заметки по национальному вопросу

По сути, выборы мэра Москвы продолжаются и не скоро окончатся: теперь Собянин сражается с Навальным внутри каждого из нас.

Казалось, чья-то победа близка, но тут как выскочил Магомед Толбоев! И тоже внутри каждого.

И вот читая блоги в дни столкновений на национальной почве, понимаешь: у каждого человека есть национальность. Каждого штормит.

Некоторые пытаются не иметь её или скрывают или не определились из-за смешанного брака родителей. Если сам человек не осознаёт, то со стороны видно: этот русский интернационалист, а вон тот не русский интернационалист.

Есть ещё образчик в национальном вопросе - гей, оборотень или перевёртыш.

Но если пощупать, можно отскоблить и такого: русский он перевёртыш или не русский.

Ещё момент: нельзя отмолчаться, если ты блоггер. Когда штормит на национальной почве, а блоггер молчит, сразу ясно русский он молчун или не русский.

Вот я и решил написать - всё равно же заметно, что я еврей. Заметно?

Правда, когда русские бьют кавказцев, евреи считаются как русские.

Может быть поэтому, а может быть потому, что живу на Донбассе, где нет коренного народа, кроме каменных половецких баб, я спокойно отношусь к национальному вопросу.

А может быть причина в другом. Я дрался один на один с представителями многих народов Кавказа и всегда побеждал: нокаутом или по очкам. В крайнем случае, совершал удачный побег.
 
Ещё мне повезло в школе с учителями истории. Их у меня было трое.

Учителей – не историй.

Честно говоря, я так любил историю, что мне было всё равно, кто учитель. Но я имел счастье задать один и тот же вопрос троим учителям и получить три разных ответа.

Я горжусь ими, этими тремя коммунистами эпохи позднего СССР, тремя педагогами, научившими меня, что у страны с таким великим прошлым может быть только прекрасное будущее. А настоящее не в счёт. Я до сих пор в это верю.

Первый, Хаймович, сын подпольного местного раввина после падения знамени коммунизма десять лет торговал колониальным товаром на местном базаре. Не сдался, не прогнулся перед Западом и гордо уехал в Германию на ПМЖ.

Второй, Шнейдерман, стал директором интерната. Подворовывает трубы, шифер, уголь. Выжил, не сдался, не дрогнул.

Этим двоим не стоит удивляться – у нас в городе не ругались на идише только приезжие из сёл и выходцы с Кавказа.

Третий, мой любимый неженатый Полищук. Когда ЦК предал рядовых коммунистов и сдал страну, Полищук тяжело запил. Пил несколько лет, продал из дому всё, но не сдался, не дрогнул. Когда улеглось, вышел из запоя, женился, уверовал в Господа. Сейчас посещает храм, обрабатывает землю и уверенно смотрит в глаза вечности.

Но был ещё один. Пенсионер. Старик. Он умирал от рака, а я не понимал этого, и ходил к нему за книгами Жюля Верна.
 
От него я узнал, что первый погром в Киеве был в 9-м веке, а такая старая болезнь быстро не проходит и, что разгневанный народ всегда громит лавочки инородцев, и на Кремль из-за этого ходит редко.

Теперь, глядя на мир я думаю, почему национальность и половая принадлежность заметней всего у простаков? Не умеют скрывать?