Басня о Тридевятом царстве

БАСНЯ  ПРО  ТРИДЕВЯТОЕ ЦАРСТВО

В одном тридевятом царстве, где народ испокон веков жил в страхе и послушании, вдруг, как будто по мановению волшебной палочки, разразилась Большая буза! И смела та буза всю ихнюю илиту: и царя с царевичем, и всех князей с князевичами, и очень многих пацанов-паханов. 
А в то время, в царстве-государстве проживали три, можно сказать, неразлучных приятеля: Емеля, Захар, да Пётр. Емеля – это был совсем наш паря! И щи-то он только лаптем хлебал, и денег он сроду не видывал, однако и блоху мог, коли надо, подковать. То исть, руки-то у него, как-бы, бы-ыли! Просто о будущем он никада не задумывался, да и водку любил пуще жизни – ну это как обычно бывает в наших, родных до боли, пенатах.
А Пётр – о-о-о! Тот парень себе на уме! И правил-то он был строгих, и принципов гранитных, и смелости в нём было много больше, чем ума. Такие всегда за идею, да за правду готовы – и на дыбы, и на дыбу! В народе их по разному кличут, кто героями, а кто и горлопанами! Это ведь тоже зависит: с какой стороны глянешь. Ежели снутри, да близко к сердцу, то он конечно и всенепременно – герой! Ну а ежели со стороны, да с пониманием нутрянной сути процесса, что любая буза всегда на руку хитрованам и горлохватам всех мастей, то такие энтузиасты сразу же начинают выглядеть, совсем как распоследние мечтатели и дураки – и тут не поспоришь!
А вот Захар – тот не так прост был! И принципы его были подвешены на мягкой, с большим люфтом, подвеске, чтобы не сильно трясло и мотало на жизненном пути! И деньги то он любил, как детей родных, и «р-ре» говорил то чётко и правильно, а то начинал внезапно картавить да грассировать – ну а это напрямую от ситуации зависело! И тогда наш Захар, ей-богу, Захарией себя рекомендовал, во как! В вот такой продуманный этот паря был. Их, этаких, в народе не шибко любют, но за советами всё-равно к им ходют, а уж када дома денег нема, то и за деньгами, опеть жа – к им! И правила тада сильно упрощаются: берёшь рупь чужой, а отдавать придётся два своих!
Так вот, я и говорю: буза началась. Не везде, конечно, Амперия наша вона какая огромённая! В деревнях, там, понятное дело, тихо сидели в своей вековой истоме. Там ить, када их не убивают и не грабют, смирно сидят по домам, или землицу пашут, или праздник празднуют, и очень редко, чтоб кто кое-кого по харе хряпнул! Ну а в городах, там – да, там голытьбы много, тама оно всё и началось! А ты, мил-друг, знаешь хоть кто такая «голытьба»? Поди нет? Ну так я расскажу тёмному…
Голытьба, брат, это практицки – философский взгляд и цельное мировоззрение! Не веришь, поди? А зря. Правду говорю. Вот смотри, скоко тыщ лет существует человек – мно-ого, так? Так! А голытьба была всегда! Это о чём говорит? О том, что этот образ жизни и мЫшления – жизнестоек и вполне приспособлен к выживанию и размножению – так? Так! Как бы хорошо ни шли дела в государстве, как бы счастливо не жил народ, а полуодетые и вечно пьяные всегда были! Ну ничо ты с етим не сделаешь! Хочут оне так жить… и будут! А почему? - задавался таким вопросом? А потому, что у его, у голодранца у етого, с утра первая какая мысля, а? А – вот: где бы, чо бы найти, да опохмелиться!!! А, как день начнётся – так он и заканчивается. Это ить оне, горлопаны голодраные, придумали формулу щастья свово: с утра выпил – весь день свободен! Вот так-то и гуливанят оне всю жизню: от рождения, где-нють в углу кабака-забегаловки и, практицки, до самого заката. То исть, пока его не закатят под лавку в шинке, чтоб, значит, не мешал живым к шинкарю за пойлом ходить.
