Ветеран

Он приходил вчера без просьбы и упрека,
Как будто по пути, дорогою в собес.
На тяжесть этих дней в нем не было намека.
Он не читал мораль и в критики не лез.

Не бил себя рукой по орденским колодкам.
Не клял ни жизнь, ни власть и жалоб не принес.
Мне показалось, будто он из добра был соткан.
А позже стало больно за всех нас до слез.

- Все хорошо у вас, все правильно в газете.
Будь другом, напиши, я сам уж не могу,
Чтоб вспомнили отцы, чтобы узнали дети,
Ведь скоро юбилей… про Курскую дугу.

- Не в том должна быть суть,
                Чтоб выставлять награды.
Народ давно свою историю забыл.
Про горе прошлых лет нам помнить все же надо,
Как помнить и о тех, кто с нами не дожил…

И, помолчав, шёл, как будто не был вовсе.
Лишь в памяти оставил тепло лучистых глаз.
Такие старики не ропщут и не просят.
Они уже давно за все простили  нас.

Они простили нам давно свои обиды,
И жалкие гроши, и ветхое жилье,
За то, что их дела становятся забыты,
За то, что рядом сплошь барыги и жулье.

За то, что мы кругом как будто озверели,
Пересчитали жизнь засаленным рублем,
Бессилие залив, от водки одурели
И, руки опустив, годами с горя пьем.

За то, что без войны страна лежит в руинах,
За то, что аферисты купили жизнь и власть,
За то, что движут нами лишь вымыслы и слухи,
За то, что нас сумели сломать т обокрасть.

Мы потеряли все без выстрела и боя.
И сами добровольно врагу отдались в плен.
И по большому счету, мы ничего не стоим.
Поднимемся не скоро с прогнувшихся колен.

Ушел, и стало горько за всех за нас до боли.
(Людей другой судьбы поймем ли, наконец?).
Он парой тихих фраз насыпал раны в соли.
А губы прошептали: «Я напишу, отец…».