Шут

Игорь Мерлинов

«Шут»

Миниатюра. Трагедия в трёх частях.

Действующие лица:

Иоганн  – странствующий торговец
Рогир – постоялец
Уэйн – дезертир
Дафна – гулящая
Руфина – хозяйка постоялого двора


Сказал безумец в сердце своем: "нет Бога". (Псалтирь. Псалом 52:2)


Часть первая. Постоялый двор.


Руфина:

Гляди ж, какой-то прыткий простолюдин
Пылит по большаку, не висельник ли это,
Или скитающийся жулик и притворщик?

Рогир:

Ан-нет, то младший брат с протянутой рукою
Хромает к нам на постный наш ночлег.

Руфина:

Скорее, это шустрый коробейник,
Не то, что прежние, не босоног,
Поди, его ещё никто сегодня не ограбил.

Рогир:

Что ж, это поправимо. С виду – францисканец,
Сбежал с соседего монастыря, зараза,
Под мышку тапочки - бывал таков.

Руфина:

Подсказывает сердце, от истины
Мы оба далеки. Не многое он нажил.
Мошна на поясе всё больше для отвода.
Гремят в ней только медяки.

Рогир:

И ложка длинная, чтобы в котёл общинный
За кашей лезть издалека.

Иоганн:

Вот постоялый двор на крае грязного канала.
Так далеко от городской заставы
Его теперешние нравы упекли.
За пестротою окон
Видны мне нищета и голоданье Лента.
И колпицы поблекшей шея на флажке
Младенцев убиенных, выкидышей возвещает
На ужас аистов соседних деревень.
Какая пустота! Но скорбная харчевня
Влечёт меня, – скорей, скорей!

Руфина:

Я вижу, ищешь ты ночлега, пристанища,
Ещё быть может, что-нибудь такое,
Так загляни, торговец, заходи.

Рогир:

Давайте поприветствуем мы живодёра!
А иначе, на что ему далась кошачья шкура?
Ума не приложу, разве что в варварском снадобье
Или другой затее колдовства.

Иоганн:

Не ты ли тот безмозглый ротозей,
Который целый день с шестом возился,
Воображая, что тот шест – копьё,
А ротозей, на самом деле, благородный рыцарь;
Однако, на исходе дня, в грязи повывалявшись,
Водрузил горщок отхожий на ратушь,
То бишь на крышу этого святого заведенья?
Да, кстати, не твои ли это подштаники
Свисают из окна, как белый флаг в постели пораженья?
Но, нет, конечно же, постой,
Горшок на крыше – только наученье нам, невеждам,
Хранит от хворей сладострастья!

Рогир:

Да ты, я вижу – шут! Попредержи язык, не то
Я быстро донесу куда тебе вовек не будет мило...

Иоганн:

Я – шут, а ты – негласный соглядатай.
Мои заплатаны штаны, но я – не виноватый.
За плату тащишь ты на светский суд,
Меня же – любят, на тебя - все ссут.

Руфина:

Куда идешь ты? Нет, не то спросить хотела,
За любопытство многое отдам.

Иоганн:

Из милой Гауды в портовый Роттердам.

Руфина:

Так ты из Гауды? Ты в Гауде родился?
И как же, Рогир, зовётся этот франт?

Иоганн:

Иоганн. Быть может, в Гауде сгодился,
Быть может, мне по нраву весь Брабант.
Быть может, Новый Свет и дальше,
Туда, где головы сложили, за Левант,
К звезде, что увидали маги, -
Всё это разве мне, шуту и бедолаге?

Рогир:

Ты явно встал не с той ноги, и язвы
Так и сочатся с левой, что однако
Не помешает кляньчить и дурачиться с колен.

Иоганн:

Я хоть и язвенник, вы же с перепоя,
Готовились не знаю я к чему.
Хозяйка, у тебя сидит слепая канарейка,
Чирикает мезмозгло на плече.

Руфина (шёпотом):

Рогир, постерегись, похоже, малый наш того...

Рогир (шёпотом):

Руфина, мой тебе совет, лишь малый этот
Приляжет и задремлет, ты кинжал его сними,
Да и припрячь, пока он горло не порезал
Его воздушным канарейкам.

Рогир:

Могу спросить тебя, отчаянный мужик ты, Иоша,
По что оставил ты надёжность стен Гауды?