Так вот, возвращаемся из экскурса, как говорится.
Города, значит. Что это такое? С одной стороны, это такой способ существования человека, а с другой – форма существования цивилизации. И вот эти две формы так переплелися, что и не оторвать одну от другой! Полезешь за цивилизацией, за ней вытащишь человека, какого-никакого, потянешь человека – вытащишь кусок цивилизации. Это как палец из носа: нельзя извлечь без сопли! Да и те – разныя бывают. Доходчево? Ну и хорошо.
Вот как раз в таком самом городке, каких много по всей Рассеи-матушке, и проживали наши три приятеля: Емеля, Захар да Пётр. И жили-то они в одном квартале, и родились в один год, в одну школу церковно-приходскую ходили – ЦПШ их называли, одни учебники в котомках носили… а выросли разными. Так бывает. Ведь на соседних грядках и под одним дождём растут и матереют, а вырастают вовсе разные фрукты – так вот и здеся.
Када буза затеялась, парни наши уже большенькими были. Практицки, мужиками, такими охряпками – поросят об их убивать! Ну вот, озадачились они, мол чево делать-то, куды грести, к какому берегу? Тада все об ентим задумывались, кроме, может тех, кто тую бузу затевал.  Хотя, ежели по честному про наших-то, то задумались токо двое из трёх – Пётр и Захар. Потому как Емеля для себя решил: бузу бузить – токо нервы тратить! Пущай бузотёры меж собой разгребутся, а там, глядишь, и хозяин найдётся! А там и порядок наведут. Вот с ентими мыслями он и не стал влазить во все те мутняки, а работу работал, попивал себе бражку, да покряхтывал на печи!
Ну што сказать про Петра? Вдумчивый парень, правда недалёкого ума! Так: на завтра ещё хватает, а на послезавтра – уже ничо не видит. Но считает себя, при том, и образованным и умным, а втайне от всех ещё и стратегом-тактиком! Ведь, как-никак, ЦПШ за плечами, да почти два курса реального городского училища. Потому-то с самого началу он и склонялся к мысли о несправедливости человеческого мира – ведь ему ничё не обламывалось по праву рождения! Ну и конечно выходило: несправедливо и гнусно устроен такой мир! Всё понятно, вот токо как выбрать – к кому в лодку лезть? Кабы не ошибиться… да не пролететь мимо правильной лодки!
Пока он раздумывал, да рассматривал с кем ему в сотоварищи пристать-прилепиться, буза стала менять и всю форму свою, и содержание: из простой и почти бескровной заварушки, она ить превратилась в свирепую мясорубку! А всё оттого, что новый игрок в еёном чреве объявился: большаки – так оне себя называли!
И стали те большаки климат в стране менять. Начали оне, как обычно – с вранья. Сообщили всем, будто всё делают для народу, исключительно для его – любимого! И землю-то отбирают от помещиков и всех других богатеев только для того, чтоб отдать-подарить её крестьянам! И фабрики с заводами у капитала отымут токо с единственной и благородной целью – передать их тем, кто тама работает! По ихнему получается, что моря надо передать морякам, а деньги – банкирам – так что ли?! Вот такие, понимаешь, благотворители оказались-показались большаки те! Да, и это ишшо не всё! Они ведь даже грозились (мамой клялись), что полное равноправие всех мастей установят: мол, правители станут равны батракам, проститутки – честным девам, банкиры – мусорщикам, а мудрецы – идиотам! Ну как такое возможно – не понимаю я! Но, что было, то было!
Ну вот, однакось, дошли и до Захара. Этот-то сразу смекнул: большаки далеко пойдут! И шагают широко, и врут – масштабно, и крови не боятся! Он, Захария наш, первым и прилепился к им, большакам тем. А тама кто был-то? В основном: батраки всех мастей, заобиженные на всех у кого есть лишняя пара порток. Ну, ещё рабочие с заводов, те, что всегда на подхвате, да по самому низкому тарифу (у которых не хватало ни карахтера, ни умения выучиться профессии), и ещё там было много таких, как Захария, не шибко хорошо звук «р-р-р» говорящих.
