Новелла. Немота

               
               

           Господин Эрне, Первый Министр королевского двора, отменил все приёмы.
           В кабинете обычный полумрак. Свет солнца едва проникает сквозь плотные портьеры. Живым в огромной комнате кажется только камин. В нём деловито потрескивают сухие поленья, время от времени беспорядочно выстреливая пучки карминовых искр.
           Больше ни звука, ни движения. Кажется, что Первый Министр задремал в своём большом кресле. Но глаза его открыты, и в них отражаются замысловатые движения яркого пламени.
            Проходит немало минут. Дрова в камине почти сгорели, оставив после себя груду пышущих жаром углей.
             Господин Эрне встал с кресла и медленно подошёл к одному из окон. Отодвинув тяжёлую малиновую штору, долго смотрел на улицу. На стенах дворца чуть колыхались поникшие траурные флаги.
             Единственный человек, которому господин Эрне считал достойным служить, единственный, в разговоре с которым не скучал его ум, не страдало чувство собственного достоинства и не возникало чувство презрения, покинул этот мир.
             Умер король.
             Третью неделю висят траурные полотнища...
              Вдруг лицо Первого Министра, давно превратившееся в закаменелую маску презрительного высокомерия,  оживилось.
- Да –да…- тихо, почти шёпотом, произнёс он. – Я был абсолютно прав, когда приказал повесить этого неугомонного Сантоса. Я вынес правильный приговор.
                Господин Эрне замолчал, глубоко вздохнул и опять шёпотом, едва внятно, самому себе:
- Да – да… несомненно: Сантос опасен даже мёртвый. Мне не следовало говорить с ним перед казнью. Я приказал убить философа, запретил упоминать его имя, и его забыли. Я считал, что уничтожил врага. Но сам я до сих пор, всю жизнь, спорю с ним.
                Господин Эрне замолчал.
                За окном пробежал ветерок, взволновав траурные флаги.
                Беззвучно открылась и закрылась входная дверь. Первый Министр обернулся на звук еле слышимых шагов: это придворный истопник пришёл подкормить охапкой дров огонь в камине. Только он один, кроме покойного короля, пользовался привилегией заходить в этот кабинет в любое время. Таким исключительным правом много лет назад наделил его сам господин Эрне, любивший, чтобы зимой в камине всегда жил огонь. Поленья быстро сгорали, истопник часто заходил в кабинет. Входил неслышно, неслышно уходил, не отвлекая хозяина кабинета ни от мыслей, ни от дел.
                Министр не знал, как зовут истопника: к чему тени имя? Но его расторопность и умение оставаться незаметным нравились господину Эрне.
Сегодня, впервые за несколько десятков лет, проведённых в этом кабинете, министр обратил на вошедшего внимание: отвернулся от окна и спросил:
- Как тебя зовут?
                Ничтожный раб, привыкший жить незаметным, безмолвным, как стены,  потолок, мебель, замер. По телу его пробежали волны страха и застыли на лице гримасой ужаса.
- Как тебя зовут? – повторил Первый Министр.
                Вопрос был несложным, и в голосе господина звучала не угроза, а, скорее, усталость, но глаза истопника сделались круглыми от ужаса.
- Ты слышал, о чём я спросил?
                Истопник быстро закивал головой: он слышал.
                Господин Эрне прекрасно понимал причину испуга. Он знал: во всём  королевстве не было человека, который не трепетал бы при одном упоминании о нём, Первом Министре.
               - Так назови своё имя, раб!
               В голосе господина зазвучало нетерпение.
               Истопник что – то замычал, замахал руками, пытаясь объясниться жестами. Потом, широко раскрыв рот, ткнут в него пальцем: во рту беспомощно шевелился обрубок языка.
- Ах, да...- усмехнулся господин Эрне. Он уже забыл, какой ценой много лет назад заплатил истопник за свою привилегию.
               Усмешка вышла неловкой: это он, Эрне, начиная карьеру Первого Министра, приказал отрезать истопнику язык.
- Убирайся!
              Несчастный бесшумно исчез.
              Господин Эрне дёрнул шнур колокольчика. Из – за двери мгновенно возник огромного роста лакей.
 - Карета готова?
              Лакей ответил утвердительным кивком. Впрочем, Первый Министр и без того знал, что его экипаж всегда в порядке. Иначе не могло и быть.
- Я… никуда не еду сегодня.
              Лакей вышел озадаченным: его господин никогда ничего не отменял и не переносил. Он вообще не знал колебаний и сомнений.
               Остаток дня министр провёл в своём кабинете. В одиночестве, отослав лакея, поужинал. Не позвал слугу в свои покои, чтобы тот помог переодеться к ночи. Это было очень странно. Но никто не решался судачить об этом.
               По причине траура спать при дворе ложились рано: увеселений не было.
               Утром, на рассвете, стража обнаружила под каменной дворцовой стеной бездыханное тело Первого Министра. Следов насилия на нём не было. В третьем этаже зияло раскрытое окно, и утренний ветерок чуть заигрывал с тяжёлой малиновой портьерой.
               Днём около обильно усыпанного цветами гроба с телом господина Эрне перешёптывались придворные с видом невыносимой скорби  и глубочайшего почтения:
– Он не смог пережить смерть своего короля…
-Он был самым преданным из нас…
- Увы! Не все обладают подобным мужеством…
             У придворных были языки, и они могли говорить.
             А немой истопник по – прежнему продолжал подбрасывать дрова в камин.