Иоганн:

Тебе бы всех и вся упечь в застенок,
Но кто сказал тебе, что был когда-то
И я средь этих стен? Тебе удобнее шпионить
На рыночных и лобных площадях.
Ты думаешь, что всё моё вместилось
В корзину связанную эту, что тащу
Уже не малое, как двадцать с лишним лет,
Всё после вычета годов младенчества,
Молитвы, войны, скамьи, семьи и пьянства?
Но ты, мой меркантильный Рогир,
С собой ничто не унесёшь,
Ни части из моей наполненной корзины,
Ни части из того, что ввергло меня в путь.


Рогир:

Так что же ты так долго носишь за плечами,
И что такого ценного в твоей потасканной корзине?

Рогир (шёпотом):

Не выменять ли мне чего
У этого бесстрашного, пустого идиота?

Руфина:

Иошенька, тебе нагреть воды?

Иоганн:

Добавь настой известных хризантем.
Меня чудовища и блохи покусали!


Часть вторая. Страсти.

Руфина:

Не хочешь ли отпить из кубка моего,
Мой эль хоть бледный, я же - горяча,
Налью тебе с любой сторонки,
Тройного, одного, двойного,
Не хуже, чем в монастырях.
За три гроша со мною ты сможешь отдохнуть.

Иоганн:

Проваливай, старуха, у тебя лягушки
Торчат и квакают из голубого рта,
И головастики свисают из под юбок.

Уэйн:

Приветствую тебя, бродяга!
Не отдолжишь ли ты мне тридцать три дуката,
Вдвойне тебе я отплачу всё к Троице Святой.
Я – Уэйн, и канцлеру Бретани я родственником,
Что ли, прихожусь. Мне срочно надо на дорогу,
Я по военному заказу тороплюсь.

Иоганн:

Конечно, шарлатан, тебе я всё отдам,
И даже не попрошу вернуть во славу
Подаяний, сорока великих дней
И благочестия. Да кстати, не сыграть ли нам
В напёрсточки? Я их всегда ношу в корзине.

Уэйн:

Извини. Давай-ка лучше в шахматишки
Мы переборемся. В Венеции партейку
Состроил я. И думаю, тебе поставлю шах и мат.

Иоганн:

Я с фокусниками не сажусь. Тем более,
Ты мне напоминаешь дезертира.

Уэйн:

Не подымить ли нам, ведь скоро – праздник?

Иоганн:

А, эта сладкая кастильская зараза...

Уэйн:

Или вот эту, что от турок успел в Венеции я перенять.
Или молиться предпочтёшь, и по какому же обряду?

Иоганн:

Неутомимый мой, бесцеремонный дезертир,
В тебе живёт деревня, мною правит мир.
Обоим нам – табак.
Ни ты, ни я – не виноват.
Религия, как и всё прочее– лишь опиат.

Рогир, Руфина и Уэйн (одновременно):

Рогир:

Хороший человек!
Откуда взялся этот недорезанный скиталец?
Кому нужна его юродивая заумь?

Руфина:

Заговорю с тобой на разных языках,
Позволь же мне тебя утешить!

Уэйн:

Давай во что-нибудь сыграем,
Пока ты в ящик, братец, не сыграл.

Иоганн:

Какая троица собралась,
Злодей, лахудра и могил грабитель.

Рогир:

Оставим недомолвки эти, в них проку никакого нет.
Позволь, тебе я представляю Дафну. Дафна, выходи!
Дед по отцу, идальго безпартошный, родил его от дочери касика.
А тот в порту заделал девочку от Муромати косоглазой.
Такая не разлей вода, то бишь рисовая,
И с ней смешались пенки.

Иоганн:

Какая кожа, как любимый сыр,
Глаза, как митилида.
Надеюсь, устрица свежа.

(Иоганн и Дафна скрываются за ширмой... На рассвете):

Дафна:

Я так люблю твоё литое тело,
Всё - волосы, лицо, всё словно сливки.

Иоганн:

Тебе и невдомёк, шалава,
Как пусто всё внутри,
Как селезёнка сердце подпирает,
Как печень делится с желудком.
Мы - словно чучела, которым
В солому можно что угодно вставить.

Дафна:

Ах, Иошенька, ребёночка мне приживи,
Он будет на тебя похожий,
И, как и ты, он будет по-брабантски бормотать,
И странствовать за выгодой и смыслом.