Вот, значит, и устроилась у него, Захарки-то, жизня: днём на митингах, да манифестациях «в поддержку» и «против», а вечерами – экспроприации, экспроприации и экспроприации!  Хорошо, одним словом, зажил Захарка, прямо, как и мечталось ему! И авторитет стал набирать постепенно, ну и вес, конечно! Шутка сказать: до пяти килограммов в месяц!
А Пётр, тот всё сумлевался: то ли к эсерам податься, то ли к большакам?
Ты, однако-ть, не знаешь, в те годы эсеры были си-илой – да-а! Они, эсеры-то, вообще победили тада на выборах в Учредительное собрание – это ихний парламент был в те времена! Практицки, первую революцию делали они. И тогда же, конечно, заполучили много самых важных министерских постов в правительстве: и премьерский стул, и министерство внутренних дел, и ещё несколько министерств, а это реальная власть! Да и вообще: они были самой большой партией того времени в России, и многие людишки наши им верили: ведь они всё время говорили про справедливое устройство всей страны и государства расейского! К примеру, про то, как к социализму иттить, минуя капиталистический путь развития – во как! Ну, а про справедливость – это была любимая тема их. Однако на словах-то ить, и большаки того же будто бы хотели – незабыли ещё?
Вот он и сумлевался, наш Пётр: кому поверить, с кем иттить?..
Вы слыхали када-нють слово такое – стадный инстинкт? Есть, есть такое слово! Вот тута он и сработал: посидели как-то раз вечерком наши три приятеля-мечтателя, выпили, конечно, по 500 на брата, да и уговорил их Захар, можно сказать – сагитировал за своих большаков. А как тут не поддашься, коли он так угощает, а с кажным выпитым полустаканом, всё добавляется и добавляется горячее желание – токо давай! Вот к концу-то посиделок и вырулили они на конечную прямую: большаки – самая подходящая для голытьбы партея!!! Всем – туда!
Наутро Емеля не смог подняться. И это, в общим, понятно, у его, политически незрелого, мотивации не было… токо похмелиться…
Ну а Пётр – тот как огурец: зелёный, весь в пупырышку, но пришёл. Сам, без напоминаниев и дополнительных уговоров. Пришёл и записался к большакам.
И началась у его новая, понимаешь, жизнь! Утром, так примерно до обеда – митинги и всякие другие важные идеологические дела, разговоры, да мероприятия, потом, конечно, обед с отдыхом! Ну, а уж посля – как обычно: экспроприация… не скажу, чтоб все так-то старались, и конечно не кажный день, но обычно так и было. Вот день, два, три… неделя – походил к им Пётр, и чтой-то не пондравилось нашему новообращенному в ентим ихнем распорядке, как-то подташнивать его стало, прям, лихотит и лихотит!
Сначала думал: отравился чем, даже промывание делал водкой с солью! Нет – не помогло! И чем дальше, тем хужее. Решил: а отлежуся день-два, глядишь и полегчает! Ан, нет: и через день не полегчало, и через два… и понял он – не в тую лодку сел! Не тех товарищев выбрал себе! Потому не тот распорядок дня и совсем не те ощущения!
Так решил, и пришёл он к эсерам…
Правда, сначала ему там тоже сильно неспокойно было. А как ты хошь, все вокруг в чистой одёже, вежливые до противности: всё Вы, да Вы! На пол не сморкаются, да пальцы о штаны не вытирают. Не перебивают, пока ты все свои слова не выскажешь… но и себя перебить не дозволяют. В общим, один сплошной классовый враг, антиллегенция, можно сказать! Чижело с ими!
