Сплетём Единый Солнечный Покров в Год 2014

3
Стоя на крылечке одинокого бревенчатого домика, я изо всех сил колотил в дверь - никто не отзывался. Внезапно за моей спиной раздался голос:
- Не стучите - дома никого нет. Я обернулся - передо мною стоял седенький старичок и пытливо меня рассматривал. По-видимому, за стуком я не заметил, как открылась калитка и он вошел.
- Не вы ли будете хозяин этого дома?
- Вроде я.
- Вам писал ваш сын Анатолий, что к вам приедет его Друг и отдохнет у
вас пару дней? Так вот, я - этот друг.
- Писать-то писал, да толку мало.
- Как - мало? Разве вы не сможете меня приютить?
- Да Господь с вами! Живите у меня сколько угодно, а от письма-то толку мало: потерял очки - так и лежит нераспечатанное. Милости просим - заходите! - он толкнул дверь: оказалось, она и не была заперта.
Я шагнул вслед за ним в сени, затем в низенькую комнату, в которой приятно пахло какими-то травами. Старик показал на нарядно застеленную кровать с целой горой подушек:
- На ней будете спать.
- Только вот беда с едою, - продолжал он. - Старуха давно померла ¬один живу. Все больше молоком питаюсь, козу держу. Али будете в колхозную столовую ходить? Далековато.
- Ничего, дедушка. У меня с собой консервы, кофе. Как вас по имени-отчеству величать?
Так началось продолжение сказки, начавшееся зимою в маленьком уральском городке, где в мои руки попала волшебная флейта. Домик старика был как раз то, что надо. Он стоял на горке, в отшибе от деревни, в очень живописной местности. Был конец июня. Кругом раскинулись холмы, перелески, овраги, а далеко на западе среди волнующихся нив возвышалась гора с заросшей лесом вершиной. Еще зимой, когда я испытал гнетущую тоску от приближения хаотических сил тьмы, во мне созрело решение сыграть из оставшихся листков одну-единственную мелодию - ту, с очаровательной детской головкой и с крылышками Купидона. Сердце мне подсказывало: что опасаться тут нечего: это могли быть только эльфы - очаровательные маленькие существа, которых Конан Дойлю, создателю образа Шерлока Холмса, удалось заснять на фотопластинку. И я сознавал, что нелепо было бы пытаться их вызвать в городе под гул проходящих под окном автобусов, в квартире с телевизором и радиоприемником. Кроме того, я занимал всего лишь одну комнату в коммунальной квартире, и моя соседка, разведенная с последним мужем, - "перекисная блондинка" - страдала чрезмерным любопытством: уж она бы непременно подсмотрела в замочную скважину и, не знаю, что бы выкинула, увидев у меня эльфов, если бы им пришла в голову шальная мысль туда заявиться...
- Дивья гора, - пояснил мне старичок, видя, что взоры мои приковались к далекой вершине. - Приезжие все снимают ее. Вы тоже снимать будете?
- Не обязательно. А почему ее Дивьей зовут?
- Да Див там раньше каменный, пузатый стоял, пока архангелы в музей не увезли.
Старичок явно путал археологов с архангелами. Я не стал поправлять, а пытался выпытать у него, нет ли какой-либо легенды, связанной с Дивом. Но тут старичок вдруг заговорил с другого голоса:
- Раньше глупостей народ много говорил про то место. Видели там бесов скачущих. Необразованность одна! Бесов попы выдумали.
Старичок почему-то насупился и стал угрюмым. Я мысленно поблагодарил его за полезную информацию, одновременно мне стало жаль его: он был дважды ограблен. Первый раз его, как и весь его народ, ограбила Церковь, когда, многие века тому назад пришедши из Византии в его лесные селения, зачислила в черти всех русалок, полевиков, кикимор, леших и домовых, с которыми так уютно с незапамятных времен уживались его предки. Второй раз - когда ему внушили, что человек - единственное
разумное существо во всем мире.
Дивья гора - каким ароматом сказки повеяло от этого названия. Ясно, что лучшего места, чтобы вызвать эльфов, мне не найти. Завтра же с утра иду туда!
4
На другое утро, расспросив у старичка, какой дорогою лучше добраться до Дивьей горы, я рано вышел из дома. Радость солнечного утра залила меня, как только я переступил порог. На все лады голосили птички. Полны сверкающих капель были травы по обочинам колеи.
Вспомнив свое босоногое детство на хуторе и то наслаждение, с каким я тогда бродил по утренней росе, снял было ботинки, но, пройдя всего десятокдругой шагов, чуть ли не со стоном снова их надел: каждый камешек причинял боль... Э-э, я не тот, что был в детстве. Физически, конечно... Но так же, как в детстве, жаждал мира, скрытого за очевидностью. Из-под серого валуна на мшистую полянку должны были вылезать похожие на смешных длиннобородых старичков гномы. На залитой полуденным солнцем лесной прогалине, заросшей иван-чаем, шиповником и малинником, в облаке порхающих мотыльков должны были кружиться нежно-игривые маленькие эльфы - те самые, которых удалось заснять Конан Дойлю... А сегодня я шел, имея при себе волшебный ключ, навстречу увлекательнейшему эксперименту. О, до чего ты хороша, жизнь! Я ускорил шаги.
