Боязнь темноты

В передней до завтра гадали и прятали лица за лики святых.
Прокрался к застенному жителю сон, оголивший дворовую деву.
Последней, за место духов, подарили сегодня уродливый стих.
Её кавалер на работе, а кто-то другой прикасается слева.
Столетие тьмы я отметил скромнее: exist возведённый в абсурд.
На площадь ночную струящийся мрак мне в окно тишиной невозврата
Стучался. В честь праздника нам разрешили следить за движеньем фигур,
Но мы закрывали глаза, потому, что привыкли к тому, что так надо.
И утро опять не настало. И утро опять не достало до нас.
Истёртый до дыр силуэт свой я сбросил с кровати без лишнего слова.
Сосед, натравляя собак на себя самого за стеной орал: «фас!».
Я понял, что мы не успели, но мы не успели, всего-то лишь, снова.
И тщетно влача по квартире я тень свою верную вывел на свет:
За окнами тот же балет, только все мои па утопают во мраке.
А тень говорила мне: «бойся, ведь там, где есть мрак – там меня уже нет!»
Но в этой безлюдной изнанке, вне стен, в спящих скверах мне чудились знаки.

Дверь настежь. Последний пролёт. Оглушающий эхом шагов моих страх…
Молчание тысячи ртов, покидаемых мною, в такт бдению ночи.
Изнанка! Наружность! Искомое! Сердце колотится! Крик на устах
Повисший, срывается тут же, и тонет в одном обескровленном общем.
Я замер у дома знакомого все эти годы мне лишь изнутри:
Прогнившими стенами, снами соседскими, ходом часов равномерным.
В окне, в моём чёрном окне приоткрытом лишь свечка горит,
Лишь свечка горит, подавая сигналы: «Мы верим, вернёшься, мы верим…»
А рядом, у этой свечи, на полу моя тень напиваясь молчит.
Разлукой квартира наполнена, так же, как сердце моё пустотою.
С той разницей лишь, что моя пустота есть копьё, а разлука здесь – щит,
И я свою жертву на смертном одре, прежде чем искромсать, - успокою.
Но в комнате вдруг зазвонил телефон, как былого стянул раны жгут.
И телом всем дрожь прокатилась, и тело вдруг всё приоткрылось, чтоб голос,
Неважно какой и неважно зачем, но сказал, что меня ещё ждут -
Не это ли самое лучшее голоса в трубке звучащего соло?

Забег, расстояньем в «обратно», я ждущий звонка ровно всю свою жизнь,
Исполнил гораздо быстрее, чем рвался наружу мгновением раньше.
Я сбился с пути, в опрокинутой бездне звучала молитва. Аминь.
По мне тосковало не знамое ранее мною, но в будущем – наше.
Внутри. Тишина по вискам. Только в луже слёз тень ни мертва ни жива.
Молчит телефон, догорает свеча и предметы теряют границы.
Вдруг свет загорается сам по себе, и тепло, и долой паранджа
Распявшая женщину-тайну, и враз воскресившая женщину-птицу,
Парящее «всемство» которой в любой ипостаси бессменно гласит:
«Гляди, я парю в свете ламп! Я свободна! Все те, кто со мной – не в обиде!»
А я ожиданием чуда и верой в грядущее словно избит,
И словно пленящее «здесь» предо мной ожидание только лишь видит.

Я здесь. Я, пожалуй, останусь в плену. Да простит безмятежность меня!
И каждого нового утра манящая свежесть по мне не тоскует…
Ведь кто-то же ждёт! Чей-то голос оставшийся в трубке рукою маня,
Меня вспоминает, пусть даже не славя, а только в клубящейся суе.

Бояться – не грех. Я боялся, и все мы боялись, боимся и ждём.
Ведь жить ничего не прося, от заката до вдоха, нам попросту мало.
И двинувшись к зеркалу я возжелал посмотреть на того, кто пленён.
Но стал предо мной человек без лица, человек без конца и начала.