Гаврош

Смотришь на осень - тюрьма тюрьмой:
немеют слова, замерзают губы.

Раньше был шут, ловелас и мот. Теперь эта страстность идет на убыль.
Где только не был, куда ни шел - все принимало в свои объятья.
И было-то, в принципе, хорошо... так хорошо, что, пожалуй, хватит.
Они говорили "моя, моя", клялись чуть не жизнью, что я желанна.
Когда ты от жизни все время пьян, когда у тебя вместо сердца - лава,
какой тебе повод искать еще, чтоб сразу нырнуть, без раздумий, в омут?
И было их столько, что, знал бы черт, креститься бы начал. А я, ведомый,
дарил себя, лил себя, так плескал - чужим, не изученным, незнакомым -
что, честно, за это снимать бы скальп, в лесу оставлять, отнимая компас,
пороть бы ремнем, что не уберег себя для иного, родного взгляда.
У них это были - вранье и треп, а я к ним бежал за каким-то лядом...
 
Теперь вспоминаешь - смешно, смешно... Да если бы не было слишком грустно.

И осень - тюрьма за моим окном.
Тюрьма добровольная, чтоб мне пусто...
26.10.13