Но освоился Петруха там, стерпелось-слюбилось и даже пондравилось. Пондравилось, что такие вокруг разные все, а про справедливость одинаково говорят: и слова хорошие, и предложения-то дельные – их бы слова, да Богу в уши! А слова-то какие: и про свободу личности, и про народную землю, без права её продаж и покупок, и про твёрдые справедливые законы государства – всё как есть, чистая справедливость!
Но токо вот, тут большаки безобразить начали! Решились-таки оружием захватить всю власть, да всех противников своих – к ногтю, или к стенке, тут уж как получится.
И началось… Русские в русских принялись стрелять!!!  И даже особенно и не вникая кто на какой стороне! А просто так: у тебе лента ни того цвета, чем у мене – вот за это и получи маслину между глаз!
И кого в те времена на дорогах тех токо не было!! Белые, всех мастей и расцветок. Зелёные – вечно пьяные местные пацаны-бандюки. И чёрных анархов развелось, как тараканов, которые против всех других воевали! Ну и конечно, красные, которые тоже, всех граждан других цветов, к стенке сразу ставили без суда и следствия – чтоб другим инакомыслить неповадно было!
Вот такая, понимаешь, совсем безжалостная история разразилась!
Да-а, уж и полили они кровушки все вместе! Все старалися и никто в стороне не остался. И Антанта имям помогала, как могла, чехословацкий корпус потрудился не ленясь, ну и япошки – ни за картошкой приходили! Чего уж тута скрывать, все покуражилися в те годА! Но, однако, всякому гадскому времени – своё место и свой срок! Вот и тута – натешились-накуражились: кого червям скормили, кому руки-ноги укоротили, как смогли, и всем надоело до тошнотиков! Закончилась Большая буза!
Перешла она в подкожную стадию: гниёт-нарывает – абсцесс, вскрытие, дезинфекция! Вот тут-то и началось самое интересное – борьба под одеялом! Сопят-крехтят – ничо не видно, но понятно, что кто-то кого-то имеет.
ГПУ – слыхали такии буквы? Страшенные буквы! – если кто не знает!
А расшифровывается с птичьего, как: главное политическое управление. Ну, чтоб вам понятнее была её суть: ГПУ – это дедушка КГБ и папа НКВД! И мама – тоже. Вот ета самая ГПУ бо-ольшую роль в том сопении-кряхтении и играла! Чтоб уж совсем понятно было, можно про её сказать – тупой инструмент в руках свирепого стоматолога! Вроде зубила.
К чему я это? А к тому, что наш Захар, апосля Большой бузы, к концу которой дослужился своим рвением-старанием до чина комиссара, определился как раз в тую ГПУ. И тут всё понятно, никаких вопросов и нет: та же работа, но уже за деньги! А про деньги и Захарию вы уже помните…
Времена были чижолые… хотя, ежели подумать: а када они в царстве Тридевятом были лёгкими?.. Во-от и началась у Захарки новая эра жизни – борьба с тайным врагом! А ить, тайный-то враг, он такой: затаился и сидит, себя нич-чем не выдаёт, ждёт свово часу, чтоб нож, значит, в спину воткнуть! Вот и приходится того врага всячески склонять к откровенности… ну, это особый разговор. Об том на бегу нельзя…
К этому времени они, те друзья-приятели, потеряли уж друг-друга из виду. У кажного оказалась своя дорога в жизни и кажному – своя судьба. Это всё так… но бывает же такое – дороги сходятся! Вот и у их сошлися!
Емеля, тот, как мудрый пескарь, во время бузы старался не лезть на глаза властям, понимал – ничо доброго от того ему не будет! Однако и ему провоевать пришлось – а не хотел! Забрили его в солдаты белые. Время такое было: хошь-нехошь а в строй встаёшь! Ну есть, конечно… альтернатива – как говорят умудренные мужи. Это когда не в строй, а к стенке! Но так-то ить никто не хочет. Вот и пришлось чуток пострелять и Емеле. Недолго, правда. Убёг он оттель.
