приучать условьям-
Кто не хитёр, тот и дурак.
В хоромы - высшее сословие,
Всех остальных,опять в барак.
Но мы завидовать не будем,
Так тяжек их господский труд.
К тому ж, они-свои все люди:
Министры, прокуроры, судьи,
Давайте жить, ребята, дружно
И не смотреть в чужой карман.
Для этого всего-то нужно,
Поверить в этот не обман».
Ведущий объясняет ясно,
Оглох, не слышит голос мой.
Кричать в экран, увы, напрасно
Жизнь у господ всегда прекрасна,
Какой бы не явился строй.
МОЙ СЛОВАРЬ
Господарь - от Господа дар-
На шею ярмо из сословий и кланов,
Чтоб легче тащить, как стадо баранов,
Народ, обезличенный в яр.
12 ИЮНЯ
В сером мраке отблески грозы,
Прожигая небо, остывают.
Это только лишь всего азы,
А наука следом поспевает.
Гром ломает небеса на части,
На куски, а разум на излом.
Только что безоблачное счастье
Уплыло с безудержным дождём…
Так гремел оратор на трибуне,
Истину кроил на новый лад.
Было это в ласковом июне,
Неужели, двадцать лет назад?
А что будет, нам споют метели,
Нам, не признающим этот быт.
Страусом в песок бы, в самом деле,
Только вот песком не будешь сыт.
ПАМЯТИ.
Вот снова память копошится в прошлом
И тащит за собою бремя ноши.
Когда-нибудь её я в Лету сброшу,
Во мрак ночей.
И что не жить сегодняшним мгновеньем,
Не возвращая старого виденья,
Простить теперь гордыню и смущенье
В сиянье дней?
Прости, уже тебя не воскрешаю
И будущим себя не искушаю.
Мне дали миг и я туда вмещаюсь.
Мне не мешай , не смей!
МОЁ ПОКОЛЕНИЕ.
Дыхание своё не ощущаешь ты,
Не чувствуешь и пульс сердцебиенья,
Моё отринутое поколенье,
Бессильное, средь алчной суеты.
Твои иллюзии, твои мечты-
Всё превратилось в жалкое рубище
Ты в в этом мире стало просто лишним,
Когда завяли грёзы, как цветы.
А где тобой взращённые плоды,
Тебе лишь выжимки от выпитого сока?
Уже венчают нового пророка.
А кем присвоены твои труды?
И не вздохнуть , и не испить воды
Из прошлого, а без него ты нищий.
Распределять не может так Всевышний-
Нам труд и скорбь, им райские сады?
Что ХХ1 век несёт нам?
У Нового Века , взгляд старый на мысли и вещи.
Ещё не поживший, свой голос считает он вещим.
Двадцатого- идолы, вмиг превращаются в пыль.
О, юный глупец, он истратит напрасно свой пыл.
Что нового вносит, из самодержавного быта?
Повылезли старые силы, что были когда-то сокрыты ,
Сословности , но и оттуда посыпалась моль,
А Век нам внушает, что это земли русской-соль.
Почти оглушил, сотрясая святыми словами,
Что хлеб и свободу, и землю разделит меж нами.
Разделит любовно, при строе -на страже закон,
Но Век, оголяя Россию, всё тащит с неё за кордон.
Век требует скидку, мол, молод, есть время учиться,
Но, как ученик нерадивый, не хочет трудиться.
Вернее сказать, мы проспали дитя, кем он стал?
Прислужник Момоны , освоил сполна пьедестал.
В Двадцатом, наверное, были мы в чём-то неправы,
Но этот, успел показать свои хищные нравы.
Осыпан с призывов давно нафталиновый прах.
Обидно, и этот потерпит от алчности крах,
Когда без идеи останется голым и нищим,
А меж Временами без пользы а, может быть, лишним,
И спросят потомки: «Что нового Век породил?»
Пока очернителем светлой идеи прослыл.
Свидетельство о публикации №113103003407