Иоганн:

Да от твоей любви устал ворочать челюстями,
Болит тут, за ухом, и мой брабантский онемел!
Как я б хотел, чтоб был язык мой богаче
И красноречивей. Представь, что мой пострел
Растёт скупым доминиканцем, и, как и все цепные псы,
В Европе будет онемечен,
А в поколениях разбавлен будет кровью
Всех кондотьеров и дворовых курв.
Так стоит ли за эту ложь цепляться?

Дафна:

Побойся слов своих, ведь не тебе решать.

Иоганн:

Я видел сон, так разболелась голова,
От холода и гари всё замёрзло.
Жужжит, как улей, голова,
И как сова, всё ухает да ухает округе.

Дафна:

О чём же сон? Рассказывай, рассказывай, торговец,
Пока же буду я тебя французским утешать...

Иоганн:

Мне видилась тюрьма. Руфина – в тёмной яме,
За прутьями, в какой-то тесноте.
Её Уэйн и Рогир навещают. Уэйн – на костыле,
С одной ногой, потерянной в несчастьи,
Когда она застряла в колесе телеги.
Что я говорю? Да, Рогир, сумасшедший,
Без носа, с язвами в разбитой голове,
Его фалангами за культю обнимает...

Дафна:

Есть что-то про меня?!

Иоганн:

Нет, ничего. Как странно, ничего совсем.

Дафна:

Ну, ничегошеньки совсем-м-м...

Иоганн:

О, да! И обо мне, ни слова обо мне!

(Утро. Дафна выходит из-за ширмы).

Рогир:

Дафна, с тебя по правилам отходит половина,
Мне положи-ка на ладонь
Серебряные два гроша.

Часть третья. Игра.

(На дворе)

Уэйн:

Какой бесславный серый день!
Я чувствую себя свиньёй.
Вы все - мои тупые поросята.
От глупости вы захирели
И, тощие, столпились у лотка.
Пока же, меня гончая хранит.
Я ключ с ошейника с похлёбкой проглотила.
Вам шеи ей не перегрызть.
Она так бряцает шипами!
Ату его! Ату всю шантропу и шушваль!

Иоганн:

За что же ты меня? Не знаешь, что творишь.
Или весь ты до цепов и рогатин сократился,
Так что и в небе видится тебе дробящий моргенштерн?

Уэйн:

Ты что разтявкался? Гони её отсюда,
На что тебе сливовая шилела?

Иоганн:

Это мой терновый посох, чтобы таких как ты увещевать
И гавкающим псам внушать и страх и уваженье.

Уэйн:

Проткни ей глаз своим сапожным шилом!

Иоганн:

Не будет это лишь другое зло,
К которому она меня толкает?
Так и срывается, гляди ж...

(Собака кусает Иоганна за правую ногу. Убегает с тапком в зубах).

Уэйн:

Ха-ха, теперь ты словно вдовушка маррана,
Я видывал таких без башмака!

Иоганн:

Ты и взапрямь свинья.

Уэйн:

А ты – беглец отсюда в никуда,
Ведь ты бежишь от собственного «я».
Постой, я будто ошибаюсь, всё наоборот,
Бежишь из ничего куда-то,
Ведь ты – ничтожество! Таких на пику брал,
До неудачи в Аньяделло.

Иоганн:

Не цель важна мне – но дорога,
Не кем мне быть – каким казаться мне самому себе,
И как прожить остаток дней.

Уэйн:

Кончай грузить, я с поля сохранил
Одну красивую колоду.
Давай сыграем в восемьсот
И я тебе составлю пару
Против Руфины с Рогиром.
Гляди, промотанное отыграешь,
Возьмёшь с собою оленины.
Мы Рогира разуем только так!

(За столом Уэйн, Рогир, Иоганн и Руфина)

Уэйн:

Я раздаю. Руфина, ноготком сними.

Уэйн:

Троим по пять, начнём раздачу, Рогир.
Мне на сторону вот эти две. Итак, на разницу в очках,
Поставим по грошу, один ко ста, и тот на пару.

Рогир:

Я заявляю три вальта – двенадцать

Иоганн:

Я – ничего, но я – не из везучих.

Руфина:

Три якоря! Меня бросает в жар!

Уэйн:

Луна и мир, повременим...и ангел!
Иоганн, мой друг, я выпью за тебя!