И не то чтоб бояка какой был – нет, не хуже других. Просто не желал он людей убивать низачто-нипрочто…  Потом, чуток попозже, правда, всё в ём стало постепенно меняться и стал он даже вслух иногда замечать, что некоторых персонажей, мол, неплохо было бы и укокошить! Чтоб всем другим полегше стало. Ну что тута сказать: диалектика в развитии! Это када количество тумаков переходит в качество мЫшления!
Он ить как рассуждал, наш Емелька: мол, главное – это честный труд, честные отношения меж людьми, ну и правильные законы государства, во-от. Наивно, конечно, но по сути – верно. Только мир этот не желает жить ни по правде, ни по чести, ни по божьим заповедям! Так-то вот всё устроилось на Земле! И честными словами здеся обуха не перешибёшь!
Ну и загрустил, конечно, Емелюшко, запил – чего от такой жизни ждать? Каких преференциев? Вот и запил от полной своей обиды, разочарованности и неверия! А када пьют, что делают, а? А много болтают! Смекаете, куды клоню?
А ты, мил-друг, учися, учися на чужом-то горе. А то ить на своём – придётся!
Во-от, так то всё и вышло: донесли добрые люди, куды следовает. А у Судьбы, видать, настроение было – поразвлечься! И за нашим Емелюшкой приехал… ну, правильно – он, Захарка – сукин сын!
Он, Захарка, тоже ить – не последний аспид! Ить не сам же выбирает, куды ему и за кем ехать, он харя подчинённая! Да к тому же и фамилия Емелькина в евоной памяти не сохранилось – уж слишком много через её, болезную, прошло разных фигурантов – ох, не к ночи помянуты будут! Да и фамилия Емели была самая, что ни на есть обнаковенная на Руси – как тута сдогадаешься? И понял Захария, куды он пришёл, токо када вошёл. А дверь-то ему открыла жена Емели, и троюродная кузина самого Захарки – Наиля. Ну что ж, работа есть работа. Деваться некуда! Забрал он Емелю. Это как обычно.
И с этого момента у Захарии возник конфликт интересов. С одной стороны: Емеля и друг (пусть и детства), и даже какой-то родственник (пусть и дальний), а с другой – ему, как враждебному алименту, позарез нужно пришить какую ни то статьюшку! Это и для карьеры хорошо-полезно, и для собственной безопасности: мол, никого! для дела революции не пожалею!
И принялся Захария «работать» с заарестованным бывшим друганом и почти что братом. Сначала потихоньку, почти вежливо, а потом, када понял, что Емеля помочь ему в евоной работе совсем не хочет, то и начал тада вполне себе стараться, с применением всех известных ему методов и способов классового убеждения!
Вот, знаете, када вам делают то, что научился делать сукин сын Захарка, нипочём вам не устоять! Сознаетесь и подпишетесь под любыми словами! Ну и Емеля был не дурак, это вовремя понял и всё подписал. Подписал и как у белых служил, и как в красных стрелял, и даже, что адмирал Колчак и Его превосходительство, генерал Деникин – его личные друзья! Мало того, он под конец даже сознался и в том, что на японцев работал, а после них и на Антанту тож… во как убедили его!
Ну и ясно, чем всё закончилось.
Не прошло и году с того эпизоду, как в руки Захарии попал ещё один «товарищ эсер с партийной кличкой «Камень». К тому времени большакам ужо поддержка ничья не была вовсе нужна – окрепли-забурели, сукины дети, всех своих врагов перебили-перестреляли! Прям – без счёту! И бывшего и последнего своего союзника – партию социалистов-революционэров, стало правильным у всех партийных товарищев, считать – врагами! Такой циркуляр прислал на места ЦК.
Вы хоть знаете, кто ентот ЦК был? Однако не знаете, так вот, это такое место, где скапливаются самые плавучие и непотопляемыя – это понятно?
Ну и тут ясно-понятно: сорняки выпалывают… знать, пришёл час Петра.
Вы конечно догадались, кто энтот «Камень». Пётр он и есть – камень.
