***

... Мне семнадцать, я как стрела, я целую девочек в губы,
и хотелось бы ласки, но эти девочки грубы,
они курят пачками, знают толк в дорогих сигарах,
и давно как дома во всех окрестных пивбарах.

Восемнадцать. Я как дура попалась в сети
не мужчины даже - человека с душою Йети*,
говорила мама: "Не верь ты в его седины".
Я не слушала. Я ведь думала мы едины.

Мне девятнадцать. И, Боже мой, дура-дурой,
но кажусь себе утонченной такой натурой,
идеальной женщиной, законченной увертюрой:
культ Цветаевой, сигареты, non-stop амуры.

Двадцать. Я взрослею и ставлю пробы,
примеряю жизнь, как будто новую обувь:
вид неплох, да и скроена вроде ладно.
Нужно брать, а то старая-то изрядно
пообтреплась.

Мне двадцать два. Ты Дублин, я Амстердам.
Я тебя вспоминаю отрывками телеграмм,
я тебя сохраняю стихами, зажав в горсти.
Только ты не грусти. Никогда обо мне не грусти.

Мне почти двадцать три. Я навечно - обручена,
пригвождена, окольцована, мечена, - давно жена,
но в сердце жив еще мой личный маленький ад:
я всегда тебе рада, а ты никогда не рад.

Мне двадцать семь. Тебя уже год как нет.
Ты нес себя миру, как иные несут свет.
Жизнь как женщина: одним она дарит праздник, другим покой.
Свою женщину ты не вынес, ушел от нее к другой...

-----
А. посвящается.