Царь зверей

Детство


Мы народились в сумрачной норе
В начале нескончаемого лета.
Два брата, не привыкшие к жаре
И мошкаре и солнечному свету.

И воздух тёплый, липкий и густой,
Густой как молоко любимой мамы,
С рассветом устремлялся на постой
В жилище наше, дерзкий и упрямый.

Саванна – интригующий шаман –
Распространяет запахи и звуки.
И ночью уходила наша мать, –
Охота – неизбежная разлука.

И, возвратясь, взволнованно дыша,
Обнюхивала каждый кустик рядом.
А вдруг посмела чья-нибудь душа
Приблизиться к её любимым чадам?

И подрастая в родственной возне,
Мы тявкали и к месту и ни к месту.
Рычала беспрестанно мать во сне
И в час урочный – повела к семейству.

Мой брат струхнул, а я был очень рад.
И до сих пор припоминаю чётко:
С какой любовью повстречал нас прайд,
Отец-вожак и, особливо, тётки.

До осени в семейной тесноте,
В тени деревьев разводили сплетни
Мамаши-львицы, отдыхал отец,
И временами досаждали слепни.


Ученье


Звериная наука такова:
Охотники себя покроют славой.
Обязан ты врага атаковать
И уходить от боя, если слабый.

Добыча не заглядывает в пасть.
Добыча боязлива, быстронога.
И чтобы льву без пищи не пропасть,
Порой приходится побегать много.

Ох, мама, мама! Не могу забыть;
Твоим внучатам расскажу однажды,
Как волновалась и просила быть
Поосторожней, утоляя жажду.

«Запомните, мои котята: львы –
Цари зверей. И мокнуть не пристало
Царям зверей. Промокнет кто, увы,
Тот непременно сходит с пьедестала!»

Всего-то? И смешнее нет беды!
Но почему с опаской подходила
И воду нюхала, как будто бы следы
На ней застыли. Чьи же? Крокодила?

Да, эти твари любят мослаки.
И соглашусь, ты волноваться вправе.
Они в воде укрыться мастаки
И – жертву подстеречь на переправе.

Но с юности моя стихия – бой.
И мне воображенье бередила
Мечта: вот, я приду на водопой
И походя прикончу крокодила.


Свобода


Изгнания пошёл второй сезон.
Мы поумнели после всех историй
И ясно представляли: не резон
Соваться вглубь отцовских территорий.

И он, конечно, кровная родня,
И мы найдём себе другое место.
И больше не хотелось бы ронять
Его авторитет перед семейством.

Мы, у желаний чувственных в плену,
Принюхивались к тёткам, это правда.
И, надавав могучих оплеух,
Отец взбешённый выгнал нас из прайда.

Спасай, Саванна, молодые дни,
Беспечную, неопытную юность!
Вначале было страшно, – мы одни.
Но одарила вскоре милостью нас

И приютила, заменила мать.
И дорастила и довоспитала.
И научила страху не имать,
Поила, согревала и питала...

Залазили вздремнуть на древо мы.
Романтика! Намаялись – уснули.
Гонять гиен – для разогрева мышц,
А вечером – закусывать косулей.

Заматерели, гривой обросли,
И не давали никому прохода.
И по весне, в очередной разлив
Реки, собрались духом для похода.

Слезами умывался горизонт,
Истаевал от нашего напора.
Со скимнами тягаться не резон, –
Друг другу мы поддержка и опора.

Но дальше солнца зверю не уйти,
Законы у природы неизменны.
И на одолеваемом пути
Двух братьев ожидали перемены...

Заметив львиц, мы притаились с ним.
О сладостная дрожь в уставших лапах!
Нас привлекли дрожание ресниц,
Мурлыканье и, особливо, запах!

И мы, едва собою овладев,
Решили: не расстанемся с подарком!
Брат вразумляет непокорных дев,
А я вступаю в схватку с патриархом.

И этот лев нисколько не родня.
И не страшат возможные увечья, –
Мы одолели буйвола на днях
И в наших силах я вполне уверен.

И снова бой. Я так его лупил
И рвал когтями, что исход был ясен!
И старый лев покорно отступил
И поспешил убраться восвояси.

И честь мою пыталась очернить
Беззубая старуха-львица, лжица:
Мол, не смогу молодку подчинить.
Но я сильнее и – она ложится.


Саванна


Саванна – наш странноприимный дом.
Вот, антилопа с шумом проскакала.
Здесь куропатки глупенькой гнездо
И логово трусливого шакала.

И – буйволов стада. И вопиют
И рыскают глумливые гиены.
Здесь каждый обретает свой приют.
Здесь братец мой, невинно убиенный...

И помню, как спросить меня хотят
Его глаза: не заживёт ли рана?
Он на охоту не сводил котят,
И рано нас покинул. Слишком рано!..

Случается, придёт двуногий зверь.
И с ним придёт бессмысленное горе
И череда бессмысленных потерь.
Мы свидимся, я сердцем чую, вскоре!

Несётся, неуклюжая слегка,
Грохочет боевая колесница.
Он поражает нас издалека,
У незнакомца меткая десница.

Пусть говорят, он приручил огонь.
И начихать на домыслы и слухи!
И что без шерсти он и что – нагой;
И ведает секрет смертельной мухи.

Ещё никто от смерти не ушёл.
Двуногому суровая наука:
Клянусь, я разлучу его с душой!
Охота – неизбежная разлука.