Гора была уже совсем близко - я свернул с проселка на межу и средь тихо покачивающихся колосьев брел к ее подножию. Межа круто загнулась кверху и затем оборвалась. Начался довольно крутой подъем с кое-где выпирающими из земли крупными камнями. Редкий, почти весь из могучих елей и сосен лес, как зубчатой короной, увенчал вершину. И как только я шагнул под его сень, налетел легкий ветерок, качнулись слегка вершины, и шорох, - как бы тихим шепотом сказанное "при-ш-шел", -пронесся по всему лесу.
Мне стало необычайно хорошо на душе. Мое детство протекло под сенью леса, который почти вплотную примыкал к дому. У меня были любимые деревья, под которыми я любил сидеть и мечтать. Иногда я разговаривал с ними и пытался понять, что шептали и рассказывали они в ветреные дни, когда вершины их качаются - ходуном ходят, а внизу - уютная тишь.
Отыскав солнечную полянку на самой вершине, где сизые дали проглядывали через редкие стволы, я уселся на одном из крупных валунов, меж которых чернела яма. Нетрудно было догадаться, что тут, видимо, раньше и стоял каменный Див, пока его не подкопали и не увезли археологи.
Сизо-голубое сверкание далей пронизывало меня томительно сладким зовом. Один за другим вставали дымкой окутанные холмы - чем дальше, тем - голубей и щемяще зовущие. Желтыми лентами вились по ним дороги, обрывались и точно повисали в воздухе. Какая это была прекрасная земля!
Рука сама потянулась к рюкзаку и вытащила флейту. Сейчас, как мифический бог Пан, игравший на свирели наядам, я буду играть эфирным существам сокровенной природы...
Вот нотный листок, на нем шаловливый Купидон с крылышками. Полились первые звуки. Я сыграл всю мелодию, краем ока наблюдая по сторонам ¬вдруг покажутся эльфы, но никого не было.
Откуда-то донесся нежный аромат: к запаху солнцем нагретой хвои присоединился аромат жасмина, которого тут не было.
Я сыграл второй, третий раз - аромат жасмина резко усилился, и вдруг у
самого уха услышал еле уловимый шепот:
- Я здесь. Перестань играть.
Я оглянулся - никого не было. - "Может, почудилось?", - подумал я и снова, было, поднес флейту к губам, как услышал гневный шепот:
- Не играй. Я здесь. Мне больно!
Я снова оглянулся - и, по-прежнему, ни души. И снова зашептал голос так близко, что, казалось, кто-то говорит у самого уха:
- Говори скорее, что тебе нужно. Зачем ты меня звал?
- Я хочу тебя видеть. Кто ты? - сами по себе вырвались у меня слова.
В этот миг на коричневой коре старой сосны шагах в трех от меня вспыхнуло золотистое пятно. Казалось, солнечные лучи плавятся в нем, образуя быстрорастущий золотистый ком; он весь кипел, темнел и, точно от взрыва, внезапно принял человеческую форму - предо мной стояла девушка с черной, как вороново крыло, копной волос на голове, с гневными глазами и лицом, искаженным болью. Поднятые смуглые, отливающие червонным золотом руки говорили о том, что они только что зажимали уши.
- Я Дулма. Разве старый колдун не передал тебе моего имени вместе с флейтой?
Тут только я заметил, что она дивно прекрасна и... совершенно нагая. Но я был так поражен ее появлением, что последнее обстоятельство меня совсем не удивило.
- Никакого колдуна не знаю, а флейту я купил на базаре.
Она опустила руки. Страдальческие черты лица разгладились, и я мог поклясться, что она смотрит на мое лицо с таким же любопытством, как я на ее.
- Но кто ты? Я хочу сказать... лесной дух? - пробормотал я смущенно и замолк.
- Так ты не знал, кого зовешь? Да, я лесной дух. Вы зовете нас русалками, феями - у нас сотни имен... И нет народа, который бы нас не знал. Что нужно тебе от меня?
- Да... что нужно мне от тебя? - точно эхо я повторил ее слова, зачарованно глядя в ее широко раскрытые глаза, где все еще сверкал остаток гнева. Воистину я не знал, что мне от нее нужно - я никогда об этом не думал, и появление ее было таким ошеломляющим. Но потом меня словно озарило, и, бурно, страстно, путаясь и запинаясь, у меня стали вырываться слова:
- От тебя мне ничего не нужно! Мне нужна только ты сама! И ты стоишь здесь передо мной вся трепетная, живая и так чудесно хороша!.. С раннего детства, впервые услышав мамины сказки, я искал тебя в лесу, в поле, у речки. Случалось заблудиться в лесу, и я звал тебя мысленно, надеялся, что ты явишься, возьмешь меня за руку и выведешь на дорогу. Но ты все не шла, и я, одинокий, плакал в лесу. Но верил, что ты есть. Но потом меня окружили высокомерные сухие люди и скрипучими голосами назвали мои мечты бреднями и уверяли, что кроме людей никаких других разумных существ на земле нет. И тогда мне опять хотелось плакать от чувства одиночества. Но теперь все хорошо - ты передо мной! Ты так дивно прекрасна - ты еще лучше, чем была в моих мечтах! - я замолк, будучи не в силах оторвать от нее восхищенных глаз.
Новое чувство отразилось на ее лице - это была гордость...

Владислав Стадольник   27.01.2014 06:33   •   Заявить о нарушении