Секретарь обкома. Зарисовка с натуры

Он шёл навстречу мне – солидный господин,
И тёмные очки блестели позолотой,
И на лице лежала тень заботы
Из очень давних жизненных глубин.

В той стороне, что горестно сладка,
Был он когда-то секретарь обкома,
Плывут ко мне два пальца невесомо,
Но неподвижна  дряблая рука.

- А, стихотворец! – губы разлепив,
Слова он цедит мелкою подачкой. –
Пришлось мне прочитать твой бред собачий,
Твоей души безрадостный мотив.

- И что?
Он долго смотрит сквозь меня,
В глазах потухших нет ни грамма мысли,
Лишь брови долгой тяжестью нависли,
Печать забытой важности храня.

- А то, - жуёт он тихие слова,-
Что ты остался вечным сумасбродом,
Бездельником из той людской породы,
Которая не знает божества.

Всё критикуешь, всё тебе не так,
Враньём сплетаешь мерзостные были.
Но согласись, что мы неплохо жили
В стране, где нынче только боль и мрак.

Я промолчу.
К чему ненужный спор,
Еврейских бед безрадостная повесть?
Когда-то в Минске был убит Михоэлс,
И отзвук зла витает до сих пор.

Поэтов дорогие голоса
Топтали сапогами на Лубянке,
Вновь Перец Маркиш стонет спозаранку,
Вновь Лев Квитко собрался в небеса.

Я не могу забыть об этом зле,
О бешенстве огня в тумане мглистом.
Как трудно оправдаться коммунистам
За то, что сотворили на земле!

Но он спокоен, он себя несёт
По праздничной стране в раскатах грома,
Извечно гордый секретарь обкома,
Забывший обречённый свой народ.

Он получает денежную дань
За то, что был евреем от рожденья,
Но жизнь его – на грани мерзкой тени,
И сам он неугаданная дрянь.

По памяти скользит былая ложь,
Когда он, толерантен к  горькой воле,
Совсем не замечал еврейской боли,
Но был в хозяйский дом, как бобик, вхож.
                Рафаэль-Мендель
                17 октября 2013 г.