Охота


Блестит луна, пятниста и светла.
Держу удар, не опускаю выю!
Гиппопотама с ходу оседлав,
Я мозг спинной ещё живому выел.

Кровь жертвы ароматна, солона!
Зимой и летом, в засуху и ливни,
Голодным я бросаюсь на слона,
Не убоявшись смертоносных бивней.

И если рыкну, растворится мгла,
Со шкур животных отлетают мошки.
На дерева взбираются стремглав
Гепарды, тигры и другие кошки.

Рычит желудок, мой утробный зверь.
И судорога тренирует брюхо.
И слышит звуки отдалённых сфер
Моё наичутливейшее ухо.

Вечерний воздух травами протух.
И втягиваю в ноздри осторожно
Дурманящий, бодрящий плотский дух,
Покоящийся на пыли дорожной.

Здесь буйволы прошли на водопой,
Здесь — ласками любовными делились;
И нежились на солнце всей гурьбой,
А рядом буйволица отелилась.

И львицы понимают что к чему.
Отступит вмиг голодная икота.
Я глухо прорычу в ночную тьму:
Вставайте, начинается охота!

И матери уходят от котят.
И крадучись (ни шороха, ни звука)
Ступают и вернуться к ним хотят...
Охота – неизбежная разлука.

И стая разойдётся в полукруг;
Быка наметят, отогнав от стада.
Догонят, остановят и на круп
Запрыгнут. Так работает засада!

И мой черёд. И я уже готов
Клыки вонзить в жиреющую выю
И позвонки сломать. И у скотов
Я мозг спинной люблю горячим выесть.


Противостояние с гиенами


За что я ненавижу этих псов?
За то, что мать мою назвали сукой,
Вытягивая морды из кустов,
Посмев произнести четыре звука.

Один на десять выйду я всегда.
Один на двадцать? Принимаю вызов!
У каждой псины голова седа
И светится рубцами наша виза.

И чтоб не пачкать острые клыки,
Я плоть паршивых тварей рву когтями
И втаптываю в землю языки,
Прикапывая битыми костями.

И мне не важно: сука ли, кобель?
И только их детёнышей оставлю.
Пусть подрастут, покинув колыбель,
И пусть продолжит вековую травлю

Преемник мой, заматеревший лев,
Потомок мой. «Детёнышей не трону!»
Он прорычит, в сраженьи преуспев
И сам однажды передаст корону...


Свидание с человеком


Саванна научила долго ждать.
Сезон дождей, удушливое лето.
Вода повсюду – и ни сесть ни встать.
Повсюду солнце – и земля нагрета

И воздух и опять – ни сесть ни встать.
И вырыть бы спасительную нору!
И где они укромные места,
Где можно переждать лихую пору?

И можно бесконечно наблюдать,
Как своего ребёнка кормит львица.
Хочу в утробу! Я хочу туда,
Где с матерью своею можно слиться...

Но что за туша мечется в кустах?
И посмотрев внимательно и строго,
Я различил запечатлённый страх
В глазах полуживого носорога.

И от врага он бегать не привык
И особливо ненавидит кошек.
В пылу сраженья я оставил клык
В его неимоверно толстой коже.

Но бедолага потерял кураж
И потерял себя. Какая мука!
Не прожужжала, просвистела аж
И впилась в носорога злая муха.

Но я остановлю нежданный мор.
Подруги, отпускаю вас, идите!
Двуногий – долгожданный кровник мой,
А носорога без меня съедите...


Бой


В кустарнике скрывается мой враг.
Я слышу сердца стук и запах пота.
Мне стоит рыкнуть, опростает всяк
Кишечник свой. Идёт моя охота.

Пред боем я Саванну оглашу
Властительным, громоподобным рыком.
И участь я двуногого решу.
Двуногий вторит мне истошным криком.

Движения проворны и легки.
И, задышав уверенно и глухо,
Перед прыжком я показал клыки,
И в рот мне залетела эта муха...

Лишь помню вспышку яркого огня.
А перед тем заметил я невольно,
Что с ужасом смотрели сквозь меня
Его глаза. Мне нестерпимо больно...

Я слышал хруст раздробленных костей,
Двуногий распластался подо мною.
Саванна не приветствует гостей.
Пришёл в Саванну, приготовься к бою.

И вражья кровь горька и солона,
Жестокого противника не стало.
Я рассчитался с кровником сполна,
Лев отомщён, лев сходит с пьедестала.


Смерть


И знаю, что влечёт меня к реке.
И как двуногий, приручивший волка,
Я смерть свою веду на поводке,
От этой суки никакого толка!

И каждый раз, придя на водопой,
От жажды мести и от просто жажды
Томясь, переносил последний бой.
Ведь, в эту реку не заходят дважды.

По водной глади движутся глаза.
Израненного льва узрел вражина.
И попадались в пасть ему коза
И антилопа и другая живность.

А я не дам собой попировать!
Но ты бы, мама, рисковать не стала.
И, как всегда, окажешься права:
Идущий в воду, сходит с пьедестала.

Пусть раны кровоточат и горят,
И в львиной крови искупались слепни.
Но в трусости меня не укорят,
И аллигатор навсегда ослепнет.

Да будет так! И каждому своя
Добыча... А закат какой красивый!
Прощай, Саванна! Процветай! А я
Свершил свой суд, земную справедливость.

Взирая на опасность свысока,
Вдохнув густой и терпкий воздух,
Последний раз сощурившись в закат
И фыркнув, в мутную шагнул я воду...