Захар супротив Петра ничего личного не имел – это, конечно, так. Но он ить и не имел ничего против того, чтобы ещё пожить, да порадоваться жизни, Солнцу, женщинам и всяким другим приятным излишествам!
Поэтому он всё сделал быстро и аккуратно: пожалел Петра и застрелил его «при попытке к бегству»!
А зря! Такие поступки бывают беременны очень тяжкими плодами!
Прошли года, дети подросли, мужики поседели, а кто-то даже и посидел «от пяти до двадцати», но других-то, не таких везучих, и вовсе закопали и законопатили!! Да-а – всё меняется! Кроме человечьих привычек…
И тут было так-то: сынок Емели и Наили – Ной, так назвали его папка с мамкой, изловчился как-то, может, фамилию они сменили по характерной национальной догадливости мамки, а может и мамкина родова чем подмогла, но пристроился он неплохо. Ни за что не догадаетесь куда… в НКВД!
Странным он был, этот Ной. Молчаливый такой, без особых талантов и примет: ни весёлый и ни грустный, ни чёрный и не белый, так, серый какой-то. Всё, что требовалось, делал без ошибок, но и без рвения особого, мол, надо – сделаю! Картавил он точно так же, как мамка и дядька его, но даже и матери не был он открыт и ласков – что редко бывает в их семьях. Никто его не понимал, что это за фрукт, чего от него ждать? Никого он не звал в друзья, и ни к кому сам не навязывался. Можно сказать: плод своего времени и пространства.
Да-а, пространство…
Очень недружественное пространство сложилось-сформировалось в НКВД. Практицки ещё со времён ГПУ. А как ты хотел? Тута собралися люди привыкшие к крови, к подчинению и повелеванию, к простоте и обыденности убийства и полному как есть отсутствию наказания! И эти люди всю свою сознательную, если можно так про них сказать, жизнь, топтали и убивали других людей! Если и не вовсе безвинных, то и не настолько виноватых, чтоб их в землю ногами втаптывать. А оне – делали! Кто холодно и брезгливо, кто скрипя зубами (поначалу), а кто даже и с удовольствием, от коего они никада уже не смогли бы отказаться!
Заете на что похожа была та НКВД? На банку с ядовитыми пауками!
Стенки у той банки – крепкия: вход – рупь, обратно – шишь! Хто же их отель выпустит, он жа – носители информации, оне же разнесут тую инфо по всему подлунному миру! И как тада будет выглядеть народна власть?! Вот, то-то и оно!
А када стенки пространства крепкия, и со всех сторон ядовитые и шибко кусачия – что делать, а? А токо самому первому кусать, чтоб враг сразу вмер!
Вот и оне так-то тешились: кто кого!
А Захарий то к тому времени уже во-о какой пост занимал! И всеми-то приёмами он овладел, и воля плюс карахтер у его жалезныя были, одним словом: мастер высшего дана! Одного он не учёл и не допредвидел: месть – блюдо, подаваемое холодным. И тада оно – самое изысканное и прекрасное!
Вот и случилось так, что несколько разных голосов, по телефону, конечно, сообщили о предательстве товарища Захара, о его жадности и мздоимстве, и добавили:
- знаем, где тайник он держит в своём домохозяйстве, в коем ценности экспроприированные хранит. Да, и мечтает за границу выехать с ими!
А сказывал я вам ране или нет, что Наиля была подружкой жены Захара. И када того дома не бывало, наведывалась к им по бабским делам. Во-от, так то всё и повернулось: нашли сотоварищи Захара схрон, да и много чего в ём. Конечно и в кабинете евоном пару-тройку колечек обнаружили, про которые Захар плакал и клялся, что не видел их ране никада!
А какая мораль сей басни? – спросишь, может быть…
Так я отвечу:
- отвергая мораль, знай, что тебя съедят те, кто ближе всего к тебе!
И ещё:
- революцию задумывают идеалисты, делают романтики, а власть всегда достаётся негодяям!
Вот, примерно – так!