записки из палаты N4
на сером, дождями застиранном фоне,
как ветер у лип обрывает подолы,
и мчат друг за другом по кругу в погоне
листвы лоскуты – заскорузлы и ломки,
безумны в агонии странной и страшной,
в преддверии неотвратимой поземки,
в прощании с жизнью вольготной вчерашней ...
* * *
ты знаешь,
мой октябрь – дым и гарь –
кострище после лета, тяга к свету;
страницы осыпает календарь,
усердно приближая зиму – Лету,
уключины звенят – близки:
вот-вот
появится харонова "гондола",
ощерится Его щербатый рот
в предчувствии желанного обола ...
* * *
ольхи тихи, чернавки,
ни страха в них, ни зла –
секут дождя булавки
шершавые тела,
шагреневую кожу
давно не юных рук –
им все одно,
похоже ...
привычна тяжесть мук ...
* * *
бывает – проблеск солнца среди дня –
выхватываешь в сером охру с медью,
в боярышниках звонкая возня –
воробышки, ударенные плетью
луча, играют ловко в чехарду,
резвятся, словно не было печали ...
и льнут к ногам в заброшенном саду
линялые оранжевые шали ...
бывает ...
* * *
и-е-роглиф яблони, забор,
крашеный в зеленое когда-то,
ржаво-желтым выстеленный двор,
еле различимые заплаты
квелой засыпающей травы,
серый кот, ползущий к юркой птахе,
ели – поседевшие волхвы,
липа в прохудившейся рубахе,
луч последний – острая стрела,
желтый вяз, смарагдовая туя,
щедрость мимолетного тепла,
солнечное чувство поцелуя ...
* * *
дождь садик накрывает с головой,
играет опрокинутой листвой,
травой,
стучит по клавишам забора;
ни птицы, ни вчерашнего кота –
охотника,
ненастье – скукота,
час тягостных раздумий и кагора ...
* * *
воркуют голуби –
им ныне от щедрот
сухой рукой
плеснули желтого пшена,
и вот пернатый
бутетенится народ,
вскипает бело-
серо-сизая волна,
мелькают клювы,
лапки,
пестрые хвосты,
и дождь не в счет –
сегодня праздник живота!
благослови же, небо,
добрые персты,
пошли пшена
и впредь
на долгие года ...
* * *
наверное, дальше не будет тепла,
сбегает стремительно Осень-плутовка
в пределы иные;
по кромке стекла
ползет одинокая божья коровка,
напомнив о лете,
люпинах в саду,
о яблоке пахнущем счастьем,
любовью ...
я мысленно двигаюсь,
словно в бреду
надеясь на узкую божье-коровью
тропинку,
ведущую может туда,
куда не добраться декабрьской стуже ...
но только напрасны старанья, беда,
стеклянная тропка все уже и уже ....
* * *
окно открою:
воздуха глоток
прохладен, горьковат и странно вкусен ...
качается рябиновый листок
с набрякшей огрузневшей гроздью бусин,
вдали скрипит вороний резкий "крак",
шуршит дождя стеклярусная крошка;
спокойно так,
но вдруг чудак-сквозняк
захлопывает каверзно окошко
* * *
"сорока-ворона кашу варила,
кашу варила, деток кормила"
сорока в березовой кроне легка –
присела – устала от долгих затей,
притихла, не смотрит на мир свысока,
о чем же взгрустнулось, задумчивой ей?
о детях недавно покинувших дом,
в котором варганила каши она,
кормила мальцов за дубовым столом,
растила не зная покоя и сна,
учила полетам над старой сосной,
фамильным трещеткам, крутому пике,
юнцы разлетелись, осталось одной
ждать зиму, томясь в материнской тоске ...
* * *
черт знаешь что надумаешь порой,
когда ногой у самого Покрова,
а в грудь вползает вязкий и сырой
рябинный дух,
и яро и багрово
стучит в висках октябрьский набат –
о чем-то прошлом тяжкая тревога,
когда зовет в безвестный дольний сад,
змеясь листвой осыпанной, дорога ...
Свидетельство о публикации №113102405731