Лирический триптих

Грустная женщина

Листьями жёлтыми устлана
серая плоскость скамьи.
С краешка с томиком Брюсова
строгая дама сидит.

Волосы в валик уложены,
шарфик, завязанный в бант.
Модна всегда и ухожена,
стиль – её главный талант.

Шляпка с вуалькой в горошину,
тонких перчаток сафьян…
Столько в той женщине прошлого,
сколько здесь, в парке, полян.

Кем-то, наверное, брошена.
Нынче?.. Да нет же, давно!
Грусть уже временем скошена,
выцвело жизни панно.

В думах – виденья прекрасного,
юности славные дни.
Руки любимого властные…
«Боже его сохрани!..»

Вот он пред нею – видением,
всполохом женской зари.
В нежном сирени кипении
ангелом счастья парит.

Было и сплыло!.. Впервые ли
носит развод свой как крест?
Грустная женщина – сильная.
Но одинока, как перст.

…В зеркальце смотрит украдкою:
жёлтый бушует покров.
Листик кленовый закладкою
падает в сборник стихов.


Миг объяснения

Как много в мире слов затёртых!
Звучат привычно, без помех.
Карьере, лжи они – эскортом.
В себе их носит пустобрех.

«Отчизна», «мать», «любовь», «присяга»,
без сердца сказанные, – фальшь.
Как с самогонкою баклага,
как лживый голос, сиплый кашль.

Высокие слова – брильянты,
они чисты как первый снег.
С небес творят их музыканты,
кладут их скрепами навек.

Они – любимых губ касанье,
воды из родника глоток,
молитвенны и святы знаньем,
начало жизни и итог.

Когда слова проникновенны, 
от них вибрирует язык,
и я, коленопреклонённый,
целую нежно милой лик.

Нецелованные губы

Нигде нас нежности не учат.
Да разве можно научить?
Она – паденье с горной кручи,
разрыв дыхания в клочки…

Я в зеве тёмном антресолей
нашёл заброшенный архив.
В нём снимок: я в обнимку с Олей,
мой взгляд на Олю шаловлив.

Согнулась, пожелтела фотка.
Среди бумаг, среди газет
как артефакт ценна коробка –
далёкой юности привет.

Такая нежность вдруг поднялась –
приливной чистою волной.
Казалось бы, пустяк и малость,
но вот… и трепет, сердца сбой!

Как долго, с жизнью, зрела нежность!
С высотки лет и взгляд иной.
Сулит прозренье неизбежный
побег из «ямы долговой».

Разбудят сердца память трубы,
огонь в груди расшевелят.
И нецелованные губы
порыв сегодняшний простят.