Иоганн:

Вот думаю я, Уэйн, ты – мастерский картёжник,
А в прошлом – вёрткий кондотьер.
Но, что если теперь всё повернуть обратно,
Вернуть тебе доспехи и копьё,
Так выйдет из тебя богатый полководец?

Рогир:

Дороги нет назад. Мой ход.

Иоганн:

Вот, скажем, Рогир, мы колоду поменяем,
Сыграем в Провансальское таро.
Как будешь с новым разбираться?

Уэйн:

На то ему и опыт. Раз в играх карточных
Однажды преуспел, любое новшество
Покажется не трудным.

Иоганн:

Представь себе язычников из дальних мест,
Их игр не ведаем, не знаем правил,
Но знаем, что и те наверняка
Проигрывают всё, что только могут.

Руфина:

И говорят, друг друга могут проиграть.

Иоганн:

К другому я клоню, хозяйка.
Вот ангел, скажем, козырной,
Он на трубе дудит в колоде.
И ангелы на небесах, наверное,
Проводят время за чем-либо неведомым
И нам непознаваемым, наверно, никогда.
Так, как же тут поможет в картах опыт?
Не знаем мы, если они играю вовсе.
Ведь это то же, что просить у умных пчёл,
Что в голове моей создали улей,
Решать, когда сыграть бегато,
Или считать в сей партии очки.

Рогир:

Вот ты – дурак, а не такой дурной на самом деле.

Уэйн:

Дурак он дураком, и только бьёт в свой барабан.

Иоганн:

Я вышесказанное выдал с подготовкой,
Так что меня вам в Глупости не упрекнуть.
Но что меня в вас больше удивляет,
Друг друга задушить готовы,
Когда из двух горшков стремитесь выбрать самый полный,
Вам не придёт на ум, что то, что ищете
Находится в другом углу,
Но этот угол вам, не то что бы неведом,
Скорее, вы не знаете о существовании
Того угла нисколько, - ничего.

Рогир:

Я на триденствии припомню Иеремию,
В конце всех странствий к богу возвращусь.

Руфина:

Это ты то? Ума не приложу, вот рассмешил, придурок!

Иоганн:

Ты ничего не понял, Рогир, - ни-че-го...
Тебя и самого-то нет, ты – словно старая колода
Без карт от двоек до пятёрок, ты – игра
До восьмисот с Руфиной ли на пару,
Ты весь ведь только состоишь
Из козырей и прочей мелочёвки,
Из мира, ангелов, луны, ходов и всяких математик.

Рогир:

Убей, я только не пойму, ты кто – дурак, иеретик, фанатик?

Иоганн:

Я – нуль, я – глупый шут, я – ничего.
Я – пустоты блуждающий торговец.

Рогир:

Хочу спросить тебя, торговец,
Ради чего стараешься? Какую блажь
Высматриваешь в небе? Какого журавля,
Когда в руке твоей синица? Очнись, урод,
Пока ещё одни цветочки, пока кинжалом
От жалости ты ножку не отрезал
Свинье, не приведи ещё ты братцу Уэйну!

Иоганн:

Какая карта выпадает мне, она со мною
И остаётся. Матто. Меня – нет.
Послужай же, Уэйн, возьми сегодня Дафну,
И породнимся мы, такие вот цветы,
Такие, Дель Розарио, цветы.

Рогир:

Пойду во двор я отолью....

Руфина:

Как сыро за окном. К нам приближается несчастье!

(Иоганн покидает постоялый двор)

Иоганн:

Мне кажется, словно покинул Ахен.
Теперь – вне городских ворот.
О, ненавистное ярмо! Несчастное животное,
Вот кровь сочится с волоска. Не брежу ль я?
Какая серая безвыходная клетка,
Как тщетно лапками хвататься за дощечки
И уповать. Мои скупые дни
Теперь ведут меня вдоль пропасти к обрыву,
Где можно голову сложить.
Прощай, Розарио!

(Иоганн оборачивается в сторону постоялого двора)

Иоганн:

Как всё же странно, Иоши нет,
Но это прежнее видение, за что?
Весь мир, как зеркало. И лишь погаснет свет,
Исчезнет в нём самое отраженье
Того, что не было и нет...

(Иоганн покидает сцену)

Иоганн (из-за сцены):
 
Insipiens, insipiens!...


Полнолуние. 22 июля – 19 октября